Худшие охотники за пиратами на Окраине (ЛП). Страница 5

— Пока оно вам не понадобилось, — сказал я.

Она громко вздохнула.

— Пока не понадобилось. Вы правы. В каком-то смысле мы, возможно, сами навлекли на себя беду, став лёгкой мишенью. Не знаю, почему мы думали, что одного, едва вооружённого патрульного катера хватит, чтобы отвадить любую угрозу. Это было невероятно наивно с нашей стороны.

Поразительно самокритичное признание, нечасто такое услышишь от жертв. Но такое пораженчество, если дать ему разрастись, ни к чему хорошему не приведёт, поэтому я решил его пресечь.

— Слушайте, тому, что делают пираты, нет оправдания, независимо от того, кто их жертвы и каков расклад сил. К тому же я видел пиратские банды с десятками боевых кораблей и сотнями хорошо вооружённых штурмовиков, так что даже полностью оснащённый эсминец или современное оружие в руках опытного ополчения не отобьют любую угрозу. Но, может, с этой мы сможем вам помочь.

Я понятия не имел, как мы это сделаем, но надеялся хотя бы её успокоить.

Она улыбается, и от этого её нос смешно морщится, подчёркивая россыпь веснушек. Мило. Она напоминает мне мою первую подружку на Дентоне III, когда мне было четырнадцать. Кайла протягивает руку и кладёт на мою.

— Спасибо, капитан Мендоза. Надеюсь, вы сможете нам помочь.

И надо же было именно в этот момент, когда рука Кайлы Картер лежит на моей, а на её лице сияет улыбка, появиться на завтрак Джессике.

— Надеюсь, я не помешала, — слышу я за спиной голос старпома, и тут же отдёргиваю руку, что, конечно, не лучший манёвр. Из-за этого я выгляжу так, будто и впрямь делал что-то не то, а не просто утешал женщину, чья планета в осаде.

— Я… э-э… Кайла приготовила яичницу. Я оставил тебе, — нелепо говорю я, и Джессика молча подходит к камбузным шкафчикам, берёт тарелку и начинает накладывать себе завтрак.

Кайла переводит взгляд с меня на Джессику, и на её лице появляется выражение, которое я не могу расшифровать.

— Эм-м, — мямлю я, — пойду в кабину, проверю курс.

Я встаю из-за стола и спешно ретируюсь. Иногда, как я усвоил, отступление — единственный тактический вариант, который остаётся мужчине.

Глава 5

Что случилось на «Ордни»

Позже я сижу в кабине пилота, когда ко мне присоединяется Джессика, скользнув в кресло второго пилота. Она, как всегда, потрясающе выглядит, но в ней чувствуется такая задумчивость, что я не решаюсь открыть рот. У неё что-то на душе, и она сама должна решить, когда настанет время мне рассказать.

Мы сидим так пять долгих минут, пока я делаю вид, что занят: проверяю, перепроверяю и снова перепроверяю наш курс. Серьёзно, на звездолёте, который летит по прямой между точками прыжка в необитаемой системе, делать особо нечего. Так что я испытываю огромное облегчение, когда Джессика наконец решает заговорить и избавляет меня от необходимости в третий раз запускать общую диагностику корабельных систем.

— В общем… насчёт моего отца…

Я смотрю на неё, но молчу. Стараюсь сохранять нейтральное выражение лица, но уверен, что у меня это не получается. Она, я надеюсь, вот-вот ответит на некоторые мучительные вопросы, которые занимали все мои мысли наяву и даже проникали в сны с тех самых пор, как нас взял на абордаж «Неустрашимый».

— Он тот ещё фрукт, — говорит она. — Я с ним даже не виделась, пока мне не исполнилось семнадцать. Он бросил мою мать, когда она была беременна мной.

Мне удаётся не отреагировать вслух, но брови мои взлетают вверх. Если мать Джессики хоть немного похожа на неё, нужно быть сумасшедшим, чтобы бросить такую женщину.

— Он не с Прометея. Он провёл там два года в составе торговой делегации из Ливардской Республики. Моя мать была одним из культурных атташе, приставленных к тому, чтобы он и остальные члены делегации получали всё необходимое во время пребывания в прометеанском пространстве.

