Фортуна Флетчера (ЛП). Страница 27
Вскоре после ухода Мейсона к нашему кубрику с важным видом подошел его дружок Баркер, ухмыляясь так, что молоко бы скисло на расстоянии мили. Он и Сэмми назначили время моей встречи с Мейсоном. Местом, как обычно, был бак, где всегда происходили все драки между членами команды, как можно дальше от глаз офицеров. Это устраивало и офицеров, и матросов, поскольку первые могли делать вид, что не знают о происходящем, а вторые — спокойно наслаждаться зрелищем. И если это покажется странным современному вкусу, я бы отметил, что в моей юности любой джентльмен считал своим правом обменяться выстрелами из пистолетов с любым другим джентльменом, который его оскорбил. Так что, оставляя команде право улаживать свои разногласия, офицеры лишь оказывали нам ту же любезность.
В оставшееся время я могу лишь сказать, что был рад, что флот держал меня слишком занятым для серьезных переживаний и отправлял в гамак слишком усталым, чтобы делать что-то, кроме как спать. Тем не менее, я надеялся, что случится что-нибудь невозможное, и мне не придется встречаться с Мейсоном… пожалуйста, Боже, пусть это будет завтра, и все закончится… пожалуйста, пусть это будет три недели назад… или за минуту до того, как я толкнул Баркера, чтобы я мог позволить ему забрать этот чертов котелок… Но это не помогло, и роковой момент настал, когда я шел на бак со своими товарищами, а Сэмми вливал мне в уши слова о том, как держать кулаки, и как наносить удар, и еще дюжину вещей, на которые я не обращал внимания. Меня тошнило, и внутри было пусто. Сердце мое скакало, как лошадь, а колени дрожали.
Большая часть команды собралась там, а боцман Шоу и сержант морской пехоты Арнольд следили за порядком. Ставки на корабле были бешеными, и эти двое поставили на разные стороны. Сержант поставил свои деньги на Мейсона, а боцман — на меня. По правде говоря, это мероприятие было таким же официальным, как и любая другая деятельность на борту. Все знали, что происходит, и офицеры делали свои ставки, как и все остальные.
Я увидел Мейсона в окружении его дружков, уже раздетого до пояса. Его коричневое лицо и руки странно контрастировали с белым телом, но он был сплошь из твердых мышц и выглядел ужасающе. Он пританцовывал на носках, как боксеры, нанося удары в воздух и вертя головой.
— Флетчер! — сказал он, увидев меня. — А ну, подходи, сынок!
И его дружки рассмеялись и зааплодировали. Особенно Баркер. Затем Сэмми уже стаскивал с меня куртку и рубашку и что-то бормотал. Я видел его лицо, встревоженное и серьезное, пытающееся дать совет, но ничего из этого не проникало сквозь охвативший меня страх, и вскоре боцман уже подводил меня и Мейсона к «черте», начерченной мелом на палубе. Бой закончится, когда один из бойцов не сможет встать и подойти к черте. Других правил не было.
— Начинайте! — сказал боцман и отошел в сторону.
Море лиц окружало нас. Люди были со всех сторон и на такелаже, нетерпеливые и глазеющие с восторгом. Собачьи бои и тому подобное — это весело, но нет ничего более приятного человеческому духу, чем наблюдать, как двое мужчин разбивают друг другу лица в лепешку, когда нет предела разрешенному ущербу, и когда ни один из них — не ты сам. Я встал, как велел Сэмми, и поднял кулаки, но чувствовал себя как смерть в холодное понедельничное утро.
Мейсон подскочил и нанес удар правым кулаком. Я инстинктивно поймал его на левую руку. Он ухмыльнулся и сделал то же самое снова. Я поймал и этот. В конце концов, это было не так уж и плохо. Возможно, я был лучше, чем боялся. Затем он сделал это в третий раз, и я двинулся, чтобы перехватить удар, как он и рассчитывал… ВЖИХ-БАХ! И что-то с тошнотворной силой приземлилось мне на нос. Я даже не видел удара.
