Дом с водяными колесами. Страница 8

– Тогда…

– Прошу прощения. – Симада скромно опустил голову… Однако сразу же ее поднял и тихим голосом произнес, вложив странную силу в слова: – Но мне во что бы то ни стало надо было сюда приехать.

Затем он вновь посмотрел на чудное здание с тремя вращающимися водяными колесами и сказал:

– Этот дом был же построен одиннадцать лет назад, не так ли?

– Да.

– Должно быть, канал построили специально, чтобы подавать сюда воду? Невероятно сложная работа для частного дома! Вы для чего-то используете мощности водяных колес?

Я молча кивнул, а он, осмотревшись вокруг, ответил:

– Ха-ха, правда? Вон там вдалеке видна телефонная линия. Не линия электропередачи. Значит, энергией вас обеспечивают эти водяные колеса?

– Все верно.

– Понятно. Просто поразительно. – Симада скрестил руки на груди и снова с глубоким интересом посмотрел на здание. – Дом с водяными колесами Сэйдзи Накамуры…

Немного погодя до меня донесся тихий шепот… Сэйдзи Накамура. Он и до этого произнес это имя.

«Так он знает Сэйдзи Накамуру?»

– Почему вы назвали это имя? – Я не смог не спросить.

– Ой, вы услышали? – Симада повернулся ко мне. – Как бы вам сказать, у меня с ним странная связь. Когда я узнал о прошлогоднем инциденте, я попытался самостоятельно собрать немного информации, однако только совсем недавно нашел имя проектировщика этого дома – Сэйдзи Накамуры. Я сильно удивился! Честно говоря, я почувствовал, что это какая-то судьба.

– Что вы подразумеваете под судьбой?

– Это… Ну, довольно об этом. Давайте вернемся к этой теме, как выдастся возможность. – Симада сжал губы, многозначительно улыбнулся и прищурил глаза. – К слову, Фудзинума-сан, недавно вы спрашивали у меня, зачем я приехал, однако, по правде говоря, наполовину это случайность.

– Случайность?

– Прежде всего, я не специально ехал сюда с Кюсю, чтобы развеять подозрения в адрес Кодзина-сан или найти его.

– Неужели?

– У меня живет друг в Сидзуоке, и я проезжал мимо по пути к нему. Однако вчера, когда я въехал в Окаяму, я случайно вспомнил, что сегодня то самое загадочное двадцать восьмое сентября.

– То есть вы решили заехать сюда по своей прихоти?

– Не совсем верно будет сказать, что это чистая прихоть… Мне также интересен прошлогодний инцидент, да и к тому же мне хотелось хоть раз увидеть Дом с водяными колесами за авторством Сэйдзи Накамуры. Не в моем характере давать по тормозам, если что-то пришло в голову, поэтому…

– Хм. – Я опустил обе руки в белых перчатках на ободы коляски. – И что вы намерены делать дальше?

– Если позволите, я бы хотел попросить разрешения принять участие в проводимом сегодня собрании вместо Кодзина-сан. Разумеется, я испытываю огромный интерес к работам великого художника Иссэя Фудзинумы. Я прекрасно понимаю, что создаю неудобства, но все же.

– Понятно.

«Как будто я собираюсь пригласить в особняк такого, как он».

Но я с горечью подавил возражения в своем сердце.

Разумеется, первой причиной было то, что он намекнул на личную связь с архитектором Сэйдзи Накамурой. Однако она была не единственной. Я почувствовал в этом Киёси Симаде что-то такое уникальное, чему было трудно сопротивляться.

– Я велю подготовить комнату для вас, – сказал я Симаде. – Выше по склону слева есть парковка для машин… Можете ей воспользоваться.

Ветер немного усилился, а небо продолжали заволакивать черные тучи. Солнце спряталось за этими тучами, и все пространство вокруг особняка накрыла огромная тень.

В машине

(13:30)

– Ну и противная погода.

Сидящий на пассажирском сиденье Сигэхико Мори посмотрел на небо через лобовое стекло.

– Передали, что приближается тайфун, – ответил сидящий за рулем Нориюки Митамура. – Такими темпами сегодня ночью будет дождь.

