Я – Товарищ Сталин 4 (СИ). Страница 22
Рябинин пришёл рано, без четверти семь, его тёмное шерстяное пальто промокло от измороси, фетровая шляпа низко надвинута, скрывая лицо. Сапоги, начищенные, но потёртые на носках, оставляли слабые следы на влажных булыжниках, пока он мерил шагами двор, внимательно оглядывая пространство. Потёртый кожаный чемодан слегка покачивался в левой руке, его содержимое было: зашифрованная записная книжка, сложенная карта средиземноморских портов и маленький пистолет, спрятанный в тайном отделении. Правая рука, в перчатке, была в кармане пальто, пальцы касались сложенного письма с нетронутой восковой печатью, доставленного вчера курьером из Москвы. Содержание письма обещало риск: «Подтвердить данные Моро. Если правда, добыть документы. Нейтрализовать угрозы нашим операциям в Испании и Абиссинии. Время критично».
Он остановился у липы, его дыхание вырывалось паром в холодном воздухе, и закурил папиросу, спичка коротко вспыхнула, прежде чем он прикрыл её от сырости. Дым вился вверх, сливаясь с туманом, и он использовал момент, чтобы снова осмотреть двор. Сторож, в выцветшем синем халате, подметал листья у бокового входа в церковь, его метла ритмично скребла по камню. Старуха в черном платке прошаркала мимо железной калитки двора, прижимая к себе корзину с хлебом. Молодой парень, в потрёпанном пиджаке и кепке, задержался у фонтана через дорогу, делая вид, что читает газету, но его глаза слишком часто косились на двор. Рябинин отметил его, пульс участился. Слишком неподвижен, слишком внимателен, подумал он. Он выдохнул дым, мысли закружились. Двор был хорошим выбором — тихим, с двумя входами, оба на виду, — но в Париже не было по-настоящему безопасных мест. Если Моро скомпрометирован или французы узнали об их встречах, это могла быть ловушка. Он бросил папиросу на землю, раздавил её каблуком и поправил ручку чемодана. Если они придут за мной, пожалеют, подумал он, пальцы коснулись контура пистолета через подкладку чемодана.
Андре Моро появился ровно в семь, его высокая, слегка сутулая фигура вынырнула из тумана, словно призрак. Его тёмный костюм блестел от влаги, чёрный зонт, всё с той же погнутой спицей, был зажат под мышкой. Сложенный экземпляр Le Figaro он держал в левой руке, края газеты промокли и загнулись. Лицо, бледное и морщинистое, несло смесь усталости и решимости, но глаза за тонкими серебряными очками нервно оглядывали двор. Он нёс небольшой кожаный портфель перекинутый через плечо. Подойдя, он замедлил шаг, взглянул на парня у фонтана, затем на сторожа, прежде чем встретиться глазами с Рябининым. Его губы дрогнули в слабой, напряжённой улыбке.
— Мсье Перес, — сказал Моро тихо, его провансальский акцент смягчал слова. — Вы выбрали более тихое место на этот раз. Мудро.
Он поставил портфель на скамью рядом с Рябининым, раскрыл зонт и прислонил его к железному подлокотнику.
— Надеюсь, за вами не следили?
Рябинин сел, положив чемодан на колени, его взгляд скользнул к парню у фонтана, который теперь отвернулся, якобы прикуривая сигарету.
— Я пошёл длинным путём, — сказал Рябинин. — Три трамвая, круг через Маре, остановка в кафе на улице Бираг. Никто не следил. Но тот парень у фонтана — он слишком долго там стоит. И метла сторожа минуту не двигалась.
Моро проследил за взглядом Рябинина, его пальцы сжали ремень портфеля. Он поправил очки, линзы слегка запотели от сырости, и выдохнул. — Парень — просто уличный бездельник, вероятно, выпрашивает монеты. Сторож здесь каждое утро — старый Жак, полуглухой, безобидный. Но вы правы, осторожность не помешает.
Он сел рядом с Рябининым, скамья скрипнула под его весом, и понизил голос.
— Я принёс, что вы просили. Это было нелегко. Если меня поймают с этим, это гильотина — или хуже, тихая камера в Ла Санте.
Глаза Рябинина сузились, но тон остался нейтральным.
— Вы всё ещё здесь, Андре. Значит, вы осторожны. Покажите, что у вас есть.