Хлынула кровь, и палуба закружилась. Мейсон смеялся, и его дружки смеялись над простой, дурацкой уловкой, на которую он меня поймал, и он снова пошел в атаку. Он нанес серию ударов, чтобы отвлечь мое внимание, затем пнул в колено так, что вся нога онемела от боли, проскользнул под мою защиту, чтобы схватить меня за талию, и бросил через бедро на спину. Когда я с трудом поднялся, он сильно ударил меня в почки, и боль от этого удара снова свалила меня. Затем он отскочил, чтобы дать мне подняться, и повел меня, неуклюжего, за собой, как загарпуненного кита, чтобы устроить для компании показательное выступление своего мастерства. Удар! Удар! Удар! По моему раненому носу, расслабленно, легко и без усилий. Каждый удар был мукой, но месяцы в море сделали меня крепким, и прошло немало времени, прежде чем я снова упал. Вернее, на этот раз мне показалось, что это я стою на месте, а палуба с грохотом поднимается мне навстречу. Я думал, что это конец, но на меня вылили ведро холодной морской воды, и мои товарищи подняли меня, задыхающегося и отфыркивающегося, на ноги. Шок прояснил мою голову, и я увидел, что Сэмми Боун хлопает меня по лицу, чтобы привести в чувство. Он был в ярости, и я понял, что он на меня кричит.
— Ты даже не попытался ударить этого ублюдка! Кто ты вообще такой? Что ты за человек? Опусти голову и иди на него! Посмотри, какой ты здоровый, чертяка! И если ты не будешь драться, то можешь не возвращаться в наш кубрик, потому что ты нам не нужен! — Он дал мне пощечину, от которой у меня зазвенело в ушах. — Ты меня слышишь? — крикнул он и впился мне в глаза. Я кивнул. — Тогда иди и ударь его! — крикнул Сэмми. — УДАРЬ ЕГО!
Он толкнул меня вперед, и там стоял Мейсон, улыбаясь и горя желанием продолжить. Христос, как же я ненавидел этого человека! Он победил меня честно и справедливо. Но этого было недостаточно; он хотел большего, он хотел причинить настоящую боль. И вот он стоял, наслаждаясь удовольствием от этого, мерзавец. Проблема была в том, что, несмотря на мою огромную силу, я его боялся. И разве он этого не знал! Я не бил его, потому что надеялся, что он оставит меня в покое, если я его не разозлю. Но он не собирался оставлять меня в покое. Я это видел. Так что же мне было делать? Это был еще один поворотный момент в моей жизни, такой же важный, как тот момент на носу «Булфрога». Ужас опасно близок к ярости, и я с одинаковой легкостью мог оказаться по любую сторону этой черты.
Но я вспомнил слова Сэмми, и они пробудили во мне то, о чем я и не подозревал. Страх исчез, и на смену ему пришла безумная ярость. Я ринулся на Мейсона, дико размахивая кулаками. Он был чертовски хорошим боксером и пару раз крепко мне врезал. Но я был в ярости берсерка, и меня было не остановить, и он ощутил на себе всю тяжесть моих шестнадцати стоунов. Грубой силой я проломил его защиту и как следует всадил ему под ребра.
Удар отдался по всей руке, а из него, словно из мехов, вышибло дух. Ноги его подкосились, он пошатнулся, задыхаясь, с полузакрытыми глазами. Он не соображал, какой сегодня день, и был совершенно открыт для удара. И тут же я со всей мочи врезал ему правым кулаком прямо в переносицу. Хрясь! Звук был такой, будто ядро угодило в корову. Он рухнул, и его голова с таким стуком ударилась о палубу, что капитан, должно быть, услышал это в своей каюте.
Триумф и восторг! Боцман Шоу щелкнул пальцами перед носом у сержанта Арнольда, матросы взревели, а все усилия дружков Мейсона не смогли привести его в чувство. Сэмми потом говорил, что единственное, что омрачало этот чудесный миг, — это страх, что я, возможно, и впрямь убил ублюдка.
Потом меня с триумфом водили по всему кораблю, огромные суммы переходили из рук в руки, а мои товарищи по артели (поставившие на меня свой грог) собрали столько выпивки, что в ней можно было бы утопить весь фрегат.
Мейсон довольно скоро оправился и с тех пор ненавидел меня как чуму. Он не забыл и не простил, и ни в коем случае не собирался оставлять меня в покое. Но теперь он знал, что в кулачном бою у него появился хозяин, и больше не лез на рожон. Время от времени я видел, как он со своими дружками сверлит меня взглядом и что-то бормочет, словно выжидая удобного случая. Но дальше этого дело не шло, и я его больше не боялся, ибо этот бой изменил меня. Он изменил весь мой взгляд на мир. Я всегда чувствовал свое превосходство над другими благодаря уму. Но теперь я обрел и физическую уверенность, если вы понимаете, о чем я. И что еще важнее, этот бой принес мне первое повышение.