В его глазах (СИ). Страница 42

Вышла на воздух. Там уже стал накрапывать дождь. Зонт я, конечно, не взяла. Класс.

— Аничка, дитятко моё… Не знаю, как сказать…

— Да говорите уж, — ответила почти безразлично, но на самом деле остатки моего сердца тут же сжались в комок.

— Аничка, знаю, что ты только что посылала денежку… Но тут такое дело… Маме… Маме хуже стало…

Я замерла на пороге «Аиста», слушая продолжение приговора.

— Можешь ещё немного прислать? Совсем чуть-чуть… Очень надо. Лекарство ей прописали новое, а цена на него вот скакнула…

— Сколько?.. — только и пробормотала, глядя на серую дождевую мглу.

— А как в последний раз, так получится?.. Ты ж говорила, работа у тебя хорошая… Но так, чтоб ты тоже без денег-то не осталась… Детка…

— Я что-нибудь придумаю, — совершенно без эмоций бросила в трубку.

— Спасибо, девочка ты наша! Спасибо! Пусть боженька тебя бережёт!..

Сбросив вызов, я двинулась вперёд. Ничего не соображая, не понимая, отказываясь понимать. Мои родные нуждались в моей помощи, рассчитывали на меня, а я всех подвела, всех подставила. Ничего у меня не вышло, ни с чем я не справилась…

Сделала шаг с тротуара на «зебру». Всё слилось в сплошное серое месиво перед глазами — дома, улица, прохожие, сигнал светофора. Как-то ещё удалось бросить взгляд на то место, где прежде стояла машина Адлера. Возможно, это была какая-то последняя идиотская надежда. Или скорее очередная идиотская ошибка. Но, разумеется, Станислава уже след простыл. Да и внутри меня всё холодело окончательно и от дождя, и от сырости, и от бесконечной боли и стыда.

Вой клаксона на миг прояснил моё сознание. Но всего на миг. Дальше был истошный визг тормозов, чей-то ор, писк, мат…

Боли я не ощутила. Физической боли. Но вскоре и душевная боль внезапно стала рассеиваться, когда я увидела прямо перед собой серое московское небо, падающие мне прямо на лицо дождевые капли, ощутила твёрдость асфальта под собой. А уже через секунду и это всего не стало.

Наступила полная тьма. Глухая и беспробудная.