Только вперед! (СИ). Страница 18
— То, что нынче проговорим, знать не должен пока никто! Али тот будет знать, кому я поведаю сие, но не вы, — императрица говорила слова, которые должны звучать строго, но она будто бы просила об услуге, а не повелевала.
Анна Леопольдовна напряглась, понимая, что то, что сейчас она услышит, — дело государственной важности. Но будущую мать будущего наследника Российского престола именно в этот момент абсолютно не волновали дела державные.
Её больше волновало, чтобы дежурный медикус окно не закрывал, когда Анна Леопольдовна изволит днём спать. Ну и чтобы ужин был обильный, а не такой, что есть в полночь захочется.
— Читай, Андрей Иванович. Знаешь же, при племяннице своей говорю тебе… — Анна Иоанновна посмотрела на Остермана и вовсе умоляющими глазами. — Уповаю на тебя, как и больше пяти лет назад. Тогда ты мне поддержкой стал. Будет впредь и мне и племяннице моей.
Андрей Иванович Остерман кивнул головой.
— Не извольте сомневаться, ваше императорское величество!
Конечно же, он пообещает поддерживать любое решение государыни. И, дескать, да, не забыл он, как посылал своих людей в Курляндию, как вёл тайные переговоры с Анной Иоанновной, как обыгрывал Тайный совет в сложнейшей интриге. Наверное, в самой яркой своей интриге. Хотя… Ранее была другая интрига, с Петром Вторым.
Вот только Андрей Иванович Остерман не был уверен, что та девушка, пусть молодая и уже даже беременная женщина, справится с бременем быть матерью наследника престола. Но, пока жива нынешняя императрица, он будет верен всем её решениям. Пока…
Повинуясь знаку государыни, Остерман стал читать извлечённую из-под камзола бумагу:
— Божией волей мы, самодержица Всероссийская, повелеваем…
Если о мнимых болезнях императрицы, выдуманных, знал весь Петербург и даже большая часть страны, то о недомогании императрицы этой ночью только избранные. Вернее, лишь один избранный, если не считать медикусов, — Андрей Иванович Остерман.
Государыня не хотела, чтобы в таком виде её лицезрел герцог Бирон. Уж больно этот вид был нелицеприятным. Ночью, когда герцог отправился спать к своей жене, у государыни пошли камни. Да, она хотела звать фаворита, но…
Это было так больно, а еще и грязно, что императрица решила, что вот-вот преставится. И тогда она послала к Остерману, благодаря которому, по сути, и зашла на престол с полными правами самодержицы. Перед страхом смерти Анна Иоанновна решила прежде всего выполнить долг государственный.
Впрочем, этот долг вплотную связан и с любовным. Бирона нужно было пристраивать таким образом, чтобы он и после смерти государыни на плаху не взошел. И в завещании об этом было подробно изложено.
— Будь кто родится: девка али муж, царствовать оному повелеваю. А при нём наставником быть герцогу Курляндскому Эрнсту Иоганну Бирону. Оный может… — продолжал зачитывать волю государыни министр.
Вскоре Остерман закончил читать. Сделал вид, что является предметом мебели.
— Уразумела ли ты, племянница, что сим посланием сказать я желала? — спросила Императрица у Анны Леопольдовны.
Наполнившись важностью момента, племянница смогла лишь кивнуть в сторону своей тётки. Беременная молодая женщина хотела сейчас, чтобы ее не беспокоили. Так что и не прониклась моментом, что жизнь ее решается в этом документе.
— Нынче вопрошаю к тебе, Аннушка, — мягким, наполненным любви тоном говорила государыня. — Кто еще станет рядом с тобой и защитит волю мою? Рядом с Катькой был Меньшиков. Рядом со мной… Вон, Андрей Иванович. А с тобой?
У Анны Иоанновны даже не возникло мысли, что её племянница будет каким-то образом противиться решению своей тётушки. И государыня предполагала, какое имя должно прозвучать для роли охранителя. Нет, не порядка. За этим, императрица была уверена, уследит Бирон. А вот кто охранит саму Анну Леопольдовну?
— Я не знаю, тётушка, — растерянно сказала Аннушка.
