Егерь. Системный зверолов (СИ). Страница 12
На столе громоздились ступки, склянки и мотки верёвок. Полки вдоль стен ломились от банок с мутными жидкостями. В одной из склянок плавало что-то, похожее на глаз, окружённый зелёной мутью, и я невольно поёжился.
Это было как какое-то логово. Организованный хаос травницы.
— Так, спальня там, — по привычке шепнул себе под нос.
Ирма сказала, что огнежар в тайнике именно тут. Я влетел в комнату и замер, оглядываясь. Она была маленькой, с низким потолком. Кровать застелена грубым, но чистым одеялом, сшитым из лоскутов.
У стены стоял сундук, обитый железными полосами, а над ним висела полка с глиняными горшками, в которых лежали сушёные ягоды и пучки трав. В углу — старое зеркало с трещиной в углу, будто кто-то ударил по нему кулаком.
Я подбежал к сундуку — замка не было, но крышка оказалась тяжёлой. Рванул её вверх, и она скрипнула, открывая ворох старых тряпок, несколько пучков трав и маленькую шкатулку, покрытую резьбой в виде листьев. Резьба была тонкой, почти ювелирной — листья переплетались, образуя узор, похожий на венок. Я взял шкатулку и открыл — внутри лежал свёрток из ткани, пахнущий пылью и чем-то горьким. Развернул его, но там оказалась только щепотка сухой травы, рассыпающаяся под пальцами. Обманка что ли? Я усмехнулся. Молодец, Ирма, так кто-нибудь залезет, схватит шкатулку и дёру.
Быстро оглядел комнату, прищурившись. Ну не стала бы она мне врать, так ведь? А значит…
Провёл пальцами по внутренней стороне сундука, нащупывая неровности. Дерево было гладким, но в углу, под слоем ткани, мои пальцы наткнулись на едва заметный выступ. Я нажал — и дно сундука щёлкнуло, открывая узкий отсек, не шире ладони. Там, завёрнутые в кусок грубой кожи, лежало два огнежара. А неплохо, похоже делала заказ у какого-нибудь плотника?
А потом зарезала исполнителя, хех? Вполне в её духе.
Я улыбнулся своим мыслям. Но нет времени изучать двойное дно.
Взял лишь один цветок, и у меня перехватило дыхание. Это была сама магия, воплощённая в лепестках, как будто природа решила показать, на что способна.
Огнежар выглядел как маленький костёр, замерший в воздухе: лепестки алые, с золотыми прожилками, которые пульсировали, будто в них текла раскалённая лава. Сердцевина была тёмно-фиолетовой, с крошечными искрами, мерцающими, как звёзды в ночном небе. Тонкий и гибкий стебель покрыт мелкими шипами, которые слегка кололи пальцы, но не ранили, а будто будили кожу, заставляя её гореть.
От цветка шёл жар — не обжигающий, а тёплый, как от углей в очаге. И запах, резкий, как перец.
Я смотрел на него, и в груди разгорался восторг. Почему-то ощущал это как вызов — словно природа бросила мне перчатку. В тайге часто развлекал себя поиском редких грибов — найти «Синюшник», который рос на опушках или в молодых березняках считалось невероятной удачей.
Вот и здесь, судя по одному только виду, держал в руках крайне редкое растение.
Огнежар. Возраст — 28 лет. Уровень развития — F .
Информация заблокирована. Активируйте «Звериный кодекс».
Я моргнул и мотнул головой, но надпись не исчезала. Так… Если эта система выдаёт мне информацию о данном растении, значит оно напрямую связано с питомцами, иначе и быть не может. Я ведь не травник! Но почему не видел названий трав до этого? Может они были неважны для моего ремесла? Или только сейчас получил возможность?
В любом случае, на то, чтобы достать огнежар и рвануть к выходу — у меня ушла пара секунд.
Бежал и чувствовал, как тепло цветка проникает в кожу. В голове роились мысли. Если этот огнежар может вытянуть Барута с того света, то это магия — настоящая и живая.
Если он нейтрализует яд, который не берут другие снадобья, то, может, работает не просто как трава? Может, вытягивает заразу, потому что сам несёт в себе частицу Раскола? Что делать с этим цветком, чтобы раскрыть его свойства? Я не знал, но хотел узнать. Хотел выучиться всему — травам, зельям, всем возможностям!
