Будни акушера. Правдивые истории о самом сокровенном. Страница 5

И вот смотрю на Карину и понимаю, что от нее что-то можно ожидать.

Роды, тем временем, идут своим чередом, близятся к кульминации. Постоянно мониторим давление, ничего особенного: 120/70, 125/80 – и так весь первый период родов.

Во время потужного периода давление поднимается до 150, в принципе, это объяснимо. На одной из последних потуг Карина не послушала акушерку и резко потужилась вне схватки. Увы, сохранить промежность не удалось.

Родился ребенок, девочка, 8 баллов по Апгар. Пока зреет послед, моюсь на ушивание. Краем глаза кошусь на монитор – те же 150. Вызываю анестезиолога.

Приходит. Один из моих самых нелюбимых анестезиологов, который вечно к чему-то доматывается и торгуется. Работу в роддоме в принципе не любит, но их тоже ротируют по отделениям.

– Ну что у вас тут?

– Ушивание. Нужен внутривенный.

– А что, так не справитесь? Что там?

– «Там» шейка на 3 и 9 часах, правая стенка влагалища и промежность рванула сильно.

– И что, на каждую промежность меня теперь будете вызывать?

Меня злит тон и сама постановка вопроса.

– Когда надо будет – буду.

– Наверху плановая через 15 минут.

– А у меня экстренная прямо сейчас. И на давление внимание обратите. Работайте.

Карине дали наркоз, я спокойно все осмотрела, ушила. «Косметика» снаружи: дольше, конечно, но меня так научили. Один уже немолодой коллега-акушер. «Для женщины очень важно, как «там» все будет после родов. Никогда не экономь на этом время».

Анестезиологи от нас ушли. Карина спала. Ей медикаментозно чуть снизили давление, дела пошли на лад. Акушерку поставила бдить, ибо родильница подкравливала. Некритично, но неприятно.

Я сижу в коридоре, пишу историю родов. И тут приходит санитарка, приносит анализы из лаборатории.

И это тихий ужас. В моче 2 грамма белка. Но ладно, взята в родах, может, концентрированная – так бы я подумала, если б не биохимия крови.

Все показатели просто на грани фола: печеночные пробы и щелочная фосфотаза увеличены в 10–20 раз, по другим направлениям тоже нехилые такие превышения, тромбоциты ниже нормы. Полиорганные изменения, в общем. Звоню заведующей и начмеду, объясняю ситуацию. Оба приходят, коллегиально принимаем решение перевести Карину в реанимацию для пристального наблюдения и дальнейшего обследования. Выставляем тяжелую преэклампсию. Звоню анестезиологу, сообщаю ему о нашем решении (он идти на наш «консилиум» отказался).

Он категорически против перевода пациентки: «Да что она тут делать будет? Через пару часов уже бегать начнет, оздоровится. Показатели? Ну не критичные. Да какая там преэклампсия, я вас умоляю».

Пришлось привлекать начмеда. У него разговор в такой ситуации короткий. Анестезиолог быстренько все понял. Потому что одно дело перед 26-летним врачом женского пола выделываться, а другое – получить реальную возможность какой-нибудь докладной на главного врача от начмеда роддома. Уже не повыделываешься.

Итак, пациентку переводят в реанимацию. А на следующий день я узнаю, что ночью Карина выдала эпизод судорог, и у нее отек мозга. Который держался до 9 суток, кстати. Но вытащили.

На 6 день пребывания Карины в реанимации я была там на посту, писала какой-то осмотр в свежей истории. И тут заходит тот самый анестезиолог – снова его смена. Смотрит Карину (ее ввели в бессознательное состояние) и дает какие-то указания медсестре.

Редко я кому-то указываю на их ошибки, потому что и сама их совершаю. Но некоторым непробиваемым коллегам это делать надо. Закончив писать историю, подхожу к анестезиологу, киваю на Карину: «Ну что, коллега, бегает?»

Не удержалась, каюсь.

P.S. с Кариной все хорошо потом было. Выписали ее на 21 сутки. Ребенок здоров, матка на месте, давление под контролем. Была бы на десяток лет постарше – было бы хуже.

Оглядываясь назад, сейчас понимаю: если бы я не настояла на внутривенной анестезии во время ушивания, то Карина вполне могла бы выдать судороги на родовом кресле. Просто как реакцию на боль на фоне быстро развивающейся преэклампсии, ибо наше местное обезболивание 100 % эффекта не дает.

