Телохранитель Генсека. Том 5 (СИ). Страница 18
Появившийся словно из ниоткуда метрдотель вежливо поздоровался и провел нас мимо главного зала к отдельным кабинкам для гостей, желающих тишины и конфиденциальности. Там висели плотные гардины, защищавшие от света и шума, и стояли настоящие пальмы в кадках.
— Прошу, — сказал метрдотель, указав наше место.
Почти сразу появился официант. Мягкие движения, странный голос и холеная рожа вызывали подозрения по поводу его половой ориентации. Но меня это никак не касалось и я, сдержавшись, проигнорировал этот момент. А вот Лешек не удержался и с хитрой улыбкой спросил у официанта:
— Что, товарищ, żeby życie miało smaczek — raz dziewczynka, raz chłopaczek?
— Что, простите? — ничего не поняв, спросил официант, изобразив вежливое внимание.
— Не важно, — отмахнулся Лешек. — Принесите нам чай. И, разумеется, ваше знаменитое «Птичье молоко».
Официант на секунду растерялся.
— К великому сожалению, «Птичье молоко» только что закончился. Разошелся под вечер, — произнес он настолько виновато, что казалось вот-вот расплачется. — Мы ждали дополнительную партию к восемнадцати часам, но машина задерживается…
— Ну вот видишь, Володимир, я же говорил, что нужно было брать водку! — рассмеялся Лешек. — Тогда, пане, принесите нам то, чем «Прага» не ударит в лицо.
— Лицом в грязь… — машинально поправил я польского коллегу.
— Да-да, в грязь, — снова засмеялся Лешек. — Что у вас сегодня самое-самое? Что посоветуете?
— Мой друг не водку имеет в виду, — на всякий случай уточнил я. — Порекомендуйте кондитерские изделия.
— Рекомендую нашу «Прагу» классическую. Еще имеется торт дня «Нежность». И сегодня особенно хорош штрудель с теплыми яблоками. К штруделю подаем ванильный соус. Если товарищи пожелают, приготовим кофе по‑венски.
— Берем «Прагу» и штрудель, — сказал я. — Чай в заварнике. Сахар к чаю и лимон отдельно. Впрочем, несите и кофе по‑венски.
Хоть уже был вечер, но от хорошего кофе я отказаться не мог.
— Обойдемся сегодня без лишних «Нежностей», — отказываясь от «торта дня», Лешек играл словами, в очередной раз подкалывая официанта.
Тот слегка смутился. Все-таки личности с неоднозначной ориентацией в СССР семидесятых не чувствовали себя настолько фривольно как в будущем веке.
— Прекрасный выбор, товарищи! — официант вежливо поклонился и на время исчез.
Мы прождали минут десять, разговаривая о пустяках и вспоминая былые времена. Мне пришлось серьезно напрягать память Медведева, чтобы натурально поддерживать беседу. Чувствовал себя каким-то «читером», лихорадочно вбивающим в интернет-поиске фразу или событие, чтобы ответить правильно.
Наконец официант принес чай в красивом фарфоровом чайнике, отличный ароматный кофе, вазочку с сахаром-рафинадом и тонкими щипчиками, тарелку с тонко нарезанным лимоном, десертные вилки. За ними подъехала тележка с самими десертами. Официант снова извинился за «Птичье молоко», так искренне, будто речь шла о настоящей драме и серьезной утрате в нашей жизни. Признаюсь, я еле удержался от жеста «рука-лицо», а Лешек с улыбочкой поблагодарил услужливого молодого человека и отпустил восвояси.
Мы приступили к нашей довольно странной вечерней трапезе. Обычно застолье двух взрослых брутальных мужчин из спецслужб не ассоциируется с таким вот «сладким столом». В первые же минуты я пожалел, что рядом нет моих девочек. Обязательно надо как-нибудь побаловать их такими вкусностями. Бисквитно-шоколадный торт «Прага» таял во рту, оставляя невероятно приятное послевкусие. Не уступал ему и теплый штрудель, пахнущий корицей и облитый ванильным соусом.
— Ну что ж, Лешек. Теперь давай поговорим о деле, — сказал я, заставив себя оторваться от лакомств. — У меня к тебе имеется небольшая, но важная просьба. Можешь ли по своим каналам пробить гражданина по фамилии Глебов? Эмигрировал к вам в ПНР в марте прошлого года. Официально — по семейным обстоятельствам. Если можешь, проверь, где он теперь прописан, на каком основании, где работает. И ещё жену, пожалуйста, гражданку ПНР Дороту Янкович. Хочу понять, что она за фигура, чем занимается и как они вообще нашли друг друга.
