Огонечек для ледяного герцога (СИ). Страница 24

Я не могла пошевелиться, не могла вымолвить ни слова. Мир сузился до этого лица, до этих глаз, в которых я читала свою собственную историю.

Из дома вышла бабушка. Её лицо было строгим и печальным.

— Входи, Мелисса, — сказала она тихо. — Видно, судьбе было угодно, чтобы ты наконец-то вернулась.

Мы сидели за грубым деревянным столом. Бабушка молча варила чай. Флора с любопытством разглядывала незнакомку, сидя у нее на коленях и кажется, понимала, что это ее мама. А я просто смотрела на женщину, которая нас бросила.

— Я не оправдываюсь, — начала она, не поднимая на меня глаз. Её пальцы нервно перебирали край скатерти. — Я была глупа, влюблена и испугана. Твой отец… он обещал звёзды, а принёс только стыд. Когда он ушёл, я не смогла вынести взглядов соседей, жалости матери. Мне казалось, что я задохнусь в этих стенах. Я думала, что убегу и найду новую жизнь, а потом вернусь за вами, сильной и успешной. Но… жизнь оказалась сложнее.

Она говорила, а я слушала, и каждая её фраза отзывалась во мне эхом той боли, что я видела в Талориане. Та же рана покинутости, тот же страх, что тебя недостаточно, чтобы остаться.

— Почему сейчас? — спросила я, и мой голос прозвучал чужим. — Почему ты вернулась именно сейчас?

Мелисса посмотрела на меня, и по её щекам покатились слёзы.

— Потому что я наконец-то перестала бежать. Потому что я услышала слухи. Слухи о ведьме из леса, которая не боится Ледяного Герцога. И в описании этой девушки я узнала себя. Узнала свою дочь — Раэллу. И поняла, что если у тебя хватило смелости сразиться с чудовищем из сказок, то у меня должно хватить смелости посмотреть в глаза своему прошлому.

В её словах не было просьбы о прощении. Была лишь горькая правда и отголоски того самого огня, что горел и во мне.

Бабушка поставила на стол чайник.

— Боль — странный проводник, дитя моё, — сказала она, глядя на меня. — Она привела к тебе герцога, чтобы ты научилась его лечить. И она же привела твою мать обратно, чтобы ты научилась прощать.

Я посмотрела на свою мать. На её испуганные, полные надежды глаза. И поняла, что за стенами, которые строим мы сами, и за стенами, что возводят вокруг нас другие, всегда бьётся одно и то же сердце. Со своими страхами, болью и жаждой любви.

Лёд в моём собственном сердце, сковавший его с детства, дал ещё одну трещину.

— Расскажи мне всё, — тихо сказала я. — Всё, что было. И тогда… тогда мы подумаем, что делать дальше.

Глава 27

Рассказ матери

Тишину в доме нарушал только треск поленьев в очаге и мерное шипение чайника. Воздух, ещё недавно наполненный уютом и запахом трав, теперь гудел от невысказанного напряжения. Бабушка разлила чай по глиняным кружкам, его горьковатый аромат смешался со сладким духом печёных яблок.

Мелисса не спешила пить.

Она смотрела на свои руки, измождённые, но всё ещё изящные, руки знахарки, которая давно не варила зелий. А затем, покрепче прижав уснувшую на руках Флору, заговорила.

— Ты права, Раэлла. Я была ведьмой-знахаркой, как и моя мать, и её мать. Наша магия — это магия этого места, этого леса, этих камней. Она проста и сильна. Но в молодости мне казалось, что это… скучно. Что это удел бедных и невежественных. Я мечтала о сияющей магии дворов, о могуществе, о славе. — Она горько улыбнулась. — И у меня это появилось… и все благодаря одному человеку…

— Кому? — тихо спросила я, хотя сердце уже подсказывало ответ.

— Алрик. Алрик Фростхарт, — уверенно ответила матушка и с грустью посмотрела на свою мать.

У меня перехватило дыхание.

Бабушка тяжело вздохнула и неодобрительно покачала головой, словно давно знала эту историю.

— Он был младшим братом предыдущего графа, дядей Талориана. Блистательный, остроумный, прекрасный маг. Он приезжал с инспекцией из столицы, ведь наши земли формально находились под юрисдикцией Фростхартов. Он увидел меня на ярмарке, где я продавала травы. Он говорил, что никогда не видел такой дикой, естественной красоты. Он восхищался моей магией, называл её «истинной», в отличие от вычурных придворных ритуалов. Я поверила ему. Поверила, что он видит во мне больше, чем просто деревенскую знахарку.

