Семь жизней до счастья. Страница 14

– Ушла… Раз ушла, не следовало возвращаться.

Благовещая тучка, порожденная Небом, не знала ни отца, ни матери и не ведала отцовской любви. Но в этот миг я поняла: даже если этот старик был злодеем, совершившим чудовищные преступления, для меня он всего лишь одинокий отец.

– Отец, – сказала я, – я повела себя как недостойная дочь. Теперь я согласна выйти замуж за Третьего принца.

У мужчины задрожали губы. Он долго молчал, потом, набравшись сил, сел на кровати и строго спросил:

– Кто заставил тебя вернуться? Пусть твой отец оказался никчемен, он не продаст свою дочь, чтобы выжить!

Я растерялась, не понимая, что происходит.

– Разве ты не велел Мудрецу из Зеленых Гор и Черному Воину привести меня домой?

Взгляд господина Суна на мгновение застыл, а затем старик горько рассмеялся.

– Этих двоих казнили по приказу императора еще в позапрошлом году. Боюсь, за тобой приходили переодетые воины личной гвардии императора… – Отец покачал головой. – Я сделал все возможное, чтобы ты и Лу Хайкун добрались до севера… Но тебя все равно заманили обратно. Я виноват перед тобой, Юньсян. Виноват перед твоей матерью, братом Лу, его сыном и – особенно – перед покойным императором.

Отец сделал все возможное, чтобы мы с Лу Хайкуном добрались до севера?

Вспоминая события ночи, когда сгорела усадьба генерала, я вдруг осознала: в произошедшем есть множество странностей. Когда двое в черном ушли, из усадьбы министра сообщений не поступало. На пропажу верительной бирки генерала не обратили внимания. Император не отправил за нами погоню. Мы с Лу Хайкуном ползли, как черепахи, но не увидели ни одного преследователя. Военный наместник Лу Лань, глава северного гарнизона, открыто объявил о мятеже, но императорский двор решил навести порядок только спустя пять лет…

Я не знаю, какими методами – тайными и явными – отец вел борьбу с нынешним императором, но, глядя на его истощенный вид, поняла, что этот сорокалетний мужчина исчерпал свои силы.

Я похлопала его по иссохшей руке:

– Все будет хорошо, папа. Я не такая уж хрупкая.

На другой день мы получили высочайший указ, назначивший дату моей свадьбы с Третьим принцем. В указе также говорилось, что придворный церемониал очень сложен, поэтому я должна поселиться в императорском дворце и немедленно приступить к обучению, которое продлится до самой свадьбы.

Замысел императора был очевиден. Заточив меня во дворце, он мог безбоязненно выступить в военный поход, не опасаясь, что министр Сун устроит в столице переворот, ведь в случае смуты я паду первой жертвой. Мне отводилась участь заложницы.

После ухода дворцового евнуха, доставившего указ, я заглянула в опочивальню отца, чтобы попрощаться. Старик пристально изучал документ, его взгляд был суров и мрачен. Я присела на корточки у кровати и тихо сказала:

– Папа, пока ты жив, император ничего со мной не сделает. Поэтому береги себя. Живи долго, чтобы позлить императора.

Отец вздохнул, поднял изможденную руку и нежно погладил меня по голове, как в детстве.

– Наша Юньсян выросла.

Я молча посидела с отцом, пока он, ослабевший, не уснул от усталости. Тогда я покинула опочивальню, села в ярко-красный паланкин и позволила доставить себя во дворец.

Императора я не увидела. Старший евнух, управлявший делами, разместил меня в заброшенных покоях в глубине женской половины дворца. Вероятно, здесь проживали наложницы, впавшие в немилость. По ночам до меня доносился женский плач. Он звучал мелодично, как песня, и убаюкивал, поэтому спала я хорошо.

Дни во дворце текли в одиночестве – холодном, будто снег, однако они пролетали так же быстро, как моя служба в храме Лунного Старца. Только тогда я мечтала о вине, которое не могла себе позволить, и сетовала на скупость Юэ Лао. Теперь же от нечего делать я вспоминала снежную ночь, когда Лу Хайкун покраснел и спросил, согласна ли я выйти за него замуж.

День свадьбы неумолимо приближался. Число стражников, охранявших двери моих покоев, выросло. По ночам я больше не слышала женских рыданий – только тяжелые шаги дозорных, что угнетало даже сильнее, чем напряженная обстановка в резиденции наместника северных земель.

