Системный Кузнец (СИ). Страница 28

Положил камень на верстак, затем прижал ржавый клинок к камню почти плашмя и начал водить им взад-вперёд.

Давалось это непросто. Руки, привыкшие к балансу хорошего инструмента из прошлой жизни, боролись с кривизной клинка. Ржавчина сходила неохотно — это была грязная монотонная работа, требующая не столько мастерства, сколько терпения. Система подсказывала мне движения, но по сути здесь не было тонкостей, только грубая сила. Минут через десять яростного трения на металле наконец-то проступили первые чистые пятна. Я выправил лёгкий изгиб клинка, постучав по нему молотком, который нашёл в куче.

Теперь — самое интересное. Взял второй камень из светло-серого сланца, с гораздо более мелким зерном. Время формировать лезвие.

Это было в новинку, в прошлой жизни я точил топоры и ножи на электрическом точиле. Работа руками с камнями требовала совершенно другого подхода — здесь важны не обороты, а угол и давление. Система подсказывала мне правильные действия, и я следовал за советами.

Снова приложил клинок к камню, но на этот раз под углом — градусов двадцать, на глаз.

[Внимание: Угол заточки нестабилен. Колебания: 18–25 градусов. Рекомендуется зафиксировать запястье.]

Действительно, кисть «гуляла». Упёр локоть в бок, зафиксировав руку, и попробовал снова, движения стали более уверенными. Вёл лезвие по камню на себя, будто пытаясь срезать с него тончайшую стружку.

[Давление на клинок слишком сильное. Риск «завалить» режущую кромку.]

Я ослабил нажим, теперь не давя, а лишь позволяя весу самого клинка делать работу. Движения стали плавнее.

Сосредоточился на звуке — равномерном шуршании, и на ощущении лёгкой вибрации, идущей от камня через сталь в мои пальцы.

Точил одну сторону, пока не почувствовал на обратной кромке тонкий заусенец. В этот момент система дала рекомендацию перевернуть нож. Я последовал совету и начал точить другую сторону, стараясь сделать ровно столько же движений. Снова и снова, пока заусенец не стал едва ощутимым.

[Сформирована первичная режущая кромка. Качество: удовлетворительное.]

Закончив, вытер тыльной стороной ладони взмокший лоб и придирчиво осмотрел свою работу. В полумраке сталь выглядела просто серой, хотелось увидеть её на свету.

Вышел на улицу. Небо ещё не начало темнеть, но в воздухе уже чувствовалась вечерняя изморозь, а тени стали длиннее и гуще, времени оставалось не так много. Подняв клинок на уровень глаз, поворачивал его то так, то этак. Он блестел. Из ржавого огрызка он превратился во что-то, что уже можно было с гордостью назвать ножом. Я осторожно провёл подушечкой большого пальца по лезвию. Остро, но… не то, это была грубая острота — она цеплялась за кожу, а не скользила.

Поддавшись азарту перфекциониста, снова нырнул в сумрак мастерской. Теперь — финальный штрих. Достал последний, самый гладкий камень, тот самый с редким рангом, каким-то образом оказавшийся у Гуннара в заначке.

Это была уже не заточка, а скорее полировка. Убрать микроскопические царапины, оставленные предыдущим камнем, вывести лезвие в идеальную, невидимую глазу линию. Это была почти ювелирная работа, где одно неверное движение, один лишний градус угла — и вся предыдущая работа насмарку.

Движения стали медленными, почти невесомыми. Система постоянно поправляла меня, что с одной стороны помогало, но в то же время и отвлекало, было сложно слиться с ней в одно целое. Будто в моей голове засел строгий критик, который без умолку твердит, что я делаю не так. Едва касаясь камня, прислушивался к тончайшему шелесту. Пытался поймать то самое ощущение, когда металл и камень становятся единым целым.

На мгновение отвлёкся, рука дрогнула, и угол чуть «гульнул». Тут же услышал, как изменился звук — шелест сменился лёгким скрежетом. Замер, убрав клинок и поднёс к свету. Чёрт, на самой режущей кромке, на самом кончике, появилось крошечное, но заметное блестящее закругление. Я «завалил» заточку, сделал лезвие в этом месте не острым, а тупым.

