Москва-1980 (СИ). Страница 17

Растерянный доктор Федотов смотрел на хозяина стеклянными глазами и молчал. Опытный врач, профессионально уверенный в себе, он не раз реанимировал людей самыми различными способами. И ровно год назад в Бухаре он уже возвращал хозяина к жизни прямым уколом кофеина в сердце. Но в успехе конкретно этой своей реанимации он сильно сомневался.

Он советский врач, давал клятву Гиппократа! Но почему же он был среди этих… алкашей и наркоманов? По звонку приезжал к хозяину и его друзьям домой, когда им было плохо, а не лечил их как положено, в стационаре? И даже бывало привозил им наркотики.

Да любил он их всех, вот почему! Творцы же они были, великие люди. А уж сам хозяин…

А хмельная Оксана так и спала на чужом супружеском ложе. Молодая ещё, сон хороший, здоровый.

* * *

На столе в большой комнате с вечера стояла початая бутылка водки. Федотов трясущимися руками налил себе полстакана и выпил его залпом. Как воду, без закуски. Вопросительно посмотрел на хозяина.

— Не-е, Толян, я не буду с утра, — хрипло сказал тот, угадав вопрос, — Попишу до обеда, накопилось. Стих нашёл! С раннего утра знаешь как хорошо пишется.

И хозяин ушёл в душ. Потом торопливо выпил чашку растворимого кофе и скрылся в своём кабинете, работать!

Кабинет у хозяина роскошный и творчеству способствующий! Ампирные — книжный шкаф, вольтеровское кресло, письменный стол с картоньером (боковой надстройкой) и выполненное в неорусском стиле резное рабочее кресло с круглой спинкой. Когда-то всё это принадлежало Александру Яковлевичу Таирову, основателю и художественному руководителю Камерного театра, ныне Московского драматического театра им. Пушкина, и его жене, ведущей актрисе театра Алисе Коонен.

А доктор Федотов упал на диван и заснул. Без всяких мыслей, чувств и сновидений.

* * *

В десятом часу утра проснулась похмельная Оксана и сразу же начала хозяйничать. Прибрала следы вчерашней пьянки. Занесла в кабинет хозяина свежие бутерброды и горячий кофе. Но там не задержалась. Знала, хозяина нельзя отвлекать когда он писал. Обзвонила вчерашних собутыльников, близких друзей хозяина, мол, всё в порядке — дома, пишет.

Через час приехали: Янклович, Вадим Туманов, Боровский, Коган. Пришёл сосед Нисанов, принёс хороший коньяк. И вчерашняя уже было угасшая пьянка разгорелась с новой силою.

Ничего особенного. Просто друзья сидели на кухне, выпивали, закусывали, разговаривали, что-то рисовали в альбоме, читали стихи, смеялись. Сигаретный дым опять стоял коромыслом, хоть топор вешай, а-ха-ха!

Большой стол и две скамейки, за пару часов сделанные солдатами по просьбе хозяина, дававшего концерт в их части. В остальном, кухня как кухня. Пенал, две тумбы, пять подвесных шкафчиков. Наверху большое количество чайных коробочек, которые хозяин привозил из-за границы. Чай он заваривал в большом чайнике и говорили знал некий секрет вкуса.

Вот только хозяина квартиры с ними на кухне не было. Через несколько часов он задумчивый вышел из своего кабинета, пообнимался с друзьями, выпил кофе и виновато улыбаясь, оправдывался:

— Вы уж сегодня без меня, ладно⁈ Вечером «Гамлет». Любимов убьёт, если я опять приду не в форме. Вот довёл до ума с утра одну вещицу. Три года руки не доходили. «Райские яблоки» называется. Послушаете?

…

Но к ней в серебряном ландо

Он не добрался и не до…

Не добежал, бегун-беглец,

Не долетел, не доскакал,

А звездный знак его — Телец —

Холодный Млечный Путь лакал.

…

На кухне образовалась мёртвая тишина. А пьяненький доктор Анатолий Павлович Федотов уронил голову на кухонный стол. Он беззвучно рыдал.