Моро открыл портфель, вытащив тонкий манильский конверт, его края были смяты и слегка влажные. Он передал его Рябинину, пальцы слегка дрожали. — Копии телеграмм, две от Дельбоса, одна от Перрена. Меморандум от Левассёра о морских манёврах. И карта — грубая, но показывает запланированные маршруты патрулей в Средиземном море. Я не смог достать всё, что вы хотели. Министерство ужесточило охрану с февраля. Они подозревают утечку.
Рябинин убрал конверт в чемодан, движения были размеренными, глаза не отрывались от лица Моро.
— Подозревают утечку? Вас?
Моро покачал головой, губы сжались.
— Не меня, пока нет. Но следят за всеми. Дельбос параноик — заставляет клерков проверять столы после работы, охрана стоит у архивов. Мне пришлось подкупить машинистку, чтобы взять эти бумаги. Она думает, я пишу роман.
Он горько усмехнулся, затем закашлялся.
— Я рискую всем, мсье Перес. Дочерью, жизнью. Надеюсь, оно того стоит.
Рябинин откинулся назад, его рука в перчатке лежала на чемодане.
— Москва не забывает друзей, Андре. Вы это знаете. Теперь расскажите о переговорах с британцами. Что замышляют французы? Вы упомянули блокаду. Это реально?
Моро взглянул на вход во двор, где прошла монахиня в черном одеянии, её чётки тихо постукивали. Он подождал, пока она исчезнет из виду, прежде чем заговорить, его голос был чуть громче шёпота.
— Это реально. Французы и британцы глубоко в деле — тайные переговоры, начались в январе, в основном они проходят в Лондоне. Я видел черновик коммюнике от Дельбоса к Энтони Идену, их министру иностранных дел. Они называют это «политикой невмешательства», но это блокада, без официального объявления. Они хотят заблокировать ваши поставки в Испанию и Абиссинию. Французский флот будет патрулировать Средиземное море, от Гибралтара до Тулона, а британцы прикроют Красное море и Суэц. Они договариваются с итальянцами — Муссолини согласился остаться нейтральным, если это ударит по вам сильнее, чем по нему.
Челюсть Рябинина напряглась, мысли закружились. Блокада без объявления войны. Хитро. Они уморят наши войска в Испании, отрежут помощь Абиссинии и назовут это миром. Он наклонился ближе.
— А заверения в мире? Вы сказали, они говорят Москве, что дружелюбны. Как они собираются продать эту ложь?
Моро достал папиросу из кармана, зажёг её спичкой, которая зашипела в сыром воздухе. Дым вился вокруг его лица, пока он говорил.
— Они мастера. Дельбос шлёт телеграммы послу Кулондру, в Москву. Всё улыбки, всё обещания. Говорят, поддерживают вашу борьбу с фашизмом, что Франция с Советами против Гитлера и Муссолини. Даже предложили конференцию в Париже — какой-то грандиозный разговор о «европейском единстве». Но это дымовая завеса. Настоящий план — в тех меморандумах, что я вам дал. Они пропустят ваши корабли сейчас, чтобы вы продолжали воевать в Испании, но как только вы начнёте побеждать — скажем, ещё одна победа, как при Хараме, — они затянут петлю. Порты закроют, корабли завернут, может, даже интернируют. Они рассчитывают, что вы истощите себя против фалангистов Франко и легиона «Кондор» Гитлера, а Франция и Британия поимеют с этого выгоду.
Пальцы Рябинина слегка постукивали по чемодану, разум просчитывал последствия. Если они закроют порты, нашим бригадам в Испании конец. Ни винтовок, ни снарядов, ни еды. И Абиссиния — Хайле Селассие проиграет без наших поставок. Они держат нас за дураков.
— Даты, Андре. Когда они начнут блокаду? И как далеко она зайдёт? Они нацелены на наши торговые суда или только на военные?
Моро выдохнул дым, взгляд скользнул к липе, чьи ветви слегка качались на ветру.
— В телеграммах нет точных дат, но в меморандуме Левассёра сказано о середине апреля для начала серьёзных патрулей. Они начнут с «инспекций» — французские и британские корабли будут останавливать ваши в Средиземном море, проверять грузы на «контрабанду». Это предлог, конечно. Они будут задерживать ваши корабли, изымать всё, что смогут оправдать. Торговые суда, военные — неважно. У них есть список советских кораблей, ваши маршруты через Стамбул и Пирей. Я видел его на столе Перрена. Они также давят на Турцию, чтобы закрыть Дарданеллы для ваших кораблей, но это ещё в переговорах. Что до Абиссинии, британцы уже перебрасывают эсминцы в Аден. К маю, если не раньше, они заблокируют ваши пути через Красное море.