Личное дело господина Мурао. Страница 5

– Но огласка…

– Нет, здесь есть что-то еще – помяни мое слово.

Вечером я никак не могла заснуть. И сам разговор, и слова Кадзуро оставляли ощущение, что Мурао действительно что-то недоговаривает – и это могло бы помешать в расследовании. А может быть, и представлять для меня опасность – какую, я пока не понимала, и от этого было страшно.

Пролежав несколько часов без сна, я тихо встала и начала греть воду.

– Не спится? – спросила тетя Кеико из-за ширмы. По ее бодрому голосу я поняла, что и она еще не засыпала.

– Нет. Хочешь чаю?

– Хочу.

Она села со мной за столик.

– А я ведь забыла рассказать тебе, о чем мы говорили с Кадзуро и господином Мурао.

– Если не хочешь, не рассказывай.

– Нет-нет, как раз хочу! – сказала я. – И даже спросить кое о чем… Видишь ли, несколько дней назад у господина Мурао произошло нечто ужасное: женщину, которая убирала его дом, убили прямо в ванной. И он думает, что это может быть связано с девушкой, с которой он когда-то давно, еще до войны, был знаком. Она жила где-то в нашем районе, и я подумала, что ты можешь что-то знать о ней. Ее звали Одзава Наоко.

Тетя положила подбородок на сцепленные руки.

– Бедная женщина! Как ты говоришь – Одзава? Одзава… Конечно, я не первый раз в жизни встречаю эту фамилию, но никак не могу вспомнить, кто из моих знакомых ее носил. А почему господин Мурао думает, что эта Наоко связана с убийством? Она могла ревновать к той женщине?

Я попробовала чай, подула на него и снова попробовала, чтобы выиграть немного времени и подумать. Рассказывать подробности я не хотела: мне вдруг стало стыдно, что я вообще обсуждала с мужчиной такого рода преступление – тем более то, которое совершил он сам. Скорее всего, тетя разволнуется и расстроится, что я позволила кому-то вести со мной подобные разговоры. И, наверное, она будет права. Не слишком ли я упала сегодня в глазах Мурао?

Наконец я придумала, как обойти эту тему:

– Нет, та женщина была совсем пожилая. Да и неизвестно точно, действительно ли есть связь. Вот Кадзуро, например, думает, что господин Мурао ошибается, и это было просто ограбление, а служанка случайно увидела вора.

– Я подумаю, кого можно спросить про семью Одзава, – сказала тетя. – И, конечно, я рада, что у тебя появился такой влиятельный друг, но я беспокоюсь за тебя. Пообещай, что не будешь лично приближаться ни к каким подозрительным людям.

– Обещаю! Мы с Кадзуро – просто две головы в помощь господину Мурао.

В свете очага я увидела, как тетя, поднося к губам чашку, качает головой.

Мне не давали покоя слова Кадзуро о том, что Мурао темнит насчет того, почему он обратился за помощью к нам, а не рассказал все полиции. Даже если мы соберем доказательства вины Наоко, нам понадобится представить и мотив ее мести, а это все равно означает огласку той истории.

Засыпая, я думала, не дать ли господину Мурао понять, что ему стоит больше нам доверять. Пожалуй, озвучить это я попрошу Кадзуро. Кроме того, что он мужчина и ему больше пристало быть с собеседником жестче, его, несомненно, позабавит такая просьба и даже доставит ему удовольствие. Да, да, определенно, будет лучше, если эту грязную работу я передам Кадзуро, а сама буду вести себя покладистее – таким образом, перед кем-то из нас двоих Мурао раскроется больше. Хотелось бы, конечно, чтобы это была я. Ведь это не только принесло бы пользу для дела, но и помогло бы наладить отношения с писателем.

А там… там… Но даже мысленно я не решалась перейти на какую-то другую ступень общения с ним: очень уж разного возраста и социального статуса мы с ним были. Меня также не могло не беспокоить то, как он поступил с той девушкой, хотя я и склонна была скорее поверить, что он сам по молодости не разобрался в ситуации, был напуган и растерян. Ведь ему тогда было почти столько же, сколько мне сейчас.

