Слишком близко к тебе. Страница 5

– Это не им решать, – отрезает Караев, – Хозяин здесь я, и тебе тоже стоит помнить об этом. В любом случае, на эти выходные девочки останутся в городе у матери. Так что переедете спокойно, без лишнего шума, – и он снова берется за нож и вилку, намекая, что тема закрыта.

– Они не будут постоянно жить здесь? – аккуратно интересуется моя мама.

– Их дом здесь, – чеканит Назар Егорович, – Гимназия, в которой они учатся, в нашем поселке. Это одно из лучших учебных заведений, и переводить я их не собираюсь. Закончат ее. Ездить из города по два часа в одну сторону не вижу никакого смысла.

– Ясно, я просто спросила, – примирительно улыбается мать.

Караев кивает, удовлетворенный ее показной покладистостью.

– Что ж, может десерт? – как ни в чем не бывало интересуется Назар Егорович и делает знак ожидающей в сторонке прислуге.

6. Эмиль

– Может все-таки останешься? – вздыхает мама, ставя передо мной чай с пирогом и усаживаясь напротив.

– Нет, – качаю головой, опуская глаза в тарелку.

Под еще один показательно тяжелый родительский вздох ломаю десертной вилкой яблочный пирог. Отправляю кусочек в рот, но вкуса особо не чувствую. Что-то такое из детства пробивается, но во рту столько горечи, что с трудом.

– Ты всегда был на его стороне, – обиженно поджимает мать дрожащие губы.

Да блять!

Хочется чашку с чаем уже в стену пульнуть, но я сдерживаюсь из последних сил.

– Это не так, – только и отрезаю глухо, поднимая на маму взгляд исподлобья.

– Оправдываешь его, да? – всхлипывает она, – Считаешь, что он прав, что бабу эту к нам привел. Что… Что…

Не договорив, плачет. Беззвучно и горько.

Серая вся. Волосы растрепанные, пряди выбиваются из неаккуратного пучка. Плечи сгорбились.

Мне невыносимо тяжело на это смотреть. Я очень хочу помочь… Очень!

Но она требует от меня невозможного. Требует, чтобы я выбрал между ними. Хочет, чтобы я вместе с ней ненавидел отца. А я не могу!

Он, блин, мой отец! И именно как отец он не был плохим никогда.

Да, папа не самый простой человек в мире, возможно, чересчур строгий и авторитарный, но я его люблю!

Мне, мягко говоря, не нравится то, что он сейчас творит, но это не значит, что я против него самого.

И мама просто рвет мне душу сейчас.

Спасибо, что хоть к сестрам не пристает с этим. При них пытается держаться. Старается обходить острые углы.

А вот я уже взрослый. И я вижу, что в этой ситуации мама смотрит на меня не как на своего ребенка, а как на мужчину, который обязан ее защитить.

Но защитить от кого? От моего собственного отца?!

Нет, если бы он поднял на нее руку, я бы вписался, даже не задумываясь, и наверно это был бы конец.

Но вот сидеть и перемывать ему кости на кухне…?! Выслушивать, что у них давно интимная жизнь не ладилась?! Ну это просто пипец… Простите, я не могу.

– Мам, мне пора, – встаю из-за стола, отодвигая от себя чай.

– Когда тебя ждать? – смотрит с осуждением.

Не может простить, что еду обратно домой к отцу. Воспринимает как предательство. А я всего лишь один побыть хочу. В тишине. Сестры на все выходные у нее. Отец заходить ко мне в комнату без приглашения привычки не имеет. Да и ему сейчас, кажется, есть с кем проводить свободное время. Вот и отлично. Лишь бы не у меня на глазах.

Понимаю, что дело идёт к тому, что эта потасканная ведущая-сосущая, или кто там эта Виктория, к нам переедет вместе со своей целкой-пионеркой дочуркой. Но дом огромный. Разминемся уж как-нибудь.

Я бы свалил вообще. И сейчас активно об этом думаю.

Но надо подождать, пока хотя бы Лилька адаптируется к новой жизни. Оставлять младшую по сути один на один с этой Викторией, так как отец все время на работе, я что-то не очень хочу…

И вообще… Я наивно надеюсь, что весь этот мрак как-то разрулится. Хотя пока и совершенно не представляю как.

– В воскресенье вечером заеду, девчонок заберу, – отвечаю маме на ее вопрос.

Она встает меня провожать. Идет по пятам, обняв себя за плечи. Заглядываю в комнату к сестрам. Сидят в телефонах, играют во что-то по сетке. Машут мне на прощание.

– А с нами воскресенье провести не хочешь? – интересуется мама, пока обуваюсь коридоре.

