Развод. Цена искупления (СИ). Страница 22

Его голос срывается.

Я больше не могу смотреть на это.

— Хватит, — выдыхаю я. — Всё. Хватит.

Рома сжимает кулаки.

Алиса продолжает плакать.

Максим остаётся неподвижным.

Я чувствую, как сил больше нет.

Как моё сердце бьётся где-то в горле, как руки предательски дрожат.

— Мы уходим, — говорю я ровно, но голос мой всё равно дрожит. — Сейчас же.

Я беру Рому за руку, и на этот раз он не сопротивляется.

Он только дышит тяжело, глубоко, как раненый зверь.

Мы обходим кровать.

Оставляя там Максима. Алису. Предателей и убийц.

Я не оглядываюсь.

Я не хочу больше видеть это.

Мы спускаемся вниз.

Держу сына за руку крепко. Чтоб не сорвался…

Мои ноги подкашиваются, но я держусь.

Я чувствую, как Рома трясётся от ярости.

Как его плечи ходят ходуном.

Как его дыхание тяжёлое, рваное.

Мальчик мой родной…

Я знаю, что он убит.

Что его сердце разорвано на куски.

Как и моё.

Мы выходим за порог.

И только когда за нами закрывается дверь, я позволяю себе выдохнуть.

Но облегчения не приходит.

Потому что всё, что я знала, всё, во что я верила, всё, что я строила годами… исчезло.

Осталась только пустота.

И предательство.

Жгучее.

Разъедающее меня изнутри.

Девочки. Насыпьте истории звездочек и подпишитесь на автора. Для вас пустяк, а мне приятно. Продолжим? Или уже завтра? Как хотите? У меня еще пара глав есть) Пишите комментарии. Мы с музом их очень любим.

Глава 30.

Вика.

— Куда поедем, сын? — мой голос звучит ровно, но за этой кажущейся спокойной оболочкой прячется надрыв.

Рома сидит рядом, неподвижный, словно застывший в той самой минуте, когда его мир рухнул. Его взгляд направлен в темноту за окном, но я вижу — он не смотрит, не замечает проносящихся мимо огней ночного города. Он просто… существует.

— Не хочу в свою квартиру, — отвечает он после долгой паузы, и его голос звучит так, словно ему приходится проталкивать эти слова через стиснутые зубы. — Там всё с ней связано.

Ещё бы.

Каждый предмет, каждая вещь, даже запахи в этой квартире — всё будет напоминать ему о ней. О той, которую он любит. О той, кто предал его самым жестоким образом.

Я молча киваю, чувствуя, как комок подкатывает к горлу.

— Тогда поедем в городскую, — принимаю решение.

Наша старая квартира. Дом, который когда-то был для нас местом уюта, счастья, семейного тепла.

Рома почти не реагирует, но я замечаю, как он напрягается, как его пальцы медленно сжимаются в кулак на коленях. Он коротко кивает, словно ему всё равно, куда ехать, лишь бы подальше от этой проклятой ночи.

Но мне не всё равно.

Я скольжу взглядом по его лицу.

Бледный.

Словно из него вытянули всю кровь.

Губы плотно сжаты, скула нервно подрагивает.

Он выглядит так, словно балансирует на грани.

Я чувствую, как у меня внутри сжимается что-то горячее и ноющее.

Он не может вести машину. В таком состоянии…

— Я поведу, — говорю твёрдо, даже не давая ему шанса на возражение.

Он поворачивает голову, встречается со мной взглядом. Глаза тусклые, полные пустоты, но в них на мгновение пробегает искорка удивления.

Но потом он снова опускает взгляд и медленно выходит из машины.

Я сажусь за руль.

Мотор тихо урчит, и мы трогаемся с места.

Городские огни вспыхивают за окнами, уличные фонари размываются в плавных дорожках, отражаясь на лобовом стекле.

В салоне гробовая тишина.

Рома молчит.

Он даже не двигается.

Просто сидит, уставившись в одну точку, и я знаю — он не видит дороги, не замечает проносящихся мимо машин.

Он застрял там, в той спальне. В том предательстве. В грязи и мерзости.

И я тоже.

Я смотрю вперёд, но в висках пульсируют образы: лицо Максима, застывшее в немом осознании. Алиса, судорожно прижимающая к себе простыню. Смятая постель. Запах чужого женского парфюма, секса.