Лешек слушал внимательно, ничего не записывал, всё запоминал, как и положено профессионалу. Обычная улыбка исчезла с его обычно добродушного лица. Когда я закончил, он утвердительно кивнул.
— Добже, — сказал он, не торгуясь и не пытаясь набивать себе цену. — Попробую зайти в ужонд через одного знакомого. Вернее, знакомую. Есть у меня там одна wspaniała pani…
— Спасибо, Лешек! Выручишь. Вот что значит, старый друг, на помощь которого всегда можно рассчитывать! — с последним комплиментом я, наверное, переборщил, как-то лицемерно прозвучало, но чего уж теперь.
— Ради старого друга постараюсь. Но pamiętaj — будешь должен… — он улыбнулся с тем самым своим виноватым выражением.
— Учту, — ответил я вполне серьезно. — Обращайся, если понадобится.
Не удержался, и все-таки заглянул в мысли «старого друга». Однако думал он на польском и я практически ничего не понял. Это только на первый взгляд кажется — славянские языки, да что там непонятного! Но когда несется быстрый поток, с использованием сленговых словечек, ничего не разобрать. Понял лишь то, что ко мне самому и моей просьбе Лешек отнесся абсолютно нормально. А раз никаких подвохов не обнаружилось, то можно быть спокойным на счет него.
Потом мы снова перешли к нейтральным разговорам ни о чем. Лешек расхваливал московских девушек, но заметив, что я веду себя как истинный семьянин и не проявляю интереса, сменил тему. После он начал жаловаться, как меняют лампы в его подъезде и каждый раз срывают плафон. Затем рассказывал о том, как коллеги в посольстве затеяли маленькую войну за кабинеты с окнами во двор, чтобы не слышать шум трамваев. Я улыбался, по мере возможностей поддерживая «светскую» беседу.
Когда официант уже уносил пустые тарелки, Лешек снова стал серьезным.
— Позвоню, когда будет что сказать по твоему вопросу, — пообещал он. — На какой номер лучше это сделать?
Я продиктовал рабочий номер, но попросил не оставлять по телефону никакой информации, а только лишь договориться о встрече.
— Разумеется, — кивнул Лешек, — не первый год с советским КГБ замужем…
— Запомнил? — уточнил я, так как Лешек не записывал цифры.
— А как же. На pamięć пока еще не жалуюсь.
Я рассчитался за наш сладкий ужин. Лешек порывался оплатить сам, но я, разумеется, его остановил.
— Сдачи не нужно, — оставил официанту чаевые, чтоб слегка рисануться перед поляком. Пусть не думает, что наши сотрудники ездят только на жигулях и жмут каждую копейку.
— Но на всякий случай полистайте Уголовный кодекс, молодой человек, — я все-таки не удержался, чтоб не уколоть несчастного официанта, — особое внимание обратите на Статью 121 УК РСФСР…
Юноша побледнел, так как безусловно знал, о чем речь. Через силу выдавил из себя «Благодарю» и «Заходите к нам еще» — и поспешно ретировался.
В гардеробе пожилая женщина в обмен на жетоны с номерками вернула нам верхнюю одежду. Швейцар на крыльце вежливо попрощался и тоже пригласил заходить к ним снова. Могут же при желании включать вежливость и в Советском Союзе, подумал я. А то в двадцать первом веке некоторые думают, что хамство из провинциальных гастрономов и заводских столовок существовало повсеместно в любом заведении общепита. И дело ведь не только в элитности данного заведения. Я в последний год все чаще замечал, что уровень обходительного отношения к посетителям начинает расти. Пока не знаю, как в остальном Союзе, но в Москве уже неоднократно в этом убеждался. Особенно явно это проявлялось в кооперативных кафешках — тех самых, которые появились на волне нашей реформы. Ведь доходы частника чуть ли не напрямую зависели от того, насколько он «подружится» с клиентом. Это и заставляло включать «режим вежливости» и улучшать качество обслуживания. Вот такой вот получился у нашей реформы позитивный «побочный эффект». Без всяких указов сверху, самым естественным образом повышалась культура общения граждан и качество сервиса во многих заведениях.