Пазл сломался

Амбулаторный прием. Заходит регистратор:

– Анастасия Сергеевна, платную беременную возьмете? На консультацию.

– Веди.

Спустя время в кабинет заходят трое. Вернее, двое заходят и одну несут на руках. Пациентка, ее свекровь и грудной ребенок, судя обилию розового цвета в одежде – девочка. Азербайджанцы.

Срок у беременной 17 недель. Она по-русски ни слова не понимает и не говорит.

Приехала в гости, через неделю улетает обратно в Баку.

Переводчиком выступает свекровь.

– Здравствуйте, доктор! У нас проблема. Нармина принимала душ, поскользнулась и упала. Прямо на живот.

– Когда это было?

– Утром, 2 часа назад.

Через свекровь собираю анамнез. Пациентке 22 года. Вторая беременность, очень желанная. Первые роды были 9 месяцев назад.

Ну что ж, все понятно.

Провожу свой осмотр, ничего серьезного не нахожу. Рекомендую провести УЗИ, убедиться, что с плодом все хорошо. Уходят.

Спустя время мне приносят протокол УЗИ. Нармина со свекровью оплачивают в кассе исследование. Срок не скрининговый, но что могли посмотреть – посмотрели. Заодно и пол определили, видимо, по просьбе пациентки. М-да, еще одна девочка. Бедная Нармина. Затюкают ведь. Родит, и через три месяца после родов опять заставят беременеть. Плавали, знаем.

Беременная со свекровью возвращаются в мой кабинет. Я рассказываю про УЗИ, делаю акцент на том, что плод здоров, отслойки плаценты нет. С падением все обошлось, но лучше больше не падать.

Свекровь вся светится.

– Доктор, а там написали, что у нас девочка будет?

– Да, написали.

– Это ж счастье какое!

Я в курсе некоторых традиций этого народа, и, видимо, немой вопрос у меня на лице застыл.

– Все мои подруги мальчишек ждут. А я – нет! Что хорошего в тех мальчишках? У меня вот трое сыновей, а я так дочь хотела. Вот теперь у меня будут две внучки, да и Нармина мне как дочка. Это такое счастье.

Пазл сломался…

«Не мог же он потеряться!»

Скрининг. Кто-то еще сидит перед кабинетом и нервничает, кто-то очень счастливый выходит после УЗИ.

Марина была из категории относительно спокойных. На руках результат предыдущего УЗИ органов малого таза, в заключении значилось: «Беременность 8 недель». Это было месяц назад, сейчас Марина уже ждала своей очереди на 1 скрининг.

Заходит в кабинет. Ложится на кушетку. Специалист прикладывает датчик к животу, а там – пусто. В плодном яйце пусто, само яйцо есть, визуализируется в полости матки. Его размеры – на 7 недель беременности. А эмбриона нет и не было, судя по всему.

Пациентка отказывается верить этому результату. Ну как так – ей говорили, что сердцебиение +, вот и протокол имеется.

А в протоколе, и правда, сердцебиение есть.

– Был эмбрион! Ну не мог же он потеряться!

– К сожалению, случаются разные ситуации. Мы не знаем, что произошло. Но у вас на данный момент анэмбриония – пустое плодное яйцо. Эмбриона нет. Необходимо прерывание беременности.

Беременная уже на грани истерики, хотя разговаривают и объясняют ей все спокойно. Требует другого УЗИста. Не вопрос – наш центр располагает такими возможностями. Отводим пациентку в другой кабинет, диагноз по итогу – прежний.

Даю направление в стационар, на прерывание. От транспортировки санитарным транспортом Марина отказывается, едет с мужем сама, на машине. Мы связываемся с женской консультацией, где наблюдается беременная, передаем патронаж. Так положено.

За те 25–30 минут, которые Марина с мужем проводят в пути, женщина успевает дозвониться до приемной нашего главврача (жалоба на недостаточную квалификацию специалистов ультразвуковой диагностики) и в местный облздрав – жалоба на перинатальный центр в принципе.

Действующие лица вместе с заведующей отделением вызываются на ковер к главному врачу. Все по очереди объясняют ситуацию. Работа в отделении на какое-то время замедляется. Спустя 15 минут врачей отпускают.