— Я вызвала с войны Александра Норова. Как и говорила, готова дать ему в командование усиленный полк. Хочу, чтобы он защитил тебя, будь что неладное твориться станет, — императрица подошла к Анне Леопольдовне.
Молодая женщина стояла возле своего кресла. Взгляд Аннушки был опущен. Государыня протянула свою огромную руку к подбородку племянницы, неожиданно нежно приподняла голову Анны Леопольдовны.
— Норов будет тем, кто, если понадобится, встанет за тебя? Или иного офицера искать? — глядя прямо в глаза Анне Леопольдовне, спрашивала государыня. — Окромя Биронов должны быть охранители. В гвардии не всегда решают полковники, коих серед солдат и не бывает. Зачастую решения капитана хватит, дабы гвардия встала.
Аннушка растерялась. И не столько от прозвучавшего вопроса, сколько от всей обстановки, сложившейся по прибытии императрицы. Конечно же, Анна Леопольдовна верила, что Александр Лукич грудью встанет за неё. Что сразит всех врагов, как это делает сейчас в Крыму. Но зачем об этом говорить сейчас, когда хочется спать и есть?
— Господин Норов не оставит меня, — подобравшись, с уверенностью отвечала Анна Леопольдовна.
При упоминании имени своего возлюбленного великая княжна волшебным образом наполнилась уверенностью и теперь уже не выглядела боязливым, затравленным мышонком.
— Вижу! Чай, ещё не ослепла. Любишь его. Тому и быть! — императрица выпрямилась и вновь излучала величие. — За ради тебя ещё возвышу Норова. Ты же повинна ему сказать, что будет он в чинах, пока твоим охранителем останется. Твоим и герцога! Клянись на том, что Бирона во всём слушать и почитать станешь!
— Клянусь, ваше Императорское Величество! — не сразу ответила Анна Леопольдовна.
Императрица вмиг повеселела, будто бы только что завершила огромную работу и крайне удовлетворена результатом. Как может быть доволен корабел, который больше года строил лучший в мире линейный корабль и теперь наблюдал, как его детище рассекает волны под полными парусами.
— Вот и ладно… пойду я, постреляю, да прилягу! — сказала государыня усталым тоном.
Бахчисарай
10 июля 1735 года
Исмаил-бей сидел во главе большого стола и не менее, чем на голову, возвышался над всеми теми татарскими беями, которые собрались на меджлис. Недвусмысленно Исмаил показывал, кто должен быть первым среди равных. Хотя у него были амбиции стать еще более значимым человеком в Крыму.
Единственный, кто мог чувствовать себя таким же, если не большим, хозяином положения, был русский фельдмаршал Пётр Петрович Ласси. Он сидел в шикарном европейском кресле, в углу. Русский военачальник был словно декор, элемент мебели: сидел и, казалось, не проявлял никаких эмоций.
Однако, если пойдёт что-нибудь не так, если хоть какие-то договорённости, которые ранее были согласованы с Исмаилом-беем, будут нарушены, то «мебели» достаточно будет дать знак рукой — и русские гренадёры быстро наведут порядок на собрании татарских беев.
Рядом с русским фельдмаршалом находились сразу два переводчика, от чего он прекрасно знал, о чём идёт речь на собрании.
— Исмаил-бей, а ты понимаешь, что это конец ханству? Под русскими у нас будущего не будет, — высказывался Аслан-бей.
Этот уважаемый многими бей и раньше был в числе недругов Исмаила. И это несмотря на то, что Аслан во многом разделял позицию своего визави. Скорее, это было противостояние за лидерство в стане противников власти Гереев. Только еще и религиозные разногласия были. Оба были мусульмане, но относились к неверным по-разному. Аслан — только лишь, как к рабам.
Те беи, которые ранее являлись опорой для хана, по большей части уничтожены. Одни погибли во время сражений с русскими армиями. Других нашли и убили люди Исмаил-бея. И только небольшая горстка бывшей крымско-татарской аристократии начала вести партизанскую войну. Потому присутствовали одни из самых знатных людей ханства. И от них, действительно, что-то зависело.
— Не ты ли, достопочтенный Аслан, строил козни против хана Каплана Герая? — задал вопрос своему оппоненту Исмаил-бей. — Предлагал убить его.