Семь жизней до счастья. Страница 15

Не глядя на меня, он махнул рукой остальным:

– Обыскать!

Гвардейцы вышибли дверь в мою спальню и переворошили все вещи. Я невозмутимо наблюдала, как они удалились ни с чем.

Закрыв дверь, я привела в порядок перевернутую постель и легла. В моей голове снова и снова звучали слова Лу Хайкуна. Открыться? Поверить ему? Карапуз вырос и начал нести несусветную чушь!

Я собрала одеяло в комок и несколько раз со злостью ударила по нему кулаком. Наконец-то «несчастная женушка» вышла на сцену! Я представляла себе лицо небесного стража Ли, который похабно смеется, тряся бородой. Чтоб у него по лицу стадо альпак пробежало! Я колотила по одеялу и кричала в сердцах:

– Ну что, насмотрелся? Насмотрелся? Насмотрелся?!

День свадьбы настал, несмотря на мои терзания.

У входа во дворец меня ожидал ярко-красный паланкин. Служанки нанесли на мое лицо броский макияж, какой я ни разу не делала, облачили в свадебный наряд и надели корону феникса  [33] . Самая роскошная в моей жизни одежда предназначалась для свадьбы с мужчиной, которого я даже не видела. По слухам, он был не в ладах с головой…

Третий принц, старший из выживших сыновей императора, хоть и болел, не мог заключить брачный союз без пышного церемониала. Жених должен был встретить меня у дворцовых ворот верхом на статном коне, мне же полагалось сидеть в паланкине, который несли восемь носильщиков. Нам предстояло проехать половину столицы, взойти на алтарь в храме Неба и почтить Небеса, Землю и предков.

Сидя в паланкине с душным красным покрывалом на голове, я слушала цокот лошадиных копыт и вдруг ощутила необъяснимую тяжесть на сердце. Я с рождения знала, что этот день непременно настанет, но ожидала, что из паланкина меня выведет Лу Хайкун. В душе я противилась подобной участи, но происходящее нравилось мне еще меньше. Больше всего мне хотелось… вытянуть ногу и вышибить седока из седла.

Я сдержала невольный порыв. В конце концов паланкин остановился, и занавеси раздвинулись. Опустив глаза, я увидела, что ко мне тянется пара мужских рук. Глядя на тонкие белые руки, я вспомнила, как Лу Хайкун прокрался ночью к моему окну и зажал мне рот. Его ладони были холодными и шершавыми. Этот мальчик родился благородным, как принц, но перенес слишком много страданий.

Подавив нахлынувшие чувства, я взяла жениха за руку.

Красное покрывало заслоняло обзор, я видела только узкую полоску земли у себя под ногами. Незнакомый мужчина тащил меня за собой и без конца спрашивал:

– Как фамилия барышни? Ах да, барышня носит фамилию Сун, она же дочь первого министра. Сколько лет барышне? Ах, многовато, целых двадцать. Хочет ли барышня выйти замуж? Ой, этот вопрос, пожалуй, не следовало задавать, хе-хе.

Кажется, с головой у Третьего принца и правда не все было в порядке.

– Лестница! – Пройдя чуть вперед, Третий принц вдруг спросил: – Как по ней поднимаются? Ах да, шаг за шагом. Там наверху алтарь. Нужно принять торжественный вид.

Я скривила губы, медленно следуя за женихом. Поднявшись по лестнице, Третий принц сделал еще три шага, держа меня за руку.

– А теперь что делать? Ах да, поклониться Небесам, предкам и родителям.

Разговаривать с ним я не хотела и двигалась, как ходячий мертвец.

– А почему первый министр не явился? Ах да, министр Сун скончался у себя дома прошлой ночью.

Мое сердце сковал лютый холод. Я, не раздумывая, сорвала с головы красное покрывало. Совершенно не заботясь о том, где нахожусь, я схватила Третьего принца за ворот и сурово спросила:

– Что ты сказал?

Третий принц взглянул на меня только мельком, но я не могла не заметить злорадства в его глазах. В императорской семье интриги – дело привычное. Неизвестно, как такой дурачок смог выжить при дворе. Но сейчас меня это не волновало. Я уставилась на Третьего принца покрасневшими от гнева глазами и отчеканила:

– Что ты сказал?!

– Что сказал? Ах да, первый министр Сун Циньвэнь скончался от болезни. Теперь у барышни из рода Сун больше нет покровителя.

