Крылья бабочки. Страница 11
«Откуда я узнала об этом?» – спросите вы. Все очень просто… Мы с госпожой Садако обменялись своими творениями. Теперь ее свиток висит в моих покоях.
А через несколько дней госпожа Садако пригласила меня на стихотворный турнир и весьма благосклонно отнеслась к моим скромным литературным способностям. В частности, она просила меня написать китайской каллиграфией историю Чиновника пятого ранга, кошки Мёбу. Отчего-то она особенно полюбилась госпоже. Возможно, в ней была доля правды…
Когда госпожа Сэй Сёнагон писала этот дневник, она и предположить не могла, что в будущем оставит дворец Дзёнэйдэн и отправится в услужение к молодой императрице, госпоже Садако.
История любви дочери небесного царя, девушки Орихимэ, и прекрасного пастуха Хикобоси известна каждому жителю Хэйана с малолетства. Легенда гласит: Орихимэ, дочь небесного царя Тентея, пряла прекрасную одежду на берегу Небесной реки. Ее отец очень любил вещи, сделанные дочерью, поэтому девушке приходилось работать каждый день не покладая рук. Все бы хорошо, но из-за тяжелого труда Орихимэ не могла никого встретить и полюбить: времени на свидания вовсе не оставалось. Заботясь о дочери, Тентей устроил ей встречу с юношей по имени Хикобоси, который жил и пас стада коров на противоположном берегу Небесной реки. Как только молодые люди познакомились, то сразу же безумно полюбили друг друга и в короткий срок сыграли свадьбу.
Все бы хорошо, но, будучи связанной семейными узами, Орихимэ уже больше не могла ткать одежду для Тентея, а коровы, которых раньше так усердно пас Хикобоси, разбрелись по всему небесному полю. Разгневанный Тентей разлучил влюбленных, оставив их по разные стороны Небесной реки, и запретил им видеться. Орихимэ стала грустна и уныла, потеряв своего мужа. Безутешная, она просила у отца позволения на встречу с любимым. Растроганный слезами дочери Тентей разрешил молодым свидание в седьмой день седьмого месяца, если Орихимэ будет старательно работать и закончит ткать одежду.
Все бы хорошо, но в первый раз, когда влюбленные встретились в назначенный час, они обнаружили, что не могут перейти реку: отсутствовал мост. Орихимэ плакала так, что слетелись сороки и пообещали построить мост, расправив и соединив крылья, чтобы супруги могли встретиться. Все бы хорошо, но сороки еще сказали, что если будет дождь, то они не смогут прилететь и выполнить обещание, и влюбленным придется ждать до следующего года.
И потому каждый год жители Ямато празднуют седьмой день седьмой луны, прославляя верность, любовь и терпение. Каждый стремится отличиться в каком-либо ремесле или в искусности написания стихотворений.
Седьмого дня седьмого месяца в императорском дворце Сейрёдэн состоялась Церемония звезд, или, как ее еще называли в столице, Прошение об искусности.
Для церемонии перед императором на специальной церемониальной подставке были разложены семь небольших свитков. Рядом на подносе стояли семь тушечниц и сосуд для хранения капель росы, а подле лежала кисточка.
Слуги со всем тщанием смешали тушь с каплями росы, и император соблаговолил собственноручно начертать иероглифы на каждом из семи свитков, обмакивая кисть поочередно в каждую из семи тушечниц. Иероглифы означали: небо, звезды, верность, любовь, надежда, терпение, искусство.
Так началась Церемония звезд. Я бы скорее охарактеризовала это празднество как состязание в написании стихов. На него приглашались все придворные, имевшие хоть какую-то способность к сочинительству. Я также попала в их число и начертала кистью на свитке следующее трехстишие, не свое, к сожалению:
Отчего именно эти иероглифы легли на свиток из-под моей кисти? Трудно сказать, возможно, виной тому жара, окутавшая город и императорский дворец.
В этот день прислуга раздвинула перегородки как можно шире, пытаясь хоть как-то проветрить душное помещение. Но, увы… Жара стояла невыносимая. Поэтому состязание в одном из дворцовых залов получилось скоротечным.
Этой ночью я плохо спала, мучаясь не только от духоты, но и от того, что Норимицу остался у одной из его других жен, передав мне лишь короткое послание.
Я начертала ему ответ слоговым письмом:
…Томимая душевными муками, я покидаю свое горячее ложе, накинув лишь хлопковое кимоно, иду через бесконечный дворцовый коридор.
Что я хочу найти в ночной тиши? Успокоения? Неужто ночь способна залечить мои раны?
Неожиданно останавливаюсь около распахнутых внутренних перегородок. Не могу побороть любопытство, заглядываю внутрь. И что же я вижу?! Придворная дама дремлет, укрывшись тонким покрывалом. Ее возлюбленный, вероятно, только что покинул любовное гнездышко. Я вздыхаю, невольно завидуя ей…
Иду дальше, выхожу во внутренний двор. Пытаясь убежать от самой себя и заглушить душевные переживания, ставшие нестерпимыми, бреду по извилистой дорожке, ведущей в сад.
Мимо проходит мужчина… В свете масляных фонарей различаю на нем штаны «хакама» пурпурно-лилового цвета из шелка-сырца, пояс на них не завязан. Короткое кимоно распахнуто, под ним прекрасное сильное тело. Я невольно смущаюсь, мужчина же улыбается. Я в смятении, еще миг, и я не смогу справиться со своими эмоциями и упаду, подобно куртизанке в его объятия. Спешу удалиться… Но чувствую, как незнакомец долго смотрит мне вслед.
Продолжение этой любовной истории госпожа Сэй Сёнагон дописала в своем дневнике спустя год, поэтому Мурасаки пока не знала, чем закончится ночная встреча.
Позже я выяснила, что таинственный красавец был не кто иной, как Фудзивара Мунэё. В тот момент я даже не подозревала, что наши судьбы переплетутся так крепко, словно лианы со сросшимися корнями. Нас охватит такая любовная страсть, и мы накинемся друг на друга, как изголодавшиеся дикие звери, дабы удовлетворить ее. Ничего подобного я не испытывала с Норимицу, возможно, потому, что в начале нашего брака мы были оба слишком юны. А впоследствии мне приходилось делить супруга с другими его женами. Я постоянно ощущала в наших поцелуях привкус горечи…
Бреду дальше по саду, выхожу к Павильону свиданий. Внешние перегородки раздвинуты, словно приглашая ночного странника или странницу, подобную мне, испытать в его глубинах любовное наслаждение.
Приблизившись к строению, тотчас понимаю, что оно не свободно. В нем кто-то есть…
И снова не в силах справиться с пагубным любопытством заглядываю внутрь. На ложе раскинулась женщина, скудный свет масляной лампы освещает ее. Кимоно распахнуто, волосы разметались по полу, словно шелковые нити. Раскрытый веер небрежно брошен подле ложа…
Я тяжко вздыхаю: и здесь только что предавались наслаждению. Вероятно, тот незнакомец в ночи, встреченный мной на садовой дорожке, шел именно отсюда.
Поздний вечер. Я сижу в своих покоях. Волосы мои растрепаны: ни к чему прихорашиваться. Снова одиночество…