В одну из таких снежных ночей, будучи не в силах заснуть, я накинула одежду, подошла к окну и распахнула ставни. У меня на глазах черная фигура молниеносно оглушила стражника у дверей. Я моргнула, недоверчиво вглядываясь в знакомый силуэт.

– Эй…

Едва я открыла рот, человек в черном оказался перед окном, вытянул руку и прикрыл ладонью мой рот.

– Молчи.

Его лицо скрывала черная ткань, голос звучал приглушенно, но мы прожили бок о бок больше десяти лет, поэтому я узнала его без труда.

Он настороженно прислушался, а затем стянул с лица платок. В его глазах заискрились отблески снега.

– Юньсян, это я.

Я похлопала его по руке, давая понять, что ее можно опустить.

– Да, я вижу.

Похоже, Лу Хайкун совсем не дорожил жизнью. Как главарь мятежников смог незаметно проникнуть во внутренние покои императорского дворца? Я невольно протянула руку и ущипнула его за щеку так сильно, что она покраснела. Лу Хайкун скривился и зашипел от боли, но не оттолкнул мою руку.

– Больно, Юньсян, – пожаловался он.

– Лу Хайкун! – Я пристально уставилась на него и спросила: – Тебе не нужна твоя жизнь?

Юноша посмотрел мне прямо в глаза:

– Нужна. А еще мне нужна ты.

Избитая фраза, слетевшая с его уст, почему-то не показалась мне пошлой. Она прозвучала искренне и серьезно, словно ребенок давал клятву прилежно учиться.

Я молчала.

– Я не лишился рассудка, меня пытались отговорить… – произнес Лу Хайкун, потом запнулся и опустил глаза, будто вспомнил что-то ужасное. – Но когда я услышал, что тебя похитили…

– Никто меня не похищал, – перебила я безучастным и четким голосом. – Я оставила тебе записку. Я сама решила вернуться в столицу.

Не глядя на меня, Лу Хайкун продолжал:

– Стражники Цзичэна доложили, что тебя грубо взвалили на плечи и унесли…

При виде его лица у меня защемило сердце. Я вдохнула, набрав полную грудь холодного воздуха.

– Я оставила записку, Лу Хайкун. Ты знаешь, что я сама захотела вернуться.

Уголки его губ задрожали, словно он хотел возразить или же оправдать и меня, и себя. Однако парень промолчал. Его губы изогнулись в улыбке, но в глазах не было радости.

– Юньсян, вовсе не обязательно быть такой честной.

– Возвращайся и береги себя.

– Почему? – Он стоял у окна, уставившись в землю. – Мы знаем друг друга пятнадцать лет, из них пять мы провели в борьбе на грани жизни и смерти… Должна быть причина, Юньсян.

Что я могла сказать? Что мой отец убил семью генерала Лу, чтобы спасти свою жизнь? Что я отвергла выбранного с детства суженого и вернулась в столицу ради отца, убийцы близкого друга? За пять лет жизни на севере я ни разу не заговорила об этом, потому что мои кровные узы и его ненависть сплелись в роковой узел.

Я тоже натянуто улыбнулась, изображая «несчастную женушку».

– Ты не любишь меня, Лу Хайкун.

Юноша застыл, его лицо медленно позеленело. Он скрипнул зубами и процедил:

– Сун Юньсян, даже сейчас ты не хочешь открыться, не хочешь поверить мне!

Издалека донеслась поспешная поступь дворцовых гвардейцев. У меня сжалось сердце, но я стиснула зубы и не стала торопить Лу Хайкуна. Он долго смотрел на меня с разочарованным видом, потом развернулся, взмыл в воздух с помощью техники цингун и растворился в ночной темноте.

Спустя миг показались гвардейцы. Заметив лежавших вповалку охранников, глава отряда обратился ко мне через открытое окно:

– Где злоумышленник?

– Злоумышленник? – Я зевнула. – Не заметила.

– Почему все охранники без сознания?

Я дерзко вскинула брови:

– Я во сне пукнула слишком громко.

Командир нахмурился и нехотя поклонился.

– Просим прощения за беспокойство, госпожа Сун. Мы выполняем приказ – ищем преступника.