Только вперед! (СИ). Страница 23

Но никакого желания брать себя в руки, концентрироваться, начинать отчаянно думать, как себя вести, не было. Я смотрел на Юлю и не видел в ней не то что врага, но даже человека, которому мне пришлось бы что-либо доказывать. Если я и ошибаюсь, и жена приехала капризничать, ссориться, то все равно не собираюсь напрягаться. Ну отправлю, как говориться, «в зад», да и дело с концом. «Зад», «конец»…

Нет! Все же не скандалить прибыла Юля. Стесняется, устремила свой взор в землю, стояла и мяла дорожное платье, как та девочка-первоклассница, которая волнуется, рассказывая стишок. И это было так мило… А еще и так завлекательно.

Вот тут нужно быть сдержаннее. Накинусь же вот прямо тут. Как же мой организм критично активно реагирует на Юлю. Еще утром не думал, что это возможно.

— Я рад, что вы, Юлиана, приехали. Нам есть о чём с вами поговорить. Выражаю надежду, что мы меньше будем ссориться в этот раз, — сказал я.

А хотелось подскочить к Юльке, схватить её, закружить, а потом целовать, целовать. И вот так вот сразу увезти на свою огромную кровать, которая была удобная для сна, но явно не хватало соседки под боком.

— Я не намерена, сударь, заводить с вами излишние ссоры. Не для того я здесь. И не потому преодолела столь нелегкий вояж, — так же, как и я секунду назад, явно сдерживаясь, говорила Юлиана.

Вот как так получается, что умом я-то всё понимаю. Мы оба, скорее всего, ощущаем одну и ту же неловкость, так как расставались явно не друзьями и не преданными любовниками. Но вот что мешает быть искренне? Почему люди чаще всего играют в эти игры недосказанности?

Сейчас бы взять да признаться друг другу. По крайней мере в том, что мы оба не против встречи и рады увидеться. Так нет же! Постоянное ожидание, страх, что твои эмоции не поддержат, что ты скажешь зазря слово «люблю». Уверен, что этот страх немало судеб покалечил.

Вот сейчас мы рискуем после такой внешне холодной встречи дойти до момента, когда и ссориться начнём. Ну а если я всё это понимаю? Так, может, стоит пересилить эмоции молодого организма остатками мудрости столетнего мужика? Или, напротив, поддаться организму, и «сделать по тише» разум?

Резко, решительно я подошёл к Юле. Не обращая внимания на её, с одной стороны, испуганный взгляд, с другой — наполненный надеждой, жадно впился губами в чуть приоткрытый ротик моей супруги.

Секунда, другая. Молния по голове меня не шандарахнула, ладонь жены мою щёку на прочность не проверила. А через секунд пять руки Юлианы взвились на моей шее. Но не для того, чтобы придушить: она обняла меня и стала жарко откликаться на поцелуй. Настолько жарко, что пришло время и мне слегка смутиться. Это было неловко, не умело, но с желанием и страстью.

Наверняка подобные сцены невозможно было бы себе представить в Петербурге под взорами чужих глаз. Но сейчас вся наша дворня смотрит на господ, и даже не знаю, что думают. А нам все равно. Пусть думают, что их барин с барыней — эталон семейных отношений.

Может, та девица с выдающимися молочными железами сейчас молчит, думает, что барыня не чета ей — такой пышной и мягкой. Или управляющий уже в своей голове меняет планы на сегодняшний день, полагая, что и сегодня я вряд ли поеду осматривать поместье. А вон тот мужик, который вывел двух лошадей на прогулку, быстрее закончит со своими обязанностями, и побежит к жене, да заделает для меня еще одного крепостного.

А между тем мои руки рвутся получить свободу от разума. Уже приходится концентрироваться, чтобы не начать задирать платье жены.

Насилу, борясь с собственными желаниями, я отлепился от сладких губ Юлианы. Такого поцелуя у нас с ней не было, не думал, что когда-нибудь могут быть. То, что было интимного между мной и Юлей, кроме того, чтобы назвать это «детовоспроизводственный процесс», не получалось.

И то, что не вышло зачать ребёнка, лишний раз доказывает, что Господь даёт дитя тогда, когда оба будущих родителя этого желают. Пусть в один момент, пусть не осознают этого, и даже впоследствии будут не рады беременности. Ну это потом. А в момент близости можно даже не подозревать, что именно к этому и лежит твоя душа. Ну и не только душа.

