Правило запрета (ЛП). Страница 37

"Нет. Они никогда не поцелуются. Это шоу - одно из бесконечных устройств для пыток напряжением”. Ее слова застревают в нескольких местах, но в конце концов ей удается выложить все начистоту. А затем ее взгляд устремляется к телевизору, улыбка медленно исчезает. “С одной стороны, нехорошо смотреть на такие вещи”.

"Почему нет?" Я внимательно наблюдаю, как Люси протягивает руку и вытаскивает свои волосы из пучка. Дикие каштановые локоны спадают ей на плечи, и я с изумлением смотрю на то, как она красива, даже когда находится в таком состоянии. Но не только кожа, волосы и глаза Люси придают ей красоту. Это каждая улыбка, каждый смех, каждая мелочь, которую она делает для своего сына и делала для меня, когда я был болен. Это все из-за этого. Я не шутил, когда сказал, что считаю Люси полным комплектом. Она слишком хороша, чтобы быть правдой.

Она собирает все свои волосы и отводит их в сторону, отрезая три пряди и спотыкаясь о собственную неуклюжую координацию рук, пытаясь заплести их в косу. Она плохо справляется со своей работой и очень явно скатилась к тому, что у меня было слишком много земли. “Потому что это не реально. В жизни парень не ждет сто лет самого романтического момента, чтобы поцеловать девушку. Он сразу же переспал с ней, она забеременела и оставила свою жалкую задницу с ребенком.”

Сосуды моего сердца сжимаются при виде Люси. Женщина с разбитым сердцем - это достаточно плохо, но женщина с разбитым сердцем, которая немного пьяна, бормочет и расплескивает вино, пытаясь уравновесить бокал и укротить свою прическу… это слишком много. Она похожа на раненого птенца, и все, что я хочу сделать, это подхватить ее на руки, отнести домой и защищать, пока ее крылья не заживут.

Сначала я забираю вино у Люси из рук и ставлю его на кофейный столик, потому что с нее хватит. Затем я подхожу немного ближе и убираю ее руки, чтобы продолжить с того места, где она остановилась. Ее глаза встречаются с моими, и с чрезмерно драматичным придыханием она говорит: “Ты умеешь заплетать косы?!”

Я смеюсь и продолжаю перебирать руками ее мягкие локоны, накладывая пряди друг на друга и медленно двигаясь по ходу движения. Быть так близко к Люси и сохранять строгие дружеские отношения - все равно что прыгать с крыши в надежде бросить вызов гравитации. “У меня есть несколько кузин женского пола. Каждый раз, когда мы собирались вместе на праздники, они учили меня разным вещам, например, как заплетать волосы и красить ногти”.

”И ты хотел учиться?"

Я одариваю ее полуулыбкой. “Примерно в тринадцать лет я поняла, что если бы я знал, как заплетать волосы, я был бы хитом в летнем лагере”.

“Был ли ты?”

Я встречаюсь с ней взглядом и игриво поднимаю брови. “Лучшее лето в моей жизни”.

Люси смеется и толкает меня под руку. Я вырываю у нее из пальцев резинку для волос и наматываю ее на конец косы. Когда я снова смотрю на ее лицо, я вижу, что она внимательно наблюдает за мной, голова прислонена к дивану, ноги все еще закинуты мне на колени. “Джаманджи был идиотом”.

Смех срывается с моих губ, и я откидываю голову на подушку, глаза на одном уровне с глазами Люси. ”Джейни".

Она хмурится и слегка качает головой. “Нет, я Люси”.

“Нет, только не ты, пьяница. Мою бывшую зовут Джейни.”

“Оооооо. Да, я так и сказала. - Люси пожимает обнаженным плечом, привлекая мой взгляд к острой линии ее ключицы и бархатистой коже. Я протягиваю руку, чтобы задрать ее футболку, чтобы прикрыть ее.

Мягкая улыбка приподнимает уголок ее рта, и следующее, что я помню, Люси проводит пальцем по моим бровям. “У тебя красивые глаза”, - говорит она мне мечтательным голосом.

Я пытаюсь не смеяться над ней, но это трудно. «Спасибо. Как и твои.”