Но главное – несостыковка с оглаской. Мурао как будто хотел представить Наоко полиции в какой-то определенный момент, не раньше, чем решит сам. Но зачем? Неужели он не боится второго покушения? Любой на его месте, имея на руках хотя бы какие-то доказательства, сначала позаботился бы о том, чтобы обезвредить угрозу как можно раньше.

Но не Мурао, нет.

Наутро я встала в дурном настроении и непонятной тревоге. Вчерашний разговор стоило повести как-то иначе, держаться спокойнее и достойнее. Но со мной лично говорил сам господин Мурао… и от этого я растерялась. Может быть, так же, как Наоко восемнадцать лет назад?

До трамвая оставалось больше часа. Я решила пойти в редакцию пешком – и не напрямую, а через те улицы, где могли, как мне казалось, жить господин Мурао и Наоко. По крайней мере, она-то точно жила в моей части города, а он… возможно, и он тоже. Ведь он говорил про старый дом, подобный нашему. Старые дома в Киото стараются не сносить и не разбирать, как это происходит в других городах, а беречь и восстанавливать, но все-таки новые постройки, особенно промышленные, начинают понемногу теснить их. Осталось всего несколько кварталов, которые сейчас стоят точно такими же, какими они застали войну. Через них я и пошла.

Недалеко от станции Арисугава я увидела улицу, застроенную старыми домами, и остановилась около одного. В саду одиноко стояло засохшее сливовое дерево, а каменные плиты во дворе были чисто подметены. Похоже, здесь никто не жил, но все-таки за домом следили. Может быть, это и есть старый дом господина Мурао? Или тот, на другой стороне улицы – тоже древний, похожий на одинокого смуглого старика? Или вон тот, чей хозяин, вероятно, давно ушел в мир иной, но чьим детям стоило бы попенять за то, как они содержат дом?

Мрачный угол. Место, где и не хочешь, а совершишь преступление.

Я пошла дальше. С чего же начать расследование? Наверное, нужно еще раз расспросить соседей. Господин Мурао, конечно, уже делал это, но всякое ведь бывает: кто-то был не в настроении говорить, кто-то растерялся и забыл важную деталь, а теперь мог вспомнить. Да, нужно обязательно поговорить с соседями, живущими по обе стороны улицы.

Ровно напротив дома господина Мурао был длинный забор рекана, где мы вчера беседовали. Нет, из-за него вряд ли кто-то что-то видел: для этого надо было стоять в саду и смотреть поверх забора. Вот если кто-то сидел в самом рекане, в глубине, за столиком, откуда видна калитка…

А ведь это хорошее место для наблюдения! Оттуда за домом господина Мурао мог наблюдать преступник, чтобы приметить время его выходов и возвращений. Человек, который долгое время стоял бы напротив дома и наблюдал за ним, вызвал бы массу вопросов. Но гость, сидящий за столиком и созерцающий улицу, – нет. Что ж, надо попытать счастья и спросить у хозяйки или официанток, не примечали ли они женщину тридцати пяти – сорока лет, которая часто ходила бы сюда последнее время и сидела за определенным столиком.

Рекан был не так далеко. Я посмотрела на часы и решила, что успею зайти туда до работы.

Хозяйка, госпожа Акаги, на мой вопрос только покачала головой.

– Сожалею: не видела женщины, которая часто ходила бы сюда. Расспрошу девушек, но ничего не обещаю.

Я поблагодарила ее и уже пошла к выходу, как вдруг мне в голову пришла другая идея, и я вернулась:

– Скажите, госпожа, а есть ли у вас номера, окна которых выходят на эту улицу?

– Есть два, и оба заняты сейчас. Но если вы хотите расспросить о постояльцах, то я буду вынуждена отклонить просьбу: я берегу покой моих гостей.

– О, я не рассчитывала на это. Я только хотела узнать, будет ли один из этих номеров свободен в ближайшие дни.

Встревоженное выражение лица хозяйки сменилось на радостно-услужливое, и она достала из-под стойки книгу с записями.

– Один из гостей съезжает завтра. Вы хотели бы пожить у нас?

– Да. Ночевать я не буду, но комната нужна мне на… скажем, три дня. Буду приходить с утра, пить ваш вкусный кофе и потом работать до вечера в комнате, – сказала я, доставая деньги.