Без обмана 8 (СИ). Страница 21

Я сел напротив, поджав ноги под себя. Совершенно естественная поза у нас в стране. Иные часами так сидят. Длинный непромокаемый плащ-колокол надежно скрыл мою фигуру.

— Я родилась еще в эпоху Эдо, — начала жрица. — Мы с вами, наверное, примерно ровесники, если вы специально не старались создать впечатление того, что вы моложе, чем кажетесь. Это было бы хорошей хитростью.

— Речь не обо мне, — вернул я ее рассказ в требуемое русло. Какие-то подробности о себе я ей точно выдавать не собираюсь. По крайней мере, не сразу. Пусть сначала делом докажет свои намерения. Где-то далеко продолжали рычать машины, гонка продолжалась. Я узнавал характерное порыкивание двигателя Марка-сана. Один из автомобилей Штормовых Сирен звучит похоже, но не настолько, чтобы я не узнал собственную машину.

— Простите, продолжаю. Я родилась в эпоху Эдо в Хэйан, тот, что сейчас Киото. У моей мамы, как рассказывали, было три хвоста, но роды прошли слишком тяжело и она не выжила. Обычное дело для тех времен, даже для одной из нас. Я воспитывалась при храме Хорицу Инари и не видела никакой жизни за его пределами. Простые времена, детские шалости. Помню, я как-то подсыпала в чай другой мико сушеный лук. И она, как оказалось, заваривала его для госпожи настоятельницы. Сидеть мы долго не могли обе. Я за шалость, моя подруга за то, что не почуяла подвоха.

Сейчас я слышу однозначно не заранее отрепетированный рассказ с подобранными интонациями и тщательно расставленными паузами. Природным талантом оратора лисица не обделена, но при этом не пытается его активно применять, просто говорит, выдает не очень связный поток сознания.

Может ли это быть очередной игрой? Конечно, да. Кицунэ те еще хитрецы, но шансы на то, что женщина настолько хороша в искусстве обмана, что сейчас обманывает меня, не очень велики. Возможно, во мне говорит эгоцентризм прошлой личности. Предыдущий Макото был искренне уверен в своей непогрешимости. В том, что не осталось в Японии тех, кто может его обмануть, а также в том, что он сам способен заставить поверить кого угодно и во что угодно. Отчасти это даже было справедливо.

— Жизнь храмовой служки очень скучная. Я знаю, что вам пришлось немного в нее погрузиться в храме Каннон, где вас оставила девятихвостая. Представьте тоже самое на пятьдесят лет. Молитвы, ритуалы, работы по хозяйству, примитивные интриги и никакой свободы. Когда Хорицу Инари вдруг сгорел дотла, был сожжен вашей наставницей, стало чуточку получше. Меня перевели в другой храм, на севере, где старшие жрицы были не так суровы. Тот пожар — я была там в ту ночь. Не буду врать, что видела своими глазами легендарную Амацу-но-Маэ, но ощущала ее ауру. Так страшно, как в тот день, мне не было никогда. И даже она, последняя великая девятихвостая, не устояла против совместного отряда онмёдзи, охотников на лис из кланов Ёсида и Нарусава. Ёсида позже пытались и вас выследить. Они провели расследование и выяснили, что старуха явилась в Хэйан вместе с мальчишкой. Но вы оказались достаточно хитры, чтобы от них ускользнуть. Подросток против матёрых профессионалов, ловящих малейшее проявление лисьей магии. Как? Как вы смогли обвести их вокруг пальца?

Ответ прост. «Как человек». Пока онмёдзи и жрицы Инари искали именно что кицунэ, лиса с магическими трюками, с легкостью управляющего огнем, от них скрывался обычный человеческий мальчишка, а потом уже мужчина, который, следуя завету наставницы, даже слово «кицунэ» вслух не произносил и облик не менял десятилетиями, если только не возникало по-настоящему весомого повода.

— Не желаете раскрывать? — продолжала Хикару-тян. — Это разумно, я понимаю, я же пока еще не заслужила вашего доверия. Всех мико из Хорицу Инари передали в услужение по другим храмам и на новом месте мне посчастливилось попасть в обучение к Морите-сенсей. Она была одной из старших, целых семь хвостов, сила, до которой мне пока далеко. Невероятно строгая, Морита-сама тянулась к знаниям, собирала новости со всей Японии и не оставляла их себе, — что-то похожее на тепло появилось в интонациях последовательницы лицемерной богини. — От меня требовалось быть исполнительной и законопослушной, уже не подметать двор храма, а помогать каталогизировать информацию. Так я и узнала о вас. Рано или поздно все новости доходили до моей наставницы, а значит, и до меня.

