Кровь богов и монстров (ЛП). Страница 56

— Черт, да, ты такая тугая. — Сквозь зубы выдыхает он. Мелкие шоковые волны расходятся по моей плоти, пробегая по всем мышцам, сжимающим его тяжёлый ствол — и плоть, и металл пирсинга, пронизывающий его. — Такая, блядь, идеальная….

Задыхаясь, тяжело дыша, моля о воздухе там, где его нет, возвращаются сверкающие звезды. Губы прижимаются к моим губам.

— Дыши, — приказывает Руэн. — Дыши для меня, милая.

Я дышу, и с каждым вдохом чувствую только его запах.

Что-то темное пробегает по лицу Руэна. Не выражение или эмоция, а нечто совершенно иное. — Освобождение. — Это слово произнесено шепотом, но это все, что нужно, чтобы освободить меня от оков, сковывающих мои руки.

В ту секунду, когда мои запястья освобождаются, мои ногти впиваются в его плоть, пока наслаждение накрывает меня, как штормовая волна. Я чувствую, как его член дергается внутри меня, прижимая эти металлические выступы к моим внутренним стенкам и заставляя трещины силы распространяться дальше внутри меня. Теперь, когда он полностью погружен, рука Руэна опускается на мою задницу, когда я прижимаюсь к его мощному телу, и он обхватывает мясистую нижнюю часть, крепко сжимая, даже когда его бедра отводятся назад. Это движение вытаскивает его член из моих глубин, а затем он толкается обратно с той же грубой силой, что и раньше.

Огонь и блаженство. Вот что мы собой представляем. Два властных существа борющихся за право контролировать друг друга.

— Кайра. — Я моргаю от его тона, похожего на лезвие бритвы. Он смотрит на меня сверху вниз. — Сосредоточься на мне.

Я отпускаю одно плечо и запускаю руку в его волосы, зарываясь пальцами в темные, почти чернильно-черные пряди, пока она полностью не исчезают. — На ком еще мне сосредоточиться, как не на тебе?

Новый крик вырывается из моего горла, когда он выбирает именно этот момент, чтобы наклонить бедра, почти полностью выходя из моего тела, а затем вонзает свой широкий, толстый член обратно в мою киску. Моя нежная плоть растягивается, когда он заставляет мои внутренности поддаться ему. Я запускаю руку в его волосы и не отпускаю.

— … справишься с большим? — Я настолько обезумела от боли и удовольствия, что не расслышала первую часть его вопроса, но мне и не нужно этого делать, чтобы понять, о чем он спрашивает.

Я быстро киваю головой. — Да, — говорю я, крепче обхватывая его ногами, как будто это могло помешать ему снова выйти из меня. — Да. Отдай мне всё. — Я целую его, проникаю языком в его рот, обвивая его язык своим. Он отвечает с той же жадностью, вкус его поцелуя — кровь и обнажённая, дикая сущность, которую я никогда бы не подумала считать такой… притягательной… — Трахни меня во тьме, Руэн, — рычу я, когда его бедра на мгновение сбиваются с ритма. — Доведи меня до грани безумия, а потом сбрось с обрыва.

Руэн поднимает голову, и на мгновение алый оттенок немного отступает, позволяя полуночному цвету снова проявиться. Пот стекает по его напряженному горлу, капли падают с него на меня.

Мы не нежные любовники, а два сталкивающихся меча. Насилие и искры, разлетающиеся друг от друга, пока мы сражаемся за господство. Он уводит меня все выше и выше в темноту, пока свет не начинает гаснуть. Каждая звезда тонет в тенях, ползущих по камням комнаты вокруг нас.

То немногое, что осталось от света в окне, исчезает, и я больше не знаю, его ли это иллюзия или моя собственная тьма. Все, что я знаю, это то, что я не могу отвести от него глаз, а он не сводит с меня глаз при каждом толчке.

Затем, когда его челюсти сжимаются, и я чувствую, как он пульсирует внутри меня, наполняя меня своей спермой, Руэн протягивает руку между нами и зажимает большим и указательным пальцами мой клитор, посылая меня в сокрушительный оргазм, от которого у меня перехватывает дыхание.

