Крылья бабочки. Страница 12

Внезапно вспомнились стихи:

Единственный верный компаньон – мой дневник. Ему я доверяю тайны и душевные терзания. Лишь он один не изменит мне с другой женщиной.

Сегодня днем придворный мальчишка, что на побегушках у фрейлин и сановников, принес мне послание. Я не знаю, от кого оно, вероятно, у меня появился тайный поклонник.

Пятистишие в надушенном свитке выписано безупречной китайской каллиграфией, его содержание проникает в душу.

Я не сразу решаюсь написать ответ. Но мне кажется, что мальчишка спрятался где-то в коридоре и наблюдает за моими покоями: а вдруг я раздвину перегородки и протяну посыльному письмо.

Сгущается вечерний сумрак, слышится стук дождя. Я разворачиваю чистый свиток, сосредотачиваюсь, пытаясь написать ответ тайному воздыхателю. Снова теряюсь в догадках: никто из придворных мужей не выказывал мне явных знаков внимания.

Смотрю на свою кисть: ей пришлось немало потрудиться, она вконец износилась. Обмакиваю ее в тушечницу и пишу ответ:

Сворачиваю послание, перевязываю свиток шелковой красной лентой.

Раздвигаю перегородки и как бы ненароком роняю письмо на пол…

Ждать долго не пришлось: несмотря на поздний час, в коридоре послышался шорох. Я затаилась, дабы не смущать письмоносца.

Ах, если бы он знал, как хочу я получить ответ!

…Мой дневник – заметки и размышления обо всем, что меня волнует. Я надеялась, что его содержание никто никогда не прочитает… Но как я жестоко ошибалась!

У меня и в мыслях не было причинить их написанием кому-то вред. Однако…

Однажды меня посетил Фудзивара Корэтика, который вхож в покои матери-императрицы. Насколько мне известно, госпожа Сэнси особенно благоволит Первому министру и своему родственнику, прислушивается к его советам.

После этого визита пропал мой заветный дневник. Поначалу я испугалась, расплакалась, но затем успокоилась… Я взяла чистый свиток и начала заново восстанавливать свои мысли.

Я решила: уж если господин Корэтика так невоспитан, что опустился до кражи чужих рукописей, то я напишу об этом все, что думаю. А затем сделаю несколько копий дневника и преподнесу их в дар тем людям, которые, на мой взгляд, того достойны. Пусть я слыву гордячкой! Пусть говорят, что я хватаюсь за кисть и записываю каждую мало-мальски важную мысль! Что ж! Значит, я такова! И не стану никого разубеждать в обратном.

Через несколько дней я узнала, что мой дневник прочитали госпожа Сэнси, госпожа Садако и сам император.

После этого я получила в дар целую кипу чистых свитков отличного качества, десяток изящных тушечниц и три отменные кисти. А еще спустя несколько дней по распоряжению матери-императрицы служитель императорского архива принес мне «Записки благородной госпожи Фудзивара Ацуко», написанные придворной дамой императора Сейва [21] .

Я тотчас ознакомилась с содержанием «Записок благородной госпожи» и нашла их весьма занятными. И если вы, моя милая Мурасаки, когда-нибудь возьметесь за кисть, ощутив всепоглощающую потребность поведать миру о своей или чужой жизни, то я с радостью преподнесу вам эти записи в дар.

Мурасаки тяжело вздохнула: дневник госпожи Сэй Сёнагон закончился…

«Какой изящный слог! Правда, сама каллиграфия оставляет желать лучшего… Но это неважно… Госпожа Сэй Сёнагон преподала мне бесценный урок: не надо бояться, что твои мысли станут всеобщим достоянием! Я непременно буду сочинять! Я непременно прочитаю «Записки благородной госпожи Фудзивара Ацуко»! И напишу свою повесть…»

В тот момент юная Мурасаки даже не предполагала, что пройдет время, и она создаст бессмертное произведение «Похождения принца Гэндзи».

Глава 5

Праздник Совершеннолетия

Мать-императрица слыла в Хэйане поклонницей чая. Она с завидной частотой устраивала в небольшом придворном садике чайные церемонии. Поэтому чаепитие получило широкое распространение не только в столице, но и в крупных провинциальных городах.

Госпожа Найси, будучи фрейлиной матери-императрицы, часто принимала участие в чайных церемониях и потому решила наилучшим образом использовать приобретенный дворцовый опыт, организовав в имении Тамэтоки подобную церемонию, приуроченную к празднику совершеннолетия Мурасаки и Нобунори. Следуя этикету, церемония по образцу дворцовой могла проводиться лишь по особым случаям, а совершеннолетие как раз относилось к таковым.

Госпожа Найси, посовещавшись со всезнающей Фуджико, решила устроить все в чайном садике, в восточной части имения Тамэтоки. Этот сад, обустроенный еще при жизни Саюри, любимой жены Тамэтоки, был невелик. Он создавался лишь для того, чтобы медитировать, в погожие ночи любоваться луной, а утром, если не спится, – восходом солнца.

Чайный сад, как и положено, располагался на горном склоне, поросшем лесом, причем в таком месте, чтобы в жаркую погоду укрывать посетителей от палящего солнца. Вот почему в чайном павильоне даже в самые солнечные дни царил полумрак. В саду под соснами и кипарисами приютились различные вечнозеленые кустарники, бамбук, а также в красивом беспорядке лежали камни, поросшие мхом. Вдоль дорожки к чайному павильону возвышались каменные постаменты с масляными фонарями. Если церемония проводилась в темное время суток, фонари зажигались, чтобы указать гостям путь, но свет всегда делался приглушенный, дабы не нарушать духовного равновесия гостей и не отвлекать их от размышлений.

По правилам чайной церемонии, дорожка к павильону очень напоминала тропинку в горах, но госпожа Найси, помня придворные уроки, приказала выстлать весь путь белой бумагой, чтобы гости, ступая по ней, не испачкали одежду в пыли, поэтому сходство с тропинкой пропало.

Каменный колодец в конце дорожки, откуда всем следовало брать воду для омовения перед церемонией, также преобразился. Камни колодца начистили до блеска. Ведро заменили на другое – в два раза меньше размером, чтобы те гости, которым придет в голову поухаживать за дамами и самолично зачерпнуть воду из колодца, не надорвались.

Традиционно Чайный павильон отличался предельной простотой и состоял всего из одной комнаты, похожей на жилище бедняков. Стены из серой глины, узкий и низкий вход, маленькие окна под потолком. Единственное украшение – ниша в стене, расположенная напротив входа. В эту нишу ставили курильницу с благовониями, клали цветы, а также свиток с подходящими по случаю изречениями мудрецов и буддийских монахов.

Конечно, принцип простоты следовало соблюдать, но госпожа Найси, наученная жизнью при дворе, и тут выкрутилась, распорядившись, чтобы внутреннее пространство Чайного павильона украсили икебаной. Для этой цели она пригласила представителей известной школы Икэнобо из храма Роккаку-до, которую особенно почитала.

Храм Роккаку-до был основан принцем Сётоку, ему принадлежала известная в Хэйане фраза: Самое ценное – атмосфера нежности, самое важное – не противоречить другим. Это были первые слова так называемой «Конституции семнадцати пунктов», составленной Сётоку почти триста лет тому назад. Именно тяга к нежному и прекрасному заставила принца оставить мирскую жизнь, затворившись в храме Роккаку-до. Там он посвятил себя написанию трактатов об искусстве. Позже в храме Роккаку-до возникла идея составлять композиции из цветов и зародилась школа икебаны [22] . Ее название происходит от пруда икэ, в котором принц Сётоку некогда совершал омовение.