Хикару сделал паузу, складывалось впечатление, что во рту у нее пересохло. О лицемерная Инари! На вертолетной площадке прямо над головой жрицы промелькнул белый лисий хвост. Амацу-сенсей или ее сестрица? Кто нас слушает? И кто специально дал мне знак?

— Храмы и онмёдзи десятилетиями пытались встать на ваш след, а вы были на шаг, а то и три впереди, — продолжила наконец-то Хошино-тян. — Неуловимый плут, ученик той самой Амацу-но-Маэ, что спалила храм — такая у вас сложилась репутация и совершенно заслуженная. Ох, как я вами всегда восхищалась. У меня даже есть коллекция газетных вырезок о ваших авантюрах. Хотела быть такой как вы, над правилами. Но получалось наоборот. Меня начали постепенно продвигать в храмовой иерархии за совсем иные качества. За педантичность, исполнительность, нетерпимость к любым нарушениям. Я на самом деле не такая, это роль, маска. Каждый раз, когда надо проявить строгость, я думаю «а что бы сказала Морита-сенсей?» и говорю ее словами. Моя наставница предпочла стать камнем еще при правлении Мейдзи, но в каком-то смысле она всегда со мной.

— Амацу-но-Маэ. Что ты знаешь о ней? — спросил я.

— Говорят, что она племянница или дочь той самой Тамамо-но-Маэ. Белая кицунэ, тысяча лет мудрости, девять хвостов могущества, которых оказалось недостаточно. Много раз прогоняя в памяти ту ночь, я понимаю, что она могла бы спалить храм Хорицу вместе со всеми нами, послушницами, но специально подожгла его так, чтобы мы не пострадали. Я считаю, что ваша наставница не чужда милосердию, но не знаю ее мотивов, зачем она вообще на нас напала. Она веками странствовала по стране Ямато и совершала преступления, вот как вы, и была столь же неуловима. Говорят, что Император просил её руки, а один из сёгунов обещал за ее голову золота по весу. Это не более, чем слухи, конечно же. Она была настолько прекрасна, что могла влюбить в себя одним поворотом головы, причем без магии или афродизиаков.

— А Тамамо-но-Маэ? Что знаешь о ней? — какая бы белая лисица не находилась там, сверху, стоит дать Хикару-тян сказать что-то хорошее и о ней. Ставки в этой игре изменились. Возможно, жизнь жрицы Инари уже поставлена на кон и на выходе с автодрома ее собьет грузовик, если своевольные старухи посчитают ее угрозой. Хотя, скорее всего, нет. Очень хочется верить, что моя наставница и ее сестра не такие, не жестокие. Наивно? Да! Но если я утрачу эту свою наивность и веру в лучшие качества, то сделаю большой шаг в сторону от того хорошего, смею надеяться, человека, каким сейчас являюсь.

— О ней мне сказать нечего. Слишком старая история. Знаю только то, что ее камень раскололся несколько лет назад и в храме была паника среди младших. Возможное возвращение легендарной злодейки взбудоражило послушниц. Но те, кто постарше, как я, понимают, что камень — это путь в одну сторону. Ни одна кицунэ до сих пор не возвращалась из каменной формы. Ну и легенды о ее преступлениях в китайских царствах и индийских княжествах. Все эти оргии с последующим умерщвлением участников, ванны из крови девственниц, суп из младенцев. То, чем запомнилась Амацу-но-Маэ в Японии — лишь бледная тень жутких историй о жизни Тамамо-но-Маэ на континенте. Невинные шалости против неподдельного кошмара.

Мне почудилось, что я слышу сверху сдавленное хихиканье. Но, безусловно, его нет, так как у Хошино-тян слух обязан быть столь же острым, как и у меня. Ну или «древние девятихвостые монстры» умеют хихикать адресно, так, чтобы слышали их избирательно.

— Позвольте, я расскажу о себе далее, закрою вопрос. Шли годы, менялись эпохи, я становилась сильнее и прогрессировала быстрее прочих, — в речи жрицы появились оттенки гордости и даже самодовольства. — Второй хвост, третий, пятый и вот, двадцать лет назад — шестой. Я на данный момент вхожу в десятку самых сильных кицунэ Японии и буду в числе кандидатов на роль верховной жрицы, когда та решит, что настала ее очередь упокоиться в камне.