Его ответный рев, когда он изливает в меня остатки семя, эхом отдается в моих ушах, когда сердцебиение замедляется, и темнота полностью опускается в последний раз.

Глава 28

Руэн

10 лет…

В тот момент, когда я просыпаюсь, я знаю, что сегодняшний день не будет похож на другие. Пора уходить. Это ясно, потому что, когда я, наконец, заканчиваю протирать глаза от остатков сна и сажусь на кровати в виде раскладушки, придвинутой к дальнему углу нашей однокомнатной лачуги, я вижу лицо моей мамы, когда она ходит по маленькой кухне.

Это не столько настоящая кухня, как в домах, которые она убирает в деревнях и крупных городах, через которые мы проезжаем, сколько набор стульев и столов, расставленных рядом с камином, который служит нам и духовкой, и плитой. Они есть только у людей, которые живут в настоящих домах.

Старый мамин чайник свистит, стоя над огнем, и она быстро хватает тряпку, чтобы снять его с ручки, которая висит над пламенем, прежде чем перелить дымящуюся горячую жидкость в две миски. Суп на завтрак… снова.

Глухой стон вырывается из моего горла, когда я свешиваю ноги с койки. — У нас нет бекона? — С мольбой спрашиваю я, кладя руку на живот, который сводит от голода.

Мама бросает на меня виноватый взгляд. — Не сегодня, милый, — бормочет она, прежде чем поставить остывший чайник на один из столов, составляющих стойку. — Овощной суп полезен для тебя. Иди садись. Нам нужно собрать вещи после завтрака.

Я на полпути к столу, но при ее словах останавливаюсь и снова поднимаю на нее глаза. — Это обязательно? — Я хочу забрать эти слова обратно, как только они слетают с моих губ. Я знаю, что лучше не умолять, но я думал, что здесь все по-другому.

Йетте — маленькая деревушка недалеко от Пограничных Земель. Несомненно, кто бы ни искал нас, он не осмелился бы подойти так близко к месту, которого избегают даже самые опасные преступники. Я думал, что здесь безопасно. Что мы в безопасности от какой бы то ни было тени, преследующей грезы моей мамы. Хотя мне следовало знать лучше. Прошлой ночью ей приснился еще один сон — и, в отличие от предыдущих, этот, похоже, еще больше взвинтил ее нервы.

Мама вздыхает и обходит стол, рассеянно вытирая руки об уже испачканный фартук и заключая меня в объятия. — Прости, малыш, — тихо говорит она, похлопывая меня руками по спине и обнимая.

Я прижимаюсь теснее. Даже если мне десять, по моим меркам я почти мужчина, я все равно люблю ее запах. Пудра, с ароматом лимона. Я люблю лимон, и я задаюсь вопросом, не потому ли это, что он напоминает мне о ней.

— Мне здесь понравилось, — говорю я, с детской надеждой, что, может быть, ей удастся забыть тот кошмар, что держал её в плену прошлой ночью, и остаться.

Однако, когда она отстраняется, я понимаю, что это ложная надежда. — Я знаю. — Мама убирает прядь моих волос назад и заправляет мне за ухо. — Но нам пора уходить. Ты знал, что мы не останемся надолго.

— Мы пробыли здесь дольше, чем где-либо еще, — утверждаю я.

Она хмурит брови, и выражение ее лица становится суровым. — Ешь свой завтрак, — приказывает она, выпрямляясь и жестом указывая на стол.

Я смотрю мимо нее на отвратительный овощной суп, который стоит на шатком деревянном столе, который стоял здесь, когда мы только переехали. Это тоже, я знаю, останется позади. Останется все, кроме того, что мы сможем унести.

— Могу я хотя бы попрощаться с Ральфом? — Я наполовину умоляю.

Тяжело вздохнув, она упирает руки в бедра и свирепо смотрит на меня сверху вниз. Мне все равно, я складываю руки вместе и смотрю на нее снизу вверх, пытаясь сделать свои глаза как можно больше, пока мне не начинает казаться, что они вот-вот выскочат у меня из орбит. Раздраженно вздохнув, мама закатывает глаза и опускает руки, и после этого единственного действия я знаю, что выиграл.