Темное небо. Они ехали по лесной дороге вдоль долины, поэтому была видна лишь узкая полоса неба. Казалось, что темные тучи растворились в тени криптомерий [5] вокруг и полностью накрыли их.

Увидев, что Митамура убрал одну руку с руля и широко зевнул, Мори сказал:

– Давай поменяемся? Наверное, ты не смог нормально поспать из-за вчерашнего ночного вызова.

– Нет, все в порядке. – Митамура с невозмутимым выражением лица покачал головой. – Осталось совсем чуть-чуть. В два часа уже приедем.

Митамура, заведующий хирургической клиникой в Кобэ, вышел из дома в восемь утра.

Мори, профессор истории искусств в университете M** в Нагое, вчера, как обычно, приехал в Кобэ во второй половине дня и переночевал в доме Митамуры.

В салоне играла непривычная западная музыка. По словам Митамуры, это было что-то вроде немецкого прогрессивного рока семидесятых, но Мори этот жанр был даже на самую малость не близок, поэтому за долгую дорогу он успел устать от нее. Однако он не мог напрямую показать, что ему не нравится, поскольку он и представить не мог, какого рода насмешки услышит, если признается, что не понимает такую музыку.

Мори было 46 лет. Прошло уже десять лет с того дня, когда он стал из доцента профессором. Многие говорили, что в 35 лет слишком сложно достигнуть профессорского статуса, и большую роль в этом сыграли не только его личные способности и достижения, но и влияние его отца, заслуженного профессора Фумио Мори, скончавшегося семь лет назад.

– Мне хочется именно в этом году увидеть ту картину, – сказал Мори, поправляя сползшие очки в черной оправе с большими диоптриями. – Слушай, Митамура-кун, ты ведь еще ее не видел?

– К сожалению, ни разу.

Откровенно говоря, Мори не особо любил Митамуру.

Он был высоким, с белой кожей, и обладал красивой внешностью, что охотно признавали женщины. Он был не просто превосходным хирургом, но и имел множество интересов и хорошо подвешенный язык.

Мори же, напротив, был маленьким, сутулым и обладал в целом непривлекательной внешностью, так еще и два года назад стал хуже слышать и в правом ухе носил слуховой аппарат, который в его случае крепился к дужке очков. Он признавал себя «односторонне одаренным человеком», а из хобби немного играл в шахматы. По одному только этому сравнению он чувствовал себя неполноценным на фоне Митамуры, который был младше его на десять лет. В то же время в нем еще больше усиливалась антипатия из-за того, как такой юнец мог понимать картины Иссэя Фудзинумы.

– Та картина… Загадочная предсмертная работа, «Призрачный ансамбль»? – Пробормотав это, Митамура погладил тонкий подбородок. – Профессор, должно быть, ее видел ваш отец.

– Он говорил, что видел ее в студии великого Иссэя, когда она только была закончена. Была осень семидесятого, за год до смерти Иссэя. Я слышал лишь то, что это была очень удивительная картина, магнум опус Иссэя, который отличался от всего, что он писал до этого.

– В итоге та картина так и не была представлена публике. Вскоре после завершения работы он попал в больницу, а после смерти картина была спрятана где-то в его доме в Кобэ… Говорят, что это было последнее желание самого художника… А потом Киити забрал ее в этот особняк.

– Да. Ну, для нас будет счастьем увидеть ее хоть одним глазком. Получится ли?

– Хм… – Митамура нахмурился, – звучит трудновато. Киити тот еще упрямец. Если мы будем просить слишком настойчиво, он может и прекратить ежегодный показ.

– Как же все-таки с ним тяжело. Я не собираюсь ругать его за спиной, но, откровенно говоря, этот человек просто чудовище с завышенной самооценкой и комплексом неполноценности. Ну, думаю, тут уж ничего не поделаешь.

«Чудовище с завышенной самооценкой и комплексом неполноценности» – Мори отпрянул было от жестоких слов Митамуры, а затем быстро согласился: – «Ну, действительно так и есть».

И Мори, и Митамура, как и еще двое также прибывающих в особняк в этот день Гэндзо Ооиси и Цунэхито Фурукава, хорошо знали об аварии, произошедшей зимой двенадцать лет назад. Сразу после вечеринки в доме Фудзинумы в Кобэ в рождественскую ночь 1973 года.