Кровь богов и монстров (ЛП). Страница 37

Размышляя об этом, я вспоминаю Найла. Я решаю, что мне следует поговорить с ним в ближайшее время. Сказать ему, что между ним и мной ничего не изменилось. Неважно, что он знает мои секреты, я всегда была и буду просто Кайрой, бывшей слугой, которая никогда не подходила ему по возрасту, и девушкой, с которой он подружился, когда у нее больше никого не было.

Мое сердце болит от этого. Да, Найл мой друг… такой же, как Регис… был.

Терра, стоящая передо мной, ведет меня вниз по лестнице северной башни, наружу и через несколько наружных коридоров, прежде чем удивить меня и повести вниз по другой лестнице, по которой я, помнится, никогда раньше не ходила. Я знаю это по чертежам, которые дал мне Регис, и сейчас мне кажется, что это было тысячелетия назад. Однако даже в этих деталях не было ничего, кроме коротких заметок и линий, обозначающих стены и пути отхода.

Лично я считаю, что эта часть Академии намного светлее, чем я ожидала. Настенные бра освещают изогнутую лестницу, освещая путь без каких-либо окон, но когда мы спускаемся вниз, стены полностью исчезают, и вокруг становится только стекло. В отличие от темноты, которая была за окнами по дороге сюда, окна здесь полны света. Кто-то, наделенный Божественностью, должен отвечать за это место, так как это единственное оправдание яркому, почти солнечному освещению. Неестественное тепло пропитывает воздух, скользит по моему лицу и плечам, просачивается сквозь одежду, которую я ношу, и остается сладкий аромат. Я принюхиваюсь и хмурюсь. В нем есть цветочный привкус, но также и что-то более глубокое и насыщенное.

— Мисс?

Я слышу Терру, но мое внимание приковано к мужчине, стоящему в нескольких шагах передо мной. Кэдмон, закутанный в светло-золотистый длинный плащ, который набекрень закрывает половину его груди, стоит как Король древности, окруженный густой листвой деревьев и побегами ярких цветов. Листва дрожит, как будто дует невидимый ветер, который касается только их. Каким-то образом это притягивает их к себе, прежде чем оттолкнуть, когда Кэдмон поднимает голову и встречается со мной взглядом.

— Это все, Дезире. Спасибо, что привела ее ко мне.

Девушка — Дезире — наклоняет голову, слегка кланяясь, прежде чем убегает обратно к лестнице и скрывается из виду. Мы с Кэдмоном остаемся наедине в тишине. Я жду, когда он заговорит, объяснит, зачем я здесь, даже если это всего лишь то самое обучение, о котором меня заранее предупредили, но он молчит. Даже когда я делаю еще несколько шагов в… ну, комнату, теперь, когда я понимаю, что это такое на самом деле, это кажется странным называть комнатой. Оранжерея. Или, скорее, зеленый коридор.

На карте эта часть академии выглядела как давно забытый коридор без конца. Увидев его воочию, я понимаю, что он всегда строился для этого — чтобы вмещать высокие пальмы, карликовые деревья и бутоны всевозможных цветов. Я обхожу место, где стоит Каэдмон, перед каменным столом с двумя поставленными стульями. Если он думает, что я просто так сяду напротив него, ни слова от него не услышав, то пусть подумает ещё раз.

Я продолжаю стоять боком к нему, даже когда наклоняюсь над особенно густым кустом и приподнимаю один из покрытых листьями стеблей, торчащих из его верхушки. Маленькие красные точки покрывают плодоножку, и когда я осторожно прикасаюсь к одной из них, она раскрывается, превращаясь из того, что когда-то выглядело как ягоподобная точка, в полноценный цветок за считанные секунды. Этот насыщенный, пьянящий аромат становится сильнее.

— Я бы был осторожен с этим, — тихо бормочет Кэдмон. — Он может стать немного капризным, когда к нему прикасаются без разрешения.

Я выпрямляюсь и смотрю ему прямо в лицо. Бог Пророчества одет так, словно собирается на какую-то вечеринку позже. Золотое шитье по краям его плаща до колен и широкие белые брюки, закрывающие остальные части ног, только делают его кожу еще темнее. Когда я смотрю ему в лицо, это все равно что смотреть в ночное небо.

— Зачем ты позвал меня сюда? — Спрашиваю я, не утруждая себя тем, чтобы скрыть свое недовольство им.

