Первый среди равных. Книга XIV (СИ). Страница 46

Евгений Александрович Пожарский, Павел Александрович Муравьев и хан Эрмед сидели по левую сторону большого стола в глубоких креслах, попивая горячий ароматный кофе.

Еще три светлейших князя сидели по правую сторону стола, держась немного обособленно. Сергей Владимирович Юсупов, чьи земельные владения находились на юге. Иван Григорьевич Потемкин, производственный магнат, который практически постоянно находился у себя на Урале. И Василий Игнатьевич Лопухин — верный страж западных границ Империи.

Отсутствовал лишь светлейший князь Салтыков, который, находясь на Дальнем Востоке, примкнул к мятежникам. Ну и граф Распутин — постоянный участник подобных сборов, несмотря на свой титул, также всё ещё был там же, на востоке, сражаясь, в том числе и против войск Салтыковых.

— Благодарю за оперативность, господа, — хозяин встречи чуть склонил голову. — В мире много суеты. Хотелось бы, чтобы здесь её было меньше.

— А у некоторых — слишком много удачи, — негромко бросил Юсупов, глядя в окно, где лучи заходящего солнца кидали отблески на бронзовые карнизы. — Слишком быстрое взращивание одного дерева высасывает соки из сада.

Муравьёв отставил чашку, кивнул Пожарскому и обратился как бы в пустое пространство:

— Ярослав Константинович выращивает не одно дерево, он укрепляет корневую систему всего сада. И, заметьте, собственным «лесом» платит — людьми, артефактами, связями. Империя у него уже в долгу и этот долг растет с каждой минутой.

— До долгов дойдём, — тихо проговорил Лопухин, небрежно ослабляя узел галстука. — Меня интересует, почему Император выдаёт право на управление Мурманским портом роду, который находится так далеко от этих земель?

Потёмкин усмехнулся уголком рта:

— Равновесие, господа. И привилегии. Которые наши рода имеют по праву рождения, и которые имели Разумовские… в прошлом. А за равновесие отвечает Император. Разумовские лишь немного повоевали в нескольких аномальных зонах — умело, спору нет.

Хан Эрмед, не меняя мягкой полусонной позы, провёл пальцем по ободку чашки. В воздухе на миг шевельнулся прозрачный вихрь — знак того, что он слушает каждого.

— «Немного повоевали»? Ярослав Константинович вернул Казанскую аномалию в свои прежние пределы, спася от смерти тысячи людей. Моих людей, — тихо сказал хан. — Он снова вернул нам наш Воздух. Твари ушли вглубь зоны. Его слово держит степь спокойной.

— Угу, — кивнул Пожарский. — И не только степь. Тверская аномальная зона стабилизирована, что касается Мурманска и его порта — город также в безопасности, благодаря молодому князю. Кто прошелся по взбесившимся аномальным зонам? Разумовский. Кто утихомирил прорывы по всей Империи? Разумовские. И кто, между прочим, не дал соединиться Мумбайскому треугольнику, пока половина из нас обсуждает, прилично ли им так быстро взлетать? Всё он же.

Потёмкин крякнул:

— Никто не отрицает небольшой пользы. Тем более, что как я слышал — индийцам он помог совсем не бесплатно. Вопрос — меры.

— Меры? — Муравьёв впервые позволил себе усмешку. — Когда внезапно встали оружейные заводы на Урале, вы искали «меру», Иван Григорьевич. Точнее — не могли решить насколько задрать стоимость вооружения, производящегося на ваших заводах. Долгая война в ваших интересах, ваша светлость. А Разумовский отправился в аномалии без раздумий и условий — он просто выполнял свой долг. Мы с Пожарским и ханом Эрмедом стояли рядом. А где были вы?

Потемкин помрачнел, к его лицу прилила кровь.

— Мы все выполняли свой долг перед Империей и Императором, — не моргнув, ответил Юсупов. — В тех местах, где мы должны были быть.

— Разумовский сражается, — отрубил Пожарский. — Сражается там, где большинство из нас предпочитало бы договориться.

Светлейший князь Воронцов всё это время медленно играл золотой ручкой; лёгкие касания кончиком по краю стола выстукивали размер: «раз-два-три», как бы пытаясь настроить разговоры за столом на свой лад.