[Ошибка: Нарушен угол заточки. Режущая кромка завальцована.]

Выругался сквозь зубы, придётся начинать почти сначала. Снова взял камень со средним зерном и, матерясь про себя, аккуратно, стараясь снять минимум металла, вывел дефект, заново формируя геометрию на этом крошечном участке. Затем снова перешёл на тонкий камень, на этот раз работая с предельным вниманием, движения стали выверенными до миллиметра.

Наконец, почувствовал, что кромка стала почти идеальной.

Взял готовый нож и очень осторожно прикоснулся остриём к подушечке пальца. Сначала — ничего. Но стоило мне сделать микроскопическое режущее движение, как я ощутил жгучую боль. Одёрнул руку — на коже тут же выступила алая капелька крови.

Нож был не идеален — в нём не было изящества шедевра, но это была достойная работа. Он был действительно острым.

И тут же пришло отрезвляющее понимание: на этот один ржавый нож ушёл почти час. Заточить таким образом гору инструментов к завтрашнему вечеру было физически невозможно. Этот кропотливый труд не имел ничего общего с той потоковой работой, которая мне предстояла.

Я с тихим вздохом отложил камни в сторону. Придётся искать компромисс между качеством и скоростью, но теперь, по крайней мере, знаю, на что способны эти камни и мои руки.

Инструменты так и не несли. Голоса и смех доносились откуда-то со стороны большой казармы, но в мою сторону никто не шёл.

Чёрт с ними.

Подойдя к мешку, выложил припасы на пень и свежезаточенным ножом отрезал несколько тонких ломтиков сала. Положив их на кусок лепёшки, с наслаждением вгрызся в свой импровизированный бутерброд. Простая еда, но сейчас она казалась пищей богов. Жирная солонина наполнила тело долгожданным теплом и энергией. Пусть времени в обрез и я в этом Богом забытом месте, но у меня есть острый нож и еда, что было уже неплохо.

Доев, тщательно вытер клинок о мешковину, убрал всё обратно и вышел из мастерской. Ждать дальше было бессмысленно. Они могли просто забыть обо мне, но, чёрт возьми, им что, не нужен острый инструмент?

На улице стало тише, прошлое оживление испарилось. Зато из того двухэтажного дома — «замка» местного царька — доносился гул множества возбуждённых голосов. Там явно шёл какой-то спор.

Стараясь выглядеть как можно незаметнее, двинулся в ту сторону, ловя на себе подозрительные взгляды немногочисленной охраны, оставшейся во дворе. Из зияющего зева шахты как раз выходила очередная смена. Чёрные как смола, измождённые люди в рванине, едва волочили за собой тяжёлые кирки. Лица шахтёров были пустыми. За ними, держась на расстояния, вышло пятеро бойцов в кожаных доспехах, с мечами и щитами, значит, угроза как внутри, так и под землёй. Да уж, работа кузнецом в тёплой деревне вдруг показалась мне весёлой прогулкой. Хорошо, что я переродился не в теле шахтёра.

Прошёл к «замку» на расстояние в десяток шагов и остановился, подходить ближе было бы наглостью. Слов разобрать не получалось, но было ясно, о чём речь: охотники пришли не просто так, либо они сейчас качали права перед местным начальством, либо все вместе пытались выработать стратегию против волков.

Их напряжение было понятно — те твари, что чуть не сделали из меня фарш, были настоящими монстрами. До сих пор трудно представить, как человек, даже такой, как Йорн, может с ними справиться.

Хотелось подойти ближе, прислушаться, понять расклад сил. Но у меня были свои, более приземлённые проблемы. Нужно найти того седобородого со шрамом и выяснить, где мои инструменты, помимо тех немногочисленных, что лежали в сарае, и, что не менее важно, решить бытовой вопрос — я умирал от жажды, а колодца нигде не было видно.

Стоя посреди двора, усыпанного чёрной каменной крошкой, окружённый тёмно-серыми скалами, я, наверное, выглядел абсолютно потерянным. Вновь поймав на себе взгляд одного из охранников, решил действовать.

Расправил плечи, придал лицу максимально деловое, немного скучающее выражение, как будто работаю здесь всю жизнь и направился к нему.