Не потому, что он позвал меня сюда. Даже не потому, что он был клиентом Офелии, а это значит, что он — вместе практически со всеми, кому я доверяла последние несколько месяцев, — лгал мне. Я не доверяю ему и, конечно, не рада находиться в его присутствии, когда не знаю, чего от него ожидать. Тем не менее, он по-прежнему имеет надо мной большую власть.

Кэдмон со вздохом закрывает глаза, а когда снова открывает и смотрит на меня, то с нахмуренными бровями. — Тебе не нужно так защищаться рядом со мной, Кайра, — говорит он. — Я не желаю тебе никакого вреда.

— Ты уже солгал мне однажды; с чего мне верить, что это тоже не ложь, — парирую я.

Эбеновые глаза опасно блестят, и у меня складывается отчетливое впечатление, что лицо, которое Кэдмон показывал мне до этого момента, — это не все, что в нем есть. Я верю этому чувству; это инстинктивная реакция, которая спасала мне жизнь больше раз, чем я могу сосчитать. Прямо сейчас эти инстинкты рычат на меня с изрядной долей опасения. Может быть, я и ассасин — или я предполагаю, что была ассасином, — но я все еще смертная. Кровь Бога или нет, я всегда была и всегда буду смертной. Оставаться в живых, как я жила, полагаясь на свои чувства и интуицию, — это не просто вариант. Это необходимость.

Мягкими, но обдуманными движениями Кэдмон обходит каменный стол сбоку от себя и садится. Когда он поднимает руки к шкатулке, стоящей в центре, на трех его пальцах поблескивают золотые кольца, два на одной руке и одно на другой.

— Подойди. — Это слово — приказ. — Присаживайтесь.

Закусив губу, я выхожу из-за покрытого листвой куста и делаю около пяти шагов к столу. Я осторожно сажусь на стул напротив него. Кэдмон поднимает крышку деревянной шкатулки и затем начинает доставать мелкие предметы.

— Ты знаешь, что это? — спрашивает он, расстилая плоский клетчатый коврик и раскладывая на нем предметы поменьше.

— Шахматы. — Я давно не видела доску, с первых дней обучения Офелии. Даже тогда это было редкостью. Офелия не любила шахматы так, как те, кто придерживался игровых взглядов, но она действительно находила их ценность в обучении стратегии. Мы с Регисом много раз играли в тот первый и второй год в Преступном Мире.

Он все еще в Ривьере? Вопрос всплывает в моей голове прежде, чем я успеваю его остановить, и я закрываю глаза, ненавидя волну боли, которая накатывает на меня. Я злюсь на Региса, и хотя я знаю, что гнев коренится в обиде, легче от этого не становится.

— Совершенно верно. — Голос Кэдмона возвращает меня в реальность, и я поднимаю взгляд, чтобы встретиться с ним, когда он заканчивает расставлять фигуры.

— Я думала, что пришла сюда за уроками, которые, как мне сказали, мне нужны, — говорю я, когда он снова закрывает крышку деревянной шкатулки и отставляет ее в сторону.

— Так и есть.

Кольца на его руках снова сверкают, когда он поднимает руку, занося ее над пешкой на своей стороне доски. Я хмурюсь от его слов. — Тогда что это такое? — Я указываю на игровой набор передо мной.

Кэдмон не отвечает сразу, потому что, конечно, он этого не делает. Зачем кому-то хотеть дать мне ответ на вопрос, когда я его задаю? Вместо этого он не торопится, окидывая взглядом фигуры от пешек до ладей и слонов. Наконец он останавливается на одной пешке и сдвигает ее всего на дюйм с ее первоначального положения.

— Трифон хочет передать тебя другому Богу из Совета для обучения, — говорит он, отрывая пальцы от фигурки.

Моя спина выпрямляется, и я перевожу взгляд с доски на его лицо, но он не смотрит на меня. Он все еще смотрит на чертову пешку. — Кому? — Спрашиваю я, когда он не вдается в дальнейшие подробности.

— Я еще не уверен, — признается он. — Хотя, если бы выбор был за мной, я думаю, тебе было бы полезно поговорить с Богом женского пола. Возможно, Македония или… Данаи тоже была бы хорошим вариантом.

Я хочу провести время один на один с Царицей Богов примерно так же сильно, как выброситься из окна. Я подаюсь вперед на своем стуле и кладу локти на край каменного стола.