— Господа, — наконец вмешался он, — мы не в аудитории и не на параде. Давайте говорить без образов. Факт первый: Род Разумовских за последние время стремительно взлетел, из статуса «умирающего», встав на одну ступень с нами, светлейшими князьями. Факт второй: влияние Разумовского на Императора выросло стремительнее любой известной нам династии со времён Кутузовых. Факт третий: монополизация силы в одних руках равна угрозе будущему Империи.

— И что? — сухо спросил хан. — Держава видит сильный род — ставит на него. Держава не глупа.

— Опора, хан, — Воронцов поднял глаза, — это столп. Разумовские же стали сводом. Не отдают, а собирают под себя. И если свод замкнётся, каждый наш род окажется под ним, не рядом.

— Свод держат стены, — отозвался Муравьёв.

— Каждую из которой можно без проблем поменять по-отдельности, — отрезал Юсупов.

Потёмкин согнулся вперёд, наградив собеседников тяжёлым, как его родной аспект Земли, взглядом:

— Пётр Сергеевич, вы куда клоните? К изменению Дворянского устава? К ревизии полномочий? Или может к самой Книге Его Императорского Величества?

— Я говорю об очевидном, — мягко сказал Воронцов. — Разумовские получили слишком много власти. Слишком быстро. Это опасно для баланса. Опасно — значит требует коррекции. Мы — не оппоненты Императору. Но на плечи наших родов Империя опирается веками. Наш долг — предупредить.

Пожарский медленно поставил чашку. Его ладонь легла на стол так, что по полировке прошёл едва заметный рябой рисунок — температура в комнате слегка прыгнула вверх.

— Предупредить — это когда ребёнок бежит к проруби. А здесь ты предлагаешь подрубить мостки, Воронцов. И я хочу понять: зачем?

Он наклонился, заглянув хозяину прямо в глаза:

— Или ради кого?

В комнате стало еще чуточку теплее. Муравьёв перестал улыбаться. Хан Эрмед отвёл взгляд от чашки, глядя теперь на дверь: прислушивался к коридору. Потемкин не шелохнулся, но ладонь его, тяжёлая, как плита, легла на подлокотник иначе — глубже, будто проверяя опору.

— Ты переходишь грань, Евгений Александрович, — ровно произнёс Воронцов.

— Ты её давно перешёл, — так же ровно ответил Пожарский. — Когда подписал особые листы поставок на Тихоокеанский сектор в обход казны. Когда дал людям из Империи Восходящего Солнца доступ к портовым складам во Владивостоке. Когда твои люди «случайно» встречались в Хабаровске с японцами. Ты думаешь, это никто не видит?

Воронцов впервые не удержал ручку. Она ударилась о блюдце и тоненько звякнула. Потёмкин поднял голову, Лопухин распрямился, а у Юсупова заскрипели зубы.

— Осторожнее, Пожарский, — вмешался Лопухин, слегка отпуская свою силу. Голос Тьмы был мягким и липким, как шёлк, которым удавливают. — Обвинения такого рода не остаются безнаказанными.

— Я знаю это, — Пожарский не отвёл взгляда. — След ведёт на восток. К японцам. К тем, кто просит в оплату не золото, а души наших одаренных. Кто-нибудь объяснит, почему недавно разорвало на куски мастера Артефактного дома из Оренбурга — без всякой причины? Почему у него из глаз вытекла Тьма, как чернила, а артефактная защита треснула как простое стекло?

— Несчастный случай, — тихо сказал Воронцов. — Перегруз.

— Мне это видится по-другому, — отозвался Муравьёв, а его глаза внезапно вспыхнули Светом. — Пётр, ты играешь не теми картами. Скажи прямо: с какой стати твой Дом подписывал пробный доступ к матрице «Сёти»? И почему отчёт по ней ушёл в закрытый архив, минуя Совет?

— Потому что мы — артефактный дом, — Воронцов тоже перестал быть мягким. — Мы тестируем то, что завтра может убить Империю. Или спасти. И мы обязаны понимать это раньше остальных. Да, мы смотрим на Восток. И на Запад. И под ноги. И вверх. Это — наша работа.

— Твоя работа — служить Империи, — отрезал хан, на миг утратив сонную мягкость. — Не японцам. Не их Императору. Не своим карманам.

Воронцов выдержал его взгляд. На миг между ними прошёл лёгкий, почти неуловимый шорох — ветер встретился с мыслью. Воронцов не отвёл взгляда.