Системный Кузнец (СИ). Страница 10

Рылся в куче металлолома, как одержимый, времени на раздумья не было, только инстинкт. Мой взгляд зацепился за старый обод от колеса, память мальчишки подсказала, что Гуннар иногда перековывал такие на полосы. Может, получится?

[Обод (Обычный ранг. Качество: 25%)] [Примечание: Неоднородная структура. Участки с разным содержанием шлака.]

Не самое лучшее качество, но выбора не было, прутков на все гвозди не хватит. Закинув кусок обода в горн, работал мехами яростно, но экономно. Когда металл раскалился, я попытался отрубить от него кусок и протянуть в пруток. Это был ад — металл был вязким, он не тёк, а рвался под молотом. Руки мгновенно забились, первые две заготовки были испорчены.

«Спокойно, Дима, — выругался мысленно. — Анализируй».

Ошибка нашлась — обод был не цельным, а сваренным из нескольких кусков разного качества. Пришлось работать аккуратнее, отрубая мелкие части и проковывая их отдельно, это было медленно и муторно. Из всего ободя у меня вышло всего три-четыре кривых, но пригодных прутка.

Время уходило. Я использовал остатки старых заготовок и то, что сумел сделать сам. Ритм сбивался, тело отказывалось слушаться, каждый гвоздь был борьбой. Мозг знал теорию, но руки подростка не поспевали за разумом взрослого. Удар, который должен был быть лёгким, выходил сильным. Поворот, который должен был быть быстрым — запоздалым.

В итоге сделал ещё семнадцать штук. Они были заметно лучше моих первых попыток, но до идеала им было как до луны.

Я как раз выбивал из гвоздильни ещё один, когда снаружи, рядом с дверью, послышались голоса…

— Ты на эти гвозди особо не рассчитывай, Свен, — голос Гуннара, хриплый и насмешливый, донёсся из-за двери. — Этот щенок до этого дня молоток в руках держал, только чтоб мне его таскать. Я так, смеха ради согласился. Погляжу, как он обделается, да по шее настучу для науки.

— Старый ты бармалей, — ответил ему уже невесёлый голос плотника. — То-то от тебя все шарахаются. Сказал бы сразу, что в мальчишку не веришь, я бы к братьям-оружейникам пошёл. У них бы точно дело пошло.

Дверь с протяжным скрипом отворилась. Обернулся, вытирая о грязную рубаху руки, почерневшие от сажи и пота, и не смог сдержать злорадной усмешки. Значит, вот как ты обо мне думаешь, громила? Что ж, тебя ждут сразу два сюрприза: мои готовые гвозди и твои оплёванные мечи.

Кузнец вошёл первым и застыл на пороге, словно споткнувшись о невидимую стену. Его взгляд метнулся от моего ведра, наполненного гвоздями, к трём тёмным полосам металла, валяющимся в пыли у моих ног. Было видно, как его мозг пытается обработать эту картину, но осознать её у него не выходит.

Свен вошёл следом и на его лице вновь появилась его фирменная улыбка. Тишина затянулась, нужно было её прервать.

Поднял тяжёлое ведро, сделал шаг вперёд и протянул его рыжему плотнику.

— Вот, — сказал я тихо, стараясь не выдать своего триумфа. — Семьдесят девять штук. На большее заготовок не хватило, пришлось из обода тянуть, а это время.

Говорил это почти извиняющимся тоном, но внутри меня всё пело.

Свен перевёл взгляд с ведра на старика и в его весёлых глазах читалось: «Ты проспорил, старый хрыч». Он шагнул вперёд, собираясь, видимо, оценить мою работу, но тут его взгляд упал на клинки, лежащие на земле. Плотник замер.

Атмосфера в кузне изменилась мгновенно. Рыжий посмотрел на Гуннара, лицо кузнеца было пепельно-серым. Было заметно, как у него на лбу выступили капли пота и дёрнулся кадык, когда он сглотнул.

Мужчина нервно облизал губы, его большие кулаки то сжимались, то разжимались. Он явно не знал, что сказать или сделать.

— Ладно, — наконец еле слышно пробормотал Свен, нарушая тишину. — Семьдесят… девять — тоже сгодится.

Рыжий мужчина подошёл к ведру, не глядя больше ни на мечи, ни на друга кузнеца. Зачерпнул горсть моих гвоздей и, не разглядывая, начал рассовывать их по многочисленным карманам своего рабочего фартука. Он коротко, но с явным уважением кивнул мне, а затем повернулся к окаменевшему здоровяку.