Боже…

Как мы оказались здесь?

Как всё могло рухнуть в один миг?

Я краем глаза снова смотрю на Рому.

Он выглядит… разрушенным.

И в этом надломленном состоянии, в этой осыпающейся оболочке взрослого мужчины, я вдруг вижу того мальчишку, которого когда-то держала в своих объятиях, утешала после страшных снов, обещала, что всегда буду рядом и никто никогда не причинит ему боль.

И вот он — сидит рядом, сломленный, преданный тем, кого любил больше всего. После кошмара увиденного наяву.

Мой сын.

Мой мальчик.

Как мне защитить его теперь?

Когда самый страшный монстр оказался тем, кого он боготворил?

Я не знаю.

Но должна.

Мы приезжаем в городскую квартиру меньше чем через полчаса.

Я выключаю двигатель, но не выхожу сразу.

Рома тоже.

Несколько секунд мы просто сидим в тишине.

— Мам… — его голос срывается.

Я смотрю на него, но он не поднимает головы.

— Да, сынок?

Он резко втягивает воздух, проводит ладонями по лицу, словно пытается стереть что-то невидимое.

— Как дальше жить?

Я не знаю, что сказать.

Не хочу лгать, что будет легче.

Пока не станет.

Пока слишком больно.

— Мы справимся, — тихо говорю я.

Неуверенно, не с нажимом. Просто… факт.

Потому что другого варианта нет.

Рома кивает.

Медленно, тяжело, как будто даже это движение даётся ему с трудом.

Мы поднимаемся в квартиру.

Я открываю дверь, и нас встречает оглушающая тишина.

Тот же холл.

Те же стены, те же запахи, что впитали в себя столько моментов нашей жизни.

Мы проходим в гостиную.

Я останавливаюсь в центре комнаты, медленно оглядываюсь.

Здесь всё по-прежнему.

Наша старая жизнь, замороженная в прошлом.

Диван, на котором мы смотрели фильмы втроём.

Кухня, где когда-то по утрам пахло кофе, а Рома, будучи мальчишкой, сидел на столешнице, болтая ногами, пока Макс читал новости.

Спальня…

Я не иду туда.

Я не хочу туда.

Рома рядом.

Он тоже осматривает квартиру, и я вижу, как его взгляд цепляется за знакомые вещи.

Как в глазах на секунду вспыхивает воспоминание, прежде чем угаснуть.

— Ты голодный? — спрашиваю я, заранее зная ответ.

Рома горько усмехается.

— Нет.

Я киваю.

Я тоже.

Аппетита нет.

Только боль.

Только эта пустота, что заполняет лёгкие.

— Я… пойду лягу, — его голос глухой, усталый.

— Конечно, сынок.

Я смотрю, как он уходит в свою старую комнату.

Когда-то он здесь жил.

Здесь были его игрушки, его книги, его детство.

А теперь…

Он просто закрывает за собой дверь, и я знаю — он не уснёт.

Так же, как и я.

Я остаюсь одна.

В этом доме.

В этих воспоминаниях.

Я опускаюсь на диван, закрываю лицо ладонями.

Глаза жгёт, но я не плачу.

Если заплачу, разорвусь.

А мне нужно держаться.

Для него.

Для себя.

Для того, чтобы понять…

Что же теперь будет дальше?

Спасибо, что вы со мной. Признаюсь, что эти главы даются мне очень тяжело. Я плачу вместе с героями. Завтра продолжим тоже тремя главами. Всех обнимаю. Цените своих близких.

Глава 31.

Вика.

Саундтрек к главе: "Агония" SOLOMONA (рекомендую послушать) музыка, под которую я пишу главы.

Я выхожу из гостиной, чувствуя, как ноги предательски подкашиваются, будто земля уходит из-под них. Каждый шаг даётся с невероятным трудом, словно я пробираюсь сквозь густую, вязкую темноту, которая обволакивает меня, впитывается в кожу, просачивается в кости и затягивает в бездну, где нет ни света, ни надежды.

Боль не кричит, не рвёт на части — она сжимается внутри, тугим узлом, который становится всё плотнее, всё тяжелее, будто кто-то невидимый затягивает петлю вокруг моей души.