Юлиана стояла, покрасневшая, стыдилась, будто мы только что совершили страшнейший грех. Я же самодовольно улыбался. Приятно ощущать, что ты не принуждаешь к близости женщину, которую хочешь, что ты лишь подталкиваешь её признаться в своих желаниях.

— Пойдём? — сказал я, протягивая руку Юлиане.

— Я очень виновата перед тобой, — дрожащими губами, чуть ли не плача, сказала Юля.

— Ты изменила мне? — спросил я, невольно поддавшись назад.

— Нет, нет! — поспешила заверить меня жена в своей честности.

— Тогда иное — после. Пошли. Я соскучился, — решительно сказал я.

Не дожидаясь, когда молодая женщина вложит свою ладошку в мою лапищу, сам взял её за руку и направился в дом. Сперва медленно, желая понять, по собственной ли воле сейчас идёт Юля, или же я вновь её принуждаю. Но она покорно семенила следом.

Уже скоро мы поднялись в мою… Надеюсь, что в нашу спальню. Юлиана уже не смотрела в пол, молчала, разглядывала меня.

— Что? Нынче могу быть приписан к отряду уродцев при государыне? — спросил я, проводя по шраму на левой щеке рукой.

Юля молчала, не сводила свой взгляд с моего уродства. А шрам сейчас действительно выглядел очень нелицеприятно. Вокруг была краснота, щека припухшая. Особого дискомфорта мне это не доставляло, если только не считать того, что шрам сильно чесался. Но вид, скорее всего, у меня был не самый товарный.

Пауза затягивалась. Невольно я даже одёрнул руку Юлианы.

— Н-н-нет, нет! — сказала жена и стала в отрицании махать руками. — Ты не стал уродцем. Я молчала, потому как переживала, что ты мог погибнуть, что так близко летели от тебя пули. Нет, не я буду той, которая скажет о твоём уродстве. По мне, так и вовсе… сие знак мужества и доблести.

— А твой русский язык стал намного лучше, — сказал я, начиная любоваться своей женой.

Медленно, стараясь смотреть в глаза молодой женщине, я стал расстёгивать пуговицы, завязки, которые были на дорожном платье жены. Даже не представляю, как она в таком плотном одеянии выдерживала установившуюся в последнее время жару.

— Где нужно помыться? — наверняка прекрасно понимая, к чему всё идёт, даже с некоторым испугом сообщила мне Юля.

— А потом вместе и помоемся, — сказал я, не намереваясь откладывать то, что должно случиться, ещё хоть на какое время.

Прошло ещё с полминуты. Я уже было дело чуть не запутался в её одеждах. А потом Юля, будто бы откинув все свои страхи, разрушая преграды, стала наполняться страстью. Она раздевала себя, помогала раздеться мне. Мы касались друг друга уже не украдкой, а смело, решительно.

А потом — словно небытие. Поток страсти накрыл нас с головой, и никто уже не сдерживался. В стремлении доставить удовольствие друг другу мы вели себя сумбурно. Короткие поцелуи сыпались обоюдно на наши тела. Они были короткими: желание расцеловать всё тело, коснуться везде, было столь острым, что от наших копошений уже скоро и одеяло, и простыня слетели с кровати.

Наверняка слуги сейчас собрались под открытыми окнами нашего дома. Слушают, фантазируют. Еще не хватает криков с советами.

Теперь девицы будут желать себе такого же мужа, чтобы так же сладострастно с ним заниматься любовью. В крестьянских семьях с этим намного прагматичнее и свободнее. Там жена погибшего сына отходит к главе семьи, со всеми обстоятельствами.

Сколько времени прошло — не знаю и знать не желаю. Когда с женщиной поистине хорошо, никакую статистику не ведёшь, а просто любишь. Люблю ли я свою жену? А чёрт его знает! Наверное, стоит меньше задавать себе такие вопросы, чтобы оставалось больше времени на эмоции и чувства.

И когда кто-нибудь из мудрецов наконец придёт к пониманию, что есть такое любовь, дадут четкое понятие, откроют не только какие-то там феромоны, которые выделяются человеческим телом, но и раскроют алгоритмы души человеческой и сердца. Вот тогда я и буду говорить: люблю — не люблю.