Мое тело обмякло. Я разжала пальцы и отпустила Третьего принца. Совсем недавно я держала отца за руку, и он ласково гладил меня по голове. Оказывается, разительные перемены в жизни, разлука и смерть настигают людей слишком легко. В растерянности я вдруг вспомнила слова пьяного Юэ Лао, которые он часто повторял себе под нос: «Смертные бессильны, а небожители холодны».

Шум и хаос вокруг, даже люди передо мной словно исчезли. Я постояла в одиночестве, подняла голову к небу и процедила сквозь зубы:

– Да чтоб тебя!

Вдруг кто-то резко схватил меня за руки и заломил их за спину. Я невольно согнулась от боли, и мой слух снова начал воспринимать окружающие звуки. У самого уха раздался яростный крик гвардейца:

– Какова дерзость! Покушение на жизнь Третьего принца!

Я подняла глаза и быстро огляделась: несколько стражников уже обступили моего «жениха» и оттеснили его назад. Принц держался за шею, на его лице застыло выражение испуга. Я стиснула зубы от ненависти, но отчаяние затмило прочие чувства. Меня – достопочтенную облачную фею – оскорбила горстка смертных. Это было невыносимо.

В следующее мгновение неизвестно откуда послышался шум. Прежде чем я успела понять, что происходит, двое охранников, заломивших мне руки, рухнули на пол. Я замерла, и чья-то рука обвила мою талию. Пришедший взмахнул мечом и одним движением уложил всех гвардейцев вокруг.

Я оторопела. Когда мой защитник на миг остановился, я в гневе оттолкнула его.

– Глупец! Тебе не следовало приходить! – воскликнула я сердито.

Лу Хайкун, слегка пошатнувшись от моего толчка, сделал шаг назад, выпрямился и уставился на меня покрасневшими глазами:

– Да, я глупец!

На севере, командуя армией, он выучил немало ругательств. Иногда, проходя мимо тренировочной площадки, я слышала, как он грубым голосом разносит солдат. Но со мной Лу Хайкун всегда был почтительным, никогда даже голос не повышал. Сегодня он был явно взволнован.

У подножия алтаря неожиданно появилось множество людей в черных одеждах, которые схлестнулись в бою с императорской гвардией. Наверху стражников было немного. Они уже потеряли несколько человек, сраженных мечом Лу Хайкуна. Выжившие сгрудились вокруг Третьего принца, не решаясь напасть. Мы с Лу Хайкуном громко препирались, изрыгая проклятия:

– Я не хочу, чтобы ты спасал меня! Убирайся!

– Я все равно спасу тебя! – орал Лу Хайкун. – Хватит придумывать дурацкие отговорки! При чем тут любовь между мужчиной и женщиной, при чем тут супружеская любовь?! Какая разница, что я в этом не разбираюсь?! Если б я знал, что ты по доброй воле выходишь сегодня замуж, то развернулся бы и ушел! Если бы знал, что ты будешь жить безмятежно и счастливо, то не сказал бы ни слова! Ты можешь? Сун Юньсян, ты можешь пообещать мне, что будешь жить в радости? Если да…

Он замолчал и прикоснулся к моей щеке. Шершавые подушечки пальцев, которые никак не могли принадлежать юноше его возраста, напоминали о том, сколько невзгод ему довелось перенести.

– Если можешь, тогда… – Его голос внезапно охрип. – Почему же ты плачешь?

– Я… Откуда мне знать, почему я плачу.

Я надолго задумалась. В голове всплывали и проносились сотни разных слов – оправдания, дерзости, грубости и увертки, но они так и не прозвучали. Вместо них я выдавила дрожащим голосом:

– Отца больше нет.

Лу Хайкун замер, затем положил руку мне на голову и смущенно погладил.

– Не плачь, – попытался утешить он, но тут же резко помрачнел. – Давай вернемся, Юньсян. Поговорим дома.

Пока я пребывала в растерянности, Лу Хайкун бесцеремонно обхватил меня за талию и, собрав воедино всю силу, спрыгнул к подножию алтаря. Поднеся пальцы к губам, он громко свистнул, и сотни воинов в черном начали отступать.

Однако странно: стражников становилось все больше. Только тогда я почуяла неладное. Смерть первого министра должна была обрадовать императора. Моя помолвка с Третьим принцем теряла всякий смысл. Император мог во всеуслышание объявить, что мне надлежит соблюдать трехлетний траур  [34] . Однако он намеренно скрыл печальную новость и все-таки устроил свадьбу. Раз он так поступил, значит, у него имелись причины не отказываться от церемонии. Похоже, император догадывался, что Лу Хайкун непременно придет. А тот не мог не понимать, чем он рискует…