— Они с мамой сблизились и даже съехались на последний год его пребывания на планете. Она забеременела всего за несколько месяцев до окончания его миссии. Думаю, из-за ребёнка мама, естественно, предполагала, что он либо останется с ней на Прометее, либо позовёт её с собой в Республику. Но…

Она замолкает, и я вижу, как в её глазах мелькает боль. Мне хочется протянуть руку и утешить её, но я сдерживаюсь, чувствуя, что это разрушит то наваждение, которое заставило её так откровенно говорить. Я впервые узнаю хоть что-то о прошлом Лин — по крайней мере, о её прошлом до «Персефоны» и тех крох, что были в её военном досье.

Она начинает говорить быстрее, явно пытаясь теперь просто всё выплеснуть.

— За месяц до отъезда он сказал маме, что она может поехать с ним, но жить с ним в Республике не будет. Оказывается, у него там была целая другая семья — жена и дети, — а моя мама была всего лишь любовницей. И он совершенно ясно дал понять, что она никогда не станет никем большим. Это её сокрушило, и она сказала ему, куда он может засунуть своё предложение. Потом он уехал. Каждый год он присылал нам деньги, более чем достаточно, чтобы мы жили в полном комфорте. Судя по всему, он был из чрезвычайно богатой семьи, а его правительственная работа была лишь частью подготовки к тому, чтобы возглавить семейный бизнес.

— Сначала мама просто отправляла деньги обратно. Но когда до неё постепенно дошло, что её государственной зарплаты не хватит, чтобы обеспечить мне ту жизнь, которую она для меня хотела, она начала оставлять переводы. Она тратила на меня каждый кредит, на себя — никогда. У меня была самая лучшая одежда, я ходила в самые модные частные школы, брала уроки верховой езды и этикета, и у меня была полная стипендия в Королевском Университете Прометея. Но от всего этого было так… душно, словно я была заперта в её мечте обо мне.

Она замолкает, нахмурившись, а я думаю, кому вообще придёт в голову платить за уроки верховой езды. Я даже не помню, когда впервые сел на лошадь — наверное, ещё ходить толком не умел, — но почти уверен, что дед просто закинул меня в седло, шлёпнул коня по крупу и велел держаться крепче. Уверен, отец потом наорал на старика, но деду, кажется, всегда было плевать, что думает отец, и наоборот.

— Когда я решила отказаться от стипендии и вместо этого пойти в Военно-морскую академию, это чуть не убило маму. Тогда я думала, что она просто пытается меня контролировать; теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что она лишь хотела для меня лучшего. Оказалось, она была права. Потому что сразу после того, как я приняла назначение в Академию, дорогой папочка впервые в жизни вышел на связь. — Последнюю фразу она произносит с горечью. И всё же, по тому, как дрожит её губа, я почти физически ощущаю ту надежду, которую, должно быть, испытала восемнадцатилетняя Лин, наконец-то получив весточку от своего отсутствующего отца.

Забавно, как нечто столь простое, как общий генетический код, порождает такие сильные ожидания связи между двумя людьми. Даже когда мой собственный отец фактически отрёкся от меня после того, как я пошёл на флот, я не перестал его любить и жаждать его одобрения. То, что он умер пять лет спустя, и у нас так и не было шанса примириться, преследует меня по сей день. Так что я могу понять, почему Лин, пусть её отец и не проявлял к ней ни малейшего интереса раньше, испытала такую явную надежду, когда он наконец объявился. К несчастью, я уже видел, что у этой истории не будет счастливого конца.

— Он был на Прометее на торговой конференции и попросил о встрече во время своей короткой остановки. Я сбежала, чтобы увидеться с ним, потому что знала, что мама не одобрит. Мы встретились в ресторане недалеко от нашего дома, и он был таким… не знаю, идеальным, наверное. Он говорил все правильные слова и даже обнял меня, когда впервые увидел. Я ожидала, что он начнёт говорить гадости про маму, но он этого не делал. Он, казалось, даже интересовался, как у неё дела. И, в отличие от неё, он так поддержал моё решение пойти на флот. Я почувствовала себя так, словно…