Кровь богов и монстров (ЛП). Страница 30

— О, не делай такой шокированный вид, Руэн, — говорит она. — Ты практически умолял меня надрать тебе задницу тем, как смотрел на меня.

Мои руки хватают ее за бедра. Вместо того, чтобы поднять ее, как, я знаю, должен, я сжимаю ее крепче и опускаю еще ниже к себе на бедра. Я точно знаю, в какой момент она чувствует мою проблему, потому что Кайра напрягается всем телом, ее голова опускается туда, где мой член упирается во внутреннюю часть брюк, прижимаясь к центру между ее бедер. Напряженная тишина в комнате нарушается только звуками бури снаружи, и все же этого недостаточно, чтобы разрушить чары, которые каким-то образом оказались наложены на нас обоих. Я знаю, что я должен быть тем, кто это сделает, но, вполне возможно, это самое трудное, что я когда-либо делал в своей жизни, — просто откашляться и заговорить.

— Я хочу это увидеть, — говорю я ей.

Серые глаза расширяются. — Что?

Я сажусь, и, к моему удивлению, Кайра не отстраняется от меня, как я ожидал. Вместо этого она остается там, где сидит, пока моя грудь не оказывается на волосок от ее. — Я хочу посмотреть, где камень серы был у тебя в шее.

Она моргает, а затем медленно, как будто не уверена, что я говорю правду, поднимается с моих бедер. Я успеваю ощутить лишь коротки миг облегчения, когда она приподнимается с кровати и позволяет мне поддаться вперед. Она отворачивается от меня, и как только я собираюсь встать, она снова садиться. Округлые формы ее задницы располагаются у меня на бедрах. Мое сердце замирает в груди.

— Вот, — бормочет она.

Это сон? Должно быть. Или она… возможно, дразнит меня?

Женщины охотятся за Теосом, а некоторые из самых безумных, мазохистских — за Каликсом. Они не приходят ко мне. Они это делали — давным-давно, — когда мы втроем только поступили в Академию, но я быстро прикрыл это дело. Несмотря на травы, которые мы вынуждены принимать ежегодно, чтобы не допустить размножения Смертных Богов, помимо пары случайных связей с женщинами, которые чётко знали своё место, я не ищу их общества.

Я их не понимаю, я им не доверяю и не хочу. Ущерб, нанесенный моей матерью из-за ее отношений с моим отцом, всегда будет оставаться в глубине моего сознания, напоминая мне, почему это чертовски плохая идея. Женщины вызывают одни проблемы, и эта не исключение. На самом деле, она, скорее всего, хуже других женщин и гораздо опаснее для меня и моих братьев.

Однако я не приказываю ее встать. Я ловлю густую волну ее серебристых волос в кулак. Пряди скользят между пальцами, как тончайшая паутина. Они завораживают — они не липкие, как нить паука, а шёлковые на ощупь, без малейшего намёка на вязкость.

Медленно, спокойно дыши, говорю я себе. Я заставляю лёгкие выдохнуть, даже несмотря на то, как они сжимