Ведьма и столичный инквизитор (СИ). Страница 19
Эльда замолчала, лицо ее стало вдруг очень усталым.
— А они… — голос ее сорвался на шепот, полный леденящего стыда, — они посмотрели друг на друга, потом на меня. Миколаж плюнул на землю: «Двух сразу водит за нос!» А Грер фыркнул: «Баба не стоит синяков. Пошли, пропустим по кружке эля». И ушли! Вместе! Болтали о чем-то. Оставили меня одну! На виду у всего города.
Подруга снова рухнула на кровать, забилась лицом в подушку, ее тело сотрясали беззвучные теперь рыдания, страшнее прежних.
— Все видели, все слышали. Теперь все знают. А у меня больше никого нет! Ни столичного принца, ни булочника, ни охотника. Я окончательная неудачница. В двадцать лет! Позор! Конец! Больше никогда не полюблю! – простонала она из подушки.
Эту последнюю фразу я слышала слишком часто. Первые раз семь она тревожила и трогала. Но теперь оставалось только тяжело вздыхать.
Рыдания подруги, глухие, отчаянные, заполнили комнату. Я сидела рядом, обняв ее за плечи, чувствуя, как мелкая дрожь проходит по телу подруги.
Во мне боролись волны жалости – сильной, почти материнской – к этой сломленной девушке, и… легкое раздражение.
Вся эта буря из-за мужского внимания? Из-за того, что ее не оценили по достоинству? Когда в двух шагах, в лесу, возможно, умирал сын кузнеца, а по окрестностям прячется неизвестная ведьма, превращающая людей в чудовищ.
Сжала зубы, прогнав недобрую мысль. Сейчас она была просто моей подругой, которой больно.
Я притянула Эльду ближе, позволила уткнуться мокрым лицом мне в плечо. Ее слезы пропитывали ткань моего платья.
— Ты не неудачница, — прошептала я в растрепанные волосы. — Ты умница, красавица. Они просто… Недостойные даже мизинца твоего.
Девушка недоверчиво посмотрела на меня, вытирая слезы.
- Твой настоящий принц обязательно найдется. Тот, кто увидит и тебя, и твое сердце. А теперь …давай-ка ты умоешься холодной водой – а то с такой красной от слез мордочкой тебя даже брат боится.
Глава 14
Эшфорд
Вечер дышал влажным, тяжелым зноем, словно разогретое масло. Карта окрестностей Эдернии, раскинутая на столе под свинцовыми пресс-папье, напоминала поле боя. Вся испещренная красными крестиками. Каждый крест – оборванная жизнь, или пропавший житель.
Три крестьянина из ближайших деревень, две ткачихи из городской мастерской, дочка старого пекаря из булочной. И Ларс, сын кузнеца Торвальда. Семь пропавших. Семь пустот в ткани обыденности, семь дорогих кому-то людей.
Я сидел напротив Брандта, ощущая, как влажный жар кабинета давит на виски. Седая щетина на челюсти командора казалась высеченной из гранита. Но в глазах, глубоко запавших под нависшими бровями, читалась та же гнетущая усталость, что и у меня.
Мы оба знали цену таким спискам – не чернила на пергаменте, а слезы, страх и невысказанные упреки в глазах родственников пропавших.
— Мирну, дочку пекаря, нашли, — голос Брандта был глухим. Он отодвинул отчет, написанный аккуратным почерком писаря. — Вчера. В старом парке.
— Живой? — спросил я, уже зная ответ по тону, по тому, как тяжело легли эти слова на спертый воздух.
— Мертвой. — Он провел толстым пальцем по бумаге, будто стирая невидимую грязь. — И с отрезанными ушами. Перерезана шея и отрезаны уши.
Холодная волна, острая как лезвие, прокатилась по спине. Не просто убийство. Глумление. Ритуал? Послание?
— Уши? — спросил я. — Зачем? Колдовской компонент? Или просто жестокость? Бессмысленная жестокость?
— Вот в чем вопрос, Блэкторн, — Брандт откинулся на спинку кресла. — Ведьме, если это она, уши – не нужны. В их ритуалах не требуются части тел. Обычно они просто убивают своих жертв. Их ненасытная сущность заставляет их сеять хаос и убивать. Это больше похоже на работу не колдуна.
Начальник посмотрел на меня тяжелым, испытующим взглядом, ища подтверждения или опровержения.
- И?
— Это работа человека. Очень жестокого человека. И что печально, это не первый труп, найденный в этом парке без ушей. Но это не наше дело. В связи с отсутствием колдовской составляющей дело передано жандармам.
— А остальные? — спросил я, переводя разговор. — Ткачихи? Крестьяне? Ларс?
— Ничего точного. Как в воду канули. Жандармы прочесали окрестности, обыскали лес вдоль тропы, по которой местные ходят в соседнюю деревню. Ни следов, ни вещей. —
- Везде смотрели?
Брандт постучал пальцем по отметке мельницы на карте, оставив жирный отпечаток.
— Обошли внимаем разве что старую мельницу на Черном ручье. Место гиблое, Блэкторн. Легенды... да и просто вид. Рухнет еще на голову. Следы к ней не вели, говорят. Но точно не известно. Жандармы побоялись соваться глубоко в лес.
Старая мельница. Заброшенное, удаленное, окутанное мрачными сказаниями место. Идеальный склеп для тайн. Или лаборатория для чудовищ.
— Легенды? — переспросил я.
— Мельник столетие назад с ума сошел, жену с детьми прикончил, да и сам в колесо бросился. С тех пор, мол, призраки воют. Бредни, но народ обходит десятой дорогой. Тропа туда давно нехоженая. — Брандт махнул рукой, отмахиваясь от суеверий. — И зачем туда Ларсу? Или этим пропавшим?
— Возможно, не по своей воле, — заметил я, и слова эти повисли в воздухе, обрастая мрачными смыслами. — Или не сознательно. Надо проверить. Чем скорее, тем лучше.
Командор нахмурился, его брови срослись в одну сплошную грозовую тучу, готовую извергнуть гром.
— Сейчас? Поздно уже. Пока дойдете, придется затемно возвращаться. Лес ночью – не прогулка при луне, Блэкторн. Да и ты выглядишь... — Его взгляд скользнул по моему лицу, по синеватым впадинам под глазами, оставленными бессонницей. — …как призрак, только что вылезший из могилы. Возьми людей утром. С солнцем.
— Я не боюсь темноты, Командор. А встречу ведьму дам ей огоньку. — парировал, вставая.
Адреналин уже гнал кровь по жилам. Гнал прочь свинцовую усталость, заменяя ее холодной, острой целью.
Не охота было ждать утра. Это у нас времени полно, а кого-нибудь прямо сейчас режут.
— Если там кто-то есть или что-то... Если Ларс там и жив, каждый час на счету. Дайте Роланда и Гарольда.
Брандт вздохнул, долго и тяжело, потер переносицу, словно пытаясь стереть накопившуюся усталость.
- А они домой хотят, - произнес Виктор.
- Да мало ли что они хотят?
Наконец он кивнул, словно соглашаясь на что-то неизбежное.
— Ладно. Бери. Роланд – мужик надежный, бывалый. Гарольд – молод, но глазаст, как сыч. И... — Командор запнулся, его взгляд внезапно стал жестким, пронзительным. — Пока мы тут гадаем и лезем в дебри, есть одна ниточка. Простая. Слишком простая, чтобы ее игнорировать.
— Травница. Рыжая. Живет на самой опушке. — Брандт произнес это отрывисто, рублеными фразами, как приговор. — Теяна. Удобнее всех. Лес знает, травы собирает – идеальный камуфляж для ведьмы. Идеальная «Лирeя». Обычно самый простой ответ и есть верный.
Виктор хлопнул ладонью по столу, заставив подпрыгнуть пресс-папье.
— Давай ее возьмем. Сдадим дознавателям. Они профессионалы, Блэкторн. Расколют как орех за ночь. Если виновата – признается. Если нет, отпустим. Зато проверим. Вдруг и люди перестанут пропадать.
Гнев, острый и праведный, вспыхнул во мне, как факел в темноте. Не только за Тею – хотя мысль о ее испуганном лице в застенках, о грубых руках дознавателей, о том, как сломают ее гордый дух, вызывала во мне что-то очень близкое к слепой ярости. Но и за сам принцип. За ту тонкую грань, что отделяла Орден от палачей.
— Арестовать? — мой голос прозвучал жестче стали. — На каком основании, Командор? За цвет волос? За то, что живет у леса и сушит ромашку? Вы слышите себя?
Брандт недовольно скривился.
Я сделал шаг к столу, оперся руками о столешницу, глядя ему прямо в глаза.