Это как охота, только добыча на этот раз — знания о необходимых в будущем ресурсах. Здесь, со всеми своими знаниями, точно мог стать чем-то большим, чем просто егерь. Тем, кто сможет понять всю природу этого мира.
Когда выскочил наружу, Стёпа махнул рукой и крикнул:
— Побежали, Макс, время не ждёт. Ирма нас живьём съест, если опоздаем!
Я аккуратно завернул огнежар обратно в кожу, сунул свёрток за пазуху и почувствовал, как его тепло греет грудь.
Мы рванули из избы, снова несясь через деревню. Ноги гудели, но усталости не чувствовалось — адреналин гнал вперёд, как ветер в спину. Проулки мелькали, как в калейдоскопе: дома, заборы, куры, разбегающиеся с кудахтаньем, старуха, которая шарахнулась от меня, чуть не уронив корзину с яйцами. Я игнорировал взгляды — пусть боятся, мне плевать.
Пока бежали, не удержался и заговорил:
— Стёп, а что с этой кошкой, а? Как такое вообще возможно, чтобы питомец на хозяина кинулся? Это же не дикий зверь, его приручают, он должен слушаться. Есть мысли?
Стёпа, пыхтя, бросил на меня взгляд, полный какого-то мрачного понимания. Он перепрыгнул через лужу, чуть не поскользнувшись, и заговорил, торопливо, будто боялся не успеть:
— Да легко, Макс. Питомцы же не собаки, у них своя воля, свой разум, свой характер. Они растут, эволюционируют, становятся сильнее. Если Мастер слабый или не знает, как держать зверя в узде, — всё, жди беды.
— Хочешь сказать, Барут из таких?
— Да не знаю! Он, видать, что-то не то сказал своей кошке, не тот приказ? Питомцы — они ж разумные, понимаешь? К каждому нужен подход. Одни верные, как псы, другие — как эта кошка, только и ждут, чтобы показать зубы. Барут хвастался, что это редкий экземпляр! А такие кошки просто так не даются. Может, её ему выдал какой Зверолов из города за бешеное количество золотых, а толку? Если Мастер не подходит! Семья-то богатая.
— Или скомандовал что-то, что её взбесило, так? — уточнил я.
— Ха, верно! — рассмеялся Стёпка. — Бывает, что думают, будто зверь у них под контролем, а всё на самом деле наоборот.
Я нахмурился, переваривая его слова. Раньше для меня всё было просто — зверь либо подчиняется своим инстинктам, которые ты обыгрываешь и делает так как тебе надо, либо ты его стреляешь.
А тут… тут дикие звери живут рядом с людьми, да ещё и сами как люди — с характером.
Для меня это меняло всё.
Похоже неуважение или слабость могут стоить жизни даже Мастеру! Но мысль о том, что зверь может противиться приказу на фоне собственных убеждений — удручала. Получится ли грамотно приручить и договориться с такой агрессивной тварью? Обуздаю ли я какого-то своенравного питомца, приносящего пользу?
Если Барут выживет, я вытрясу из него всё, что он знает.
— И что теперь с ней будет? — спросил я. — С кошкой этой?
Стёпа пожал плечами, его лицо стало жёстким.
— Убьют, скорее всего, — сказал он. — Раз взбесилась, доверия ей нет. Никто не станет держать зверя, который на Мастера кинулся. Барут, если выживет, вряд ли захочет её назад. Питомец хоть и редкий, но жизнь одна. Да и в деревне таких не любят. Староста говорит, если зверь раз предаёт, он уже не твой. А некоторые… ну, знаешь, они к питомцам относятся, как к инструментам. Бьют, заставляют, не думают, что у него свой нрав. Вот и получают.
— Но такое ведь редко⁈ — удивился я. — А ты говоришь так, будто каждый день это видишь.
— Бунтуют звери редко, это правда. Но то, что Мастера часто ведут себя с ними жёстко — не новость, Макс. Да и зверь же редкий, только сказал! Ты чего?
Я кивнул, но не ответил — внутри всё сжалось. Убить за что конкретно? Что же приказал Барут той кошке? В тайге я убивал зверей только если не было другого выхода. Здесь, похоже, всё проще — и от этого хуже. Питомцы были не просто зверями, они как напарники, и мысль о том, что их можно просто прикончить…
Что ж, похоже здесь настолько жестокий мир. В голове были обрывки воспоминаний, что твари и вправду очень агрессивные, особенно дикие. Обузданные Звероловами — всё же прирученные, оттого спокойные.