– Я бы с удовольствием, но Гордей на концерт звал, – вру.

На самом деле в планах у меня потупить одному в тишине. Я что-то реально задрался за эту неделю.

Помимо всего остального треша, родители еще нормально общаются только через меня. Если напрямую, то это опять скандал через секунду. А ведь договариваться все равно надо. По поводу сестер и прочего…

– Ясно, Гордей, конечно важнее, чем мать… – удрученно.

– Мам, не начинай, – обнимаю ее и целую в макушку. Пахнет слезами. Обнимаю крепче, качаю чуть-чуть, – Только девчонок не грузи, ладно? – тихо ей шепчу, – А то Лильке уже кошмары снятся.

– Я стараюсь, – всхлипывает мне в футболку, – Ох, Эмиль…Как же это все…!

– Все, отпусти ситуацию. Все будет хорошо.

***

Паркуюсь в гараже, но в дом иду не сразу.

На улице ночь уже. Август. Звезды. Соснами пахнет. Вдохнешь поглубже, и будто бы все почти нормально. Все как всегда.

Подкуриваю сигарету и бреду к реке. Дом у нас на самом берегу. Как положено. Есть лодочный сарай, пирс – все, что мне сейчас нужно. Нахожу в сарае пиво и иду к пирсу. Устраиваюсь на самом краю, скидываю кроссовки, подкатываю джинсы повыше и опускаю ноги в прохладную ласковую воду. Падаю на спину, уставившись на рассыпавшиеся зведы над головой. Деревья шумят, сверчки… Даже назойливый писк комаров не парит. Потому что хоть на минуту получается забыть, какая же моя жизнь сейчас дерьмо.

Перед раскрытыми глазами образы кружат. Особенно после сегодняшнего вечера. Виктория эта, сообщение про ее беременность. Ее торжествующая улыбка на перекаченных губах. То, как отец берет ее за руку, а вторую она кладет на живот.

Сука… Это дурдом!

И рядом дочка ее… Вся такая невинная овца с виду. С косой, в платье в цветочек. Лицо чистое, наивное, совсем девчачье, почти детское…И только взгляд хоть немного выдает – пронзительный, глубокий, колючий.

Но это если присматриваться, а так образ конечно отпад.

Не знал бы кто мать, наверно, даже повелся. Боялся бы сматериться при ней или еще какую пошлятину сказать.

Вот только от осинки не родятся апельсинки, а как раз такая романтичная невинность, подозреваю, отлично монетизируется у всяких папиков. Сосет седые мошонки, хлопая своими пушистыми ресницами, сто пудов. Мама еще и с клиентами помогает.

Малина, бл… Даже имя как из дешевого порно.

Твою мать… Я просто поверить не могу, что это все – моя реальность теперь. Абсурд.

Расправившись с пивом, тяжело поднимаюсь с пирса и бреду к дому. Он будто заброшенный, в окнах черно, внутри пугающе тихо. Вспоминаю, что здесь только я и отец сейчас, и сердце болезненно колет утратой того мира, что был моим совсем недавно.

Добираюсь до своей комнаты. Раздеваюсь до трусов и выхожу на балкон, раскуривая очередную сигарету. От выпитого пива слегка ведет. И поэтому, когда боковым зрением улавливаю какое-то шевеление на соседнем балконе, даже не сразу реагирую.

Ведь там просто не может быть никого. Это гостевая спальня, причем самая маленькая, и поэтому самая непопулярная. Ей вообще никто не пользовался никогда. Но ощущение, что я не один, уже не отпускает.

Медленно поворачиваю голову, щурясь в темноту. И трезвею мгновенно, так как градусы в крови вымещают адреналин и злость.

Бл…Какого хера?!

– Привет, – с соседнего балкона бормочет гребаная Малина, утопающая в плетеном кресле и завернутая в одеяло по самый нос.

7. Эмиль

Уставившись на девчонку, никак не реагирую на ее хлипкий “привет”. Вместо этого молча пожираю глазами образ.

Темные густые волосы длинными волнами рассыпались по белому одеялу, прикрывающему плечи и шею. Тонкие руки выглядывают наружу, сжимая края. В правой ладони телефон. Горящий экран снизу подсвечивает нежное лицо, делая акцент на верхней губе, идущей четкой линией с двумя треугольничками посередине и приподнятыми уголками на концах. Будто Малина в шаге от того, чтобы мне улыбнуться. Искренне и тепло. Глаза совсем черные и большие во мраке. Тускло мерцают. Густые брови вразлет, чистый лоб, аккуратный прямой нос, овал лица сердечком.