Она замолчала, её глаза были полны старой боли и невыплаканных слёз.

— Он обещал жениться, взять меня с собой в столицу, представить ко двору. Говорил, что вместе мы сможем объединить силу дикой магии и могущество его рода. Я была ослеплена. Когда он уезжал, я последовала за ним тайком, бросив всё. Бросила вас… — её голос дрогнул, и она посмотрела на Флору, которая, утомлённая, продолжала дремать у неё на коленях.

— Но он не женился на тебе, — произнесла я, чувствуя, как во мне нарастает гнев. Гнев был не только на мать, но и на весь род Фростхартов.

— Нет. В столице всё оказалось иначе. Я была для него диковинкой, экзотическим цветком, который он сорвал, чтобы похвастаться перед друзьями.

«Вот, смотрите, настоящая лесная ведьма!» — представлял он меня. А когда я забеременела в третий раз… он сказал, что у него есть обязанности перед родом, что он не может жениться на простой деревенской девке. Он подарил мне немного денег и… исчез.

В доме повисла тяжёлая пауза. Бабушка молча подбросила поленьев в огонь.

— Я пыталась остаться в городе. Использовала свои знания, чтобы лечить людей, но столичные жители с опаской смотрели на мою «тёмную» деревенскую магию. Денег не хватало. Я была одна, унижена, с ребёнком под сердцем. Стыд сжигал меня изнутри. Как я могу вернуться? Вернуться к матери, которую ослушалась. К дочерям, которых предала. Мне казалось, что лучше пусть меня считают мёртвой, чем побеждённой и опозоренной.

— Что было дальше? — отчаянно спросила бабушка и с гневом посмотрела на единственную дочь.

— Мама, пожалуйста…

— Отвечай, бесстыжая! Ты разродилась или нет? Где твой ребенок?

Мелисса вздрогнула и посмотрела на мать с ужасом.

— Я отдала его, — тихим, почти безжизненным голосом произнесла моя мать. — Это был мальчик.

— Кому ты его отдала? — спросила свою мать, к которой испытывала сейчас лишь жалость.

Мелисса закрыла глаза и её плечи затряслись от беззвучных рыданий.

— Это было самое трудное решение в моей жизни. Я знала, что не смогу дать ему ничего. Отдала его в приют при храме, умоляя монахинь сказать ему, что его мать умерла при родах. Я думала, у него будет больше шансов… А сама уехала как можно дальше, на самый север, пытаясь начать всё с чистого листа. Но магия наша… она не забывается. Я устроилась травницей в небольшое поместье. Жила тихо, в постоянном страхе, что меня узнают.

— А потом ты услышала слухи о Ледяном Герцоге и ведьме, которая его укротила, — закончила я за неё.

Она кивнула, с трудом сдерживая слёзы.

— Сначала я не поверила. Подумала, что это сказки. Но описания… твои волосы, твои глаза… И тогда я поняла, что моя дочь оказалась сильнее и смелее меня. Что она не побоялась ни чудовища, ни правды. И мне стало очень стыдно за своё бегство.

Бабушка вновь заговорила, её голос был твёрдым и спокойным:

— Магия нашего рода, девочки мои, всегда была магией сердца и земли. Она крепка, пока мы держимся вместе, пока корни наши переплетены. Но она слабеет от лжи и предательства. Алрик Фростхарт знал это. Он не просто увлёкся тобой, Мелисса. Он пытался присвоить силу нашего рода, поглотить её, как его племянник Талориан пытался поглотить наши земли. Решение продать деревню — оно не случайно. Талориан, ослеплённый болью и магией кольца, инстинктивно стремился к местам силы, чтобы подпитывать свою тёмную мощь. Эта земля, наш лес — источник силы, который Фростхарты всегда хотели контролировать.

Теперь всё складывалось в единую, ужасную картину. Не просто личная драма, а часть многолетнего противостояния. Алрик пытался заполучить источник силы через любовь и обман. Талориан — через грубость и принуждение.

Лёд в моём сердце растаял окончательно, сменившись жгучей решимостью. Я посмотрела на мать — не на мифическое чудовище, бросившее нас, а на запуганную, сломанную женщину, ставшую жертвой той же системы жестокости и жажды власти, что и Талориан.