Город Стертых Лиц. Страница 2

– Это не стирание, Восток. Это аннигиляция. Кто-то не просто убил человека. Он стер его из бытия. Вместе со всеми воспоминаниями, которые у него когда-либо были.

Восток нахмурился, скрестив руки на груди.

– Такое возможно?

– Теоретически. Запретная магия. Уровень, о котором шепчутся в самых темных углах Мнемотеки. Чтобы провернуть такое, нужна немыслимая сила и знания. И артефакты, которые считаются уничтоженными со времен Войн Памяти. Это не работа уличного потрошителя или корпоративного мнемо-шпиона. Это что-то совершенно иное.

Я снова присел у контура, на этот раз закрыв глаза и сосредоточившись. Я попытался нащупать реальность напрямую, без помощи мнемоскопа. Погрузиться в информационное поле города, в его чернильные вены, по которым текли потоки данных, эмоций и воспоминаний. Обычно это было похоже на погружение в бурный океан. Сейчас я наткнулся на стену. Непроницаемую, гладкую, холодную. Но на самой границе этой пустоты, на самом краю, я уловил нечто. Не воспоминание. Не эмоцию. Скорее, остаточную вибрацию. Диссонирующий аккорд в городской симфонии. Он был тонким, как паутина, и почти неуловимым. Я потянулся к нему своим сознанием, пытаясь ухватить, расшифровать.

Образ был обрывочным, искаженным, как отражение в разбитом зеркале. Не лицо, а скорее маска. Ритуальная, вырезанная из бледного материала, похожего на кость. И два символа, горящих на ней холодным, неживым светом. Один был похож на спираль, закручивающуюся внутрь, в бесконечность. Другой – на расколотый глаз. И звук. Тихий, едва слышный шепот на языке, которого я не знал. Он был древним, гортанным, и от него по коже бежали мурашки. А потом все исчезло. Связь оборвалась так резко, что я отшатнулся, едва не упав. Голова раскалывалась, в висках стучало.

– Казл? Что ты видел? – голос Востока прозвучал как из-под воды.

Я открыл глаза. Прожекторы слепили. Я помотал головой, пытаясь избавиться от ментального эха.

– Почти ничего. Фрагмент. Маска. Два символа. И шепот. Это было не воспоминание жертвы. Скорее, клеймо убийцы. Он оставил подпись.

– Можешь зарисовать?

– Попробую.

Восток протянул мне свой инфопланшет. Руки слегка дрожали, но я сумел набросать стилусом то, что видел. Спираль и расколотый глаз. Восток долго смотрел на изображение, его лицо становилось все мрачнее.

– Никогда не видел ничего подобного. Прогоню по всем базам, но сомневаюсь, что это что-то даст.

– Это не из официальных баз, – сказал я, возвращая ему планшет. – Это из тех, что хранятся под замком в самых глубоких подвалах Мнемотеки. Или в частных коллекциях, о которых не принято говорить вслух. Нам нужно понять, кто жертва. Без личности мы не найдем мотив.

– Как мы найдем личность, если от нее ничего не осталось? Нет тела, нет документов, нет мнемо-следа. Этот человек официально перестал существовать. Для города его никогда и не было.

Он был прав. Это было идеальное преступление. Жертва стерта не только из жизни, но и из самой истории. Никто не заявит о пропаже, потому что никто не вспомнит о существовании этого человека. Друзья, семья – в их памяти на его месте теперь будет пустота, которую их мозг заполнит ложными связями и событиями. Он стал фантомом. Призраком на мостовой.

Я снова посмотрел на сухой силуэт. Что-то в нем не давало мне покоя. Поза. Слишком неестественная. Одна рука согнута под странным углом, голова запрокинута. Я медленно обошел его еще раз. Криминалисты уже заканчивали свою работу, упаковывая оборудование. Они тоже ничего не нашли. Они смотрели на меня с плохо скрываемым скепсисом. Для них я был кем-то вроде шамана, колдуна, чьи методы противоречили их научному подходу. Но Восток знал, что в Эмберфолле наука часто пасовала перед необъяснимым.

– Мне нужно время, – сказал я, обращаясь к инспектору. – И доступ к закрытым архивам Мнемостражи. К делам об аномальных мнемо-воздействиях за последние пятьдесят лет.

– Ты получишь, – кивнул Восток. – Но работай быстро, Казл. У меня плохое предчувствие. Что-то большое и страшное пришло в наш город. И оно оставило свою визитную карточку прямо здесь.

Я кивнул. Я чувствовал то же самое. Этот холод, который я ощутил от контура, он не рассеивался. Он словно впитался в мою кожу, поселился где-то глубоко внутри. Я покинул переулок, оставив Востока и его команду разбираться с невозможным. Дождь усилился, его холодные струи хлестали по лицу, но не могли смыть образ маски с горящими символами. Спираль и расколотый глаз.

Вместо того чтобы ехать домой, я направился в «Забытый уголок» – бар в нижних ярусах, где собирались такие, как я. Информационные брокеры, контрабандисты воспоминаний, отставные мнемо-оперативники и прочий сброд, который знал темную изнанку Эмберфолла лучше, чем собственную биографию. Бармен, старый киборг по имени Ржавый, молча налил мне двойной. Он видел мое лицо и все понял без слов. Я сел за столик в самом дальнем углу, откуда было видно весь зал.

Здесь воспоминания текли рекой. Люди продавали и покупали их прямо за столиками. Вот парочка влюбленных делила на двоих воспоминание о закате на марсианских каналах, которого ни один из них никогда не видел. А вот в углу сидел бывший солдат, который раз за разом переживал украденные мгновения мирной жизни, пытаясь заглушить фантомные боли своей собственной памяти. Этот город был построен на лжи, которую люди охотно покупали, чтобы сбежать от правды.

Я вытащил свой мнемоскоп. Дымка внутри все еще была неподвижной, но мне показалось, что я вижу в ней едва заметные искорки – остаточное эхо того, что я почувствовал в переулке. Я сосредоточился, пытаясь снова вызвать тот образ. Маска… символы… шепот… Я погружался все глубже, отгораживаясь от шума бара, от звона стаканов и пьяных разговоров. Мир вокруг меня потускнел, звуки стали глухими. И тогда я снова услышал его. Шепот. Он был чуть громче, чуть отчетливее. Я не понимал слов, но чувствовал их смысл. Это была песнь забвения. Колыбельная для реальности.

Внезапно кто-то тронул меня за плечо. Я резко вздрогнул, вынырнув из транса. Передо мной стояла Лилит. Высокая, с волосами цвета воронова крыла и глазами, в которых плескалась вековая усталость. Она была информационной брокершей, одной из лучших в городе. Ее специализацией были редкие и запретные знания.

– Тяжелая ночка, Казл? – спросила она, садясь напротив без приглашения. Ее голос был низким, с легкой хрипотцой.

– Не без этого, – я убрал мнемоскоп в карман. – Что тебе нужно, Лилит?

– Я слышала, Мнемостража оцепила переулок в доках. И что вызвали тебя. Говорят, там что-то необычное.

Слухи в Эмберфолле распространялись быстрее, чем вирус.

– Слухи врут, – буркнул я. – Обычная бытовуха.

Лилит усмехнулась, обнажив на мгновение острые клыки – модный генный имплант.

– Не лги мне, Казл. Я чувствую это. В городе изменился ветер. Что-то темное просочилось сквозь трещины. Я торгую информацией, и мои источники сегодня гудят, как растревоженный улей. Пропал человек. Очень важный человек. Архивариус из закрытого сектора Мнемотеки. Хранитель Эхо-Хроник. Его зовут Орион.