— Ну ты это… не кипятись больно, — неловко бросил он. — По гвоздям завтра долг занесу… что положено.

И, не дожидаясь ответа, Свен быстро вышел, оставив нас с Гуннаром наедине.

Тот стоял неподвижно, как статуя. Дышал медленно и беззвучно, но я видел, как вздымается и опадает его могучая грудь.

— Что это? — спросил мужик. Голос был тихим — почти шёпот, но в нём была такая ярость, что воздух в кузне загустел.

Мне стало неловко и страшно. Понятия не имел, как тот отреагирует, как преподнести ему эту правду.

— Это Йорн… — начал было я.

— И так знаю, чей это меч, недомерок, — прошипел кузнец сквозь зубы, не повышая голоса. — Я сам его ковал.

— Вы сами спросили… — пролепетал сквозь страх.

Гуннар замолчал, но было видно, как наливаются кровью его глаза.

— Вон, — сказал он тихо.

Сердце ухнуло куда-то вниз. Вот и всё? Он меня выгоняет? Но я ведь ничего не сделал! Наоборот, всё сделал как надо, для его постоянного клиента! Обида и чувство несправедливости обожгли меня изнутри, но не был до конца уверен, что старик имеет в виду.

— Вы… вы меня прогоняете? — решился спросить и голос дрогнул.

Его взгляд медленно поднялся и впился в меня.

— Завтра жду, — сказал он просто, и в голосе его, на удивление, не было гнева. Только смертельная усталость. — Отдыхай сегодня.

Кивнул и плечи мои обмякли. Шумно выдохнул всё напряжение, скопившееся за эти минуты и, не поднимая головы, поплёлся к двери. Когда рука уже легла на ручку, услышал за спиной его голос. Всего одно слово, брошенное в пустоту:

— Заслужил.

Тут же замер. Чего-чего, а такого от старого медведя не ожидал. Неужели… похвалил? Улыбка сама полезла на лицо, сердце застучало от какой-то детской радости. Сам не понял, почему меня это так тронуло, ведь он меня бесит, бьёт, унижает… но…

Вдруг снова вспомнилась картина: три сломанных клинка в пыли, плевок на стали, горькие слова Йорна о великом отце и никчёмном сыне. Мне стало жаль Гуннара.

Обернувшись, хотел что-то сказать, сам не зная что. Может, слова поддержки, но, увидев его могучую ссутулившуюся спину, понял — сейчас ему нужно одно — остаться одному.

Молча открыл дверь и шагнул наружу.

Ноги несли по деревне на автомате, неизвестно куда. Внутри боролись два чувства: торжество первой победы и какое-то скверное послевкусие.

Резко остановился посреди грязной улицы. Нет. Хватит. Думай о себе, Дима.

В этом жестоком мире, куда я попал, непонятно как и за что, первое правило — выжить. А чтобы это сделать, нужно становиться сильнее, умнее и заботиться о собственном благополучии. Сейчас нет место для жалости. Гуннар — взрослый мужик, и то, что он работает спустя рукава — его личная ответственность, как-нибудь справится.

Деревня, над которой висела пелена непроглядных облаков, жила своей жизнью. Прохожие то и дело косились на меня: кто-то с пренебрежением, кто-то с едва заметным сочувствием. Все знали, кто я такой. Сирота Кай. Одиночка. Человек, до которого никому нет дела.

Мимо, поднимая пыль, пронеслась группа совсем маленьких детей, лет пяти-шести. Они с азартом пинали какой-то кожаный свёрток, играя в подобие футбола. Один из них споткнулся, растянулся в грязи и тут же залился жалобным плачем. Остальные не бросились помогать — остановились и начали громко смеяться. Даже в этом возрасте проявление слабости здесь считалось позором.

Стоя на широкой улице, только сейчас окинул её внимательным взглядом, понимая устройство деревни. Это была главная артерия, спускавшаяся с холма, на котором стояло всё поселение, окружённое тёмным кольцом частокола. На самой вершине, возвышаясь над остальными постройками, виднелось двухэтажное здание. Его первый этаж был сложен из массивных каменных блоков, второй — из толстых брёвен. Здесь, среди кривых хижин, этот дом казался крепостью. Память Кая тут же подсказала — дом старосты. Административный центр, зал суда и самое безопасное место в Оплоте, где решались судьбы и вершилось правосудие.