“Но твои заставляют меня хотеть поехать на Таити. У меня есть заставка, похожая на твои глаза.” Я думаю, она пытается сказать мне, что у нее есть заставка с изображением водоема с Таити, а не то, что у нее есть фотография моего глазного яблока крупным планом, но я и раньше ошибался в жизни. “Джеки глупа, что отдала свои таитянские глаза”. Она кладет теплую ладонь на мою теперь уже неряшливую челюсть и заглядывает глубоко в мои глаза. “Я бы не отказалась от них. Я бы сказала ”да".

Мой рот открывается, но я не уверен почему, потому что у меня нет слов, чтобы произнести. Я не знаю, что сказать, что я должен сказать…что она вспомнит утром о своих собственных словах или о моем ответе. К счастью, она, похоже, даже не хочет ответа.

Вместо этого она улыбается и закрывает глаза, позволяя своей руке медленно опуститься вниз по моему плечу, а затем по руке, останавливаясь, чтобы приземлиться на моем бицепсе. Я замечаю ее темные ресницы, веером падающие на скулы, ее изящный носик и мягкую шелковистую кожу, думая о том, как мило и невинно она выглядит.

То есть до тех пор, пока она не сжимает мой бицепс и не говорит: “Знаешь, о чем я иногда думаю?” Ее глаза распахиваются и встречаются с моими, внезапно выглядя немного дикими. “С-Е-К-С.” Она произносит это так, что это каким-то образом делает его более невинным.

Я выдыхаю, как будто кто-то только что ударил меня по легким. «Что?» - спрашиваю я со сдавленным смехом.

Она резко выпрямляется и поправляет очки, слегка покачиваясь из стороны в сторону. “Ты знаешь... половой акт”. На этот раз она шепчет это слово.

“Да, нет, я могу писать по буквам. Я понял, что ты имела в виду в первый раз. Я просто пытаюсь понять, почему мы говорим об этом прямо сейчас, ни с того ни с сего”.

“Потому что, — говорит она драматическим тоном, который мог бы соперничать с величайшими звездами Бродвея, — знаешь ли ты, что прошло более четырех”, - она поднимает три пальца, - “лет с тех пор, как я была с кем-то?”

Я уверен, что мои глаза на шестнадцать дюймов вокруг. Я этого не предвидел (хотя, на самом деле, должен был предвидеть). “Нет, я этого не знал. Но в этом нет ничего плохого”. Я бы также солгал, если бы не признался, что меня немного радует то, что она и Мрачный Тим не спали вместе. Я понимаю, что это двойной стандарт и совершенно несправедливо с моей стороны.

Она издает преувеличенный звук "пшшшшш", и при этом ее губы слегка шевелятся. “Это для птиц!”

Мои паучьи чувства начинают покалывать. Я знаю, к чему ведет этот разговор, и я должен притормозить эту штуку, пока она не достигла точки невозврата.

Осторожно выскальзывая из-под ног Люси, я встаю и беру наши полупустые бокалы для вина, затем несу их на кухню. “Я думаю, на сегодня вина хватит, да? Мне лучше отправиться домой.” На самом деле я не собираюсь уходить отсюда сегодня вечером, но я не думаю, что говорить ей, что я планирую спать на ее диване, было бы такой уж хорошей идеей.

Люси тоже встала, женщина на задании, она загораживает дверной проем кухни. Это вино полностью впиталось в ее кровь и придало ей смелости так, что завтра она не будет с нежностью вспоминать об этом. Я хочу остановить ее до того, как она поставит себя в неловкое положение, потому что я знаю, каково это - принимать решения под теплым пушистым винным одеялом, и поверьте мне, когда встает солнце, становится не так тепло и пушисто.

“Иилиии”, - говорит она, пытаясь соблазнительно улыбнуться. Мне нравится, что у нее это плохо получается. “Ты мог бы остаться здесь на ночь. Со мной. В моей постели.”

О, кто-нибудь, остановите это. Не потому, что я не хочу делать то, что она предлагает. Поверьте мне, в любую другую ночь, с полностью трезвой Люси, я был бы так расстроен. Но я не могу позволить ей сказать эти вещи сегодня вечером, потому что я точно знаю, что если бы она была трезвой, она бы этого не говорила. Очевидно, что Люси ценит близость как нечто большее, чем просто акт, и я буду абсолютно уважать это.

“Ты знаешь, Люси...” Я подхожу ближе и кладу руки ей на плечи, чтобы мягко развернуть ее и отвести в спальню (чтобы я мог убедиться, что она благополучно доберется туда, и ни по какой другой причине). “Мне завтра очень рано вставать на работу. Мне лучше вернуться...»