Офис корпорации «Змеи СССР»

Павильон «Экзотариум» Московского Зоопарка. На вид, это хорошо отреставрированное к Олимпиаде-80 двухэтажное здание. Но на самом деле, этажей в здании было четыре. Просто два верхних этажа находились в первом слое магической Сутеми и обычной публике видны не были. Здесь и располагался центральный офис корпорации «Змеи СССР» и мой кабинет децернента корпорации, её руководителя.

И в это время мы всем наличным составом московских магических кобр и гремучих змей под моим руководством были заняты спасением творческих алкашей и наркоманов Москвы от вселенцев и прочей такой нечисти. По списку. Ведь Олимпиаду было крайне нежелательно портить смертями известных людей.

Один правильный укус и больше никаких зависимостей… От чего угодно уже потом помрут наши клиенты, но не от водки и наркотиков. Но силы, увы, неравны. Алкашей и наркоманов в творческой среде Москвы было много больше наших возможностей.

И по моей просьбе зелёная кобра Офиофаг сегодня ночью работала в городе на одном адресе, прямо рядом с Зоопарком. Дальше там тянуть было нельзя, крайний срок.

— Как прошло? — спросил я красавицу-кобру, в Сутеми — прекрасную женщину.

— Обычно! — зевнула сонная змея, — Залезла по водосточной трубе на восьмой этаж. В квартиру не заползала, не было необходимости, клиент спал на лоджии, а окна были открыты. Тяжело спал, умирал уже, пьяный, обколотый. Но я успела…

Зачем-то бинтами его к тахте примотали. В полпятого к нему из квартиры выскочил какой-то, обнимал его, целовал в губы, фу-у, гадость. Не люблю когда мужики в губы целуются. А дальше всё как обычно — вытащила из клиента чертилу-вселенца за голову. Он под «Зелёного змия» косил, но с рожками, сразу беса-нарколыгу видно. Говорю ему:

— Ну что, сука, доигрался⁈ Вот и взаправдашний «Зелёный змий» к тебе пожаловал. Чуешь смертушка твоя пришла⁈ Да и всё в общем… сжала ему на башке челюсти, только чвякнуло. Ну или хрустнуло. Вони было… Что дальше не спрашивай, не знаю. Я сразу вниз, через забор и на работу в Зоопарк, рядом же.

— Спасибо тебе, Офиофаг, ты не только хорошего человека сегодня спасла, великого поэта!

— Да не за что! Первый раз, что ли? Обращайся!

Серебряное ландо

Октябрь 1980. Ночь. Москва.

Он мельком бросил взгляд на светящуюся панель. Стрелка спидометра лежала на отметке сто шестьдесят км/ч. Многовато для города, но снега ещё не было, асфальт сухой и широченный Кутузовский проспект в это время суток был совершенно пуст. Москва уже давно спала, а Мерседес шёл плавно и на дороге стоял как влитой.

Классный автомобиль и цвет у него классный — серебристый. Прямо настоящее «серебряное ландо» ему Марина подогнала, спасибо ей. Сейчас такой в Москве был только у него и у Брежнева. Говорили ещё один такой был у какого-то демона делового, так взорвали его давеча. Прямо рядом с Манежкой. Но подробностей он не знал, да и ни к чему они. У него сейчас и без этого эмоций хватало — театр, кино, ТВ и в Союз Писателей СССР его приняли. Сказали, что за его стихи. Книги-то у него ещё пока не было. Но ему шепнули, что это сам Брежнев поспособствовал, вот и открылись сразу все двери.

Толя Федотов, доктор наш драгоценный, третий месяц, с того июльского случая у него на лоджии, когда вдруг рядом что-то чвякнуло, хрустнуло и мерзко завоняло, ходил за ним как пришитый, не отогнать. Мерял температуру, давление, слушал стетоскопом, записывал в блокнот и всё время бормотал:

— Не может быть! Не может быть!

И то верно. Ни пить, ни курить, ни колоться, ему больше не хотелось. Вообще! Как отрезало. Прямо чудеса!

* * *

В салоне Мерседеса было тихо, даже радио не работало. Что-то он подустал сегодня от песен. Работал концерт на Рублёвке. Госдача. За деньги конечно. Зал был небольшой, быстрее большая комната, но народу набилось… Вон всё заднее сиденье машины цветами завалено, стекла не видно. Хорошо хоть боковые зеркала у Мерседеса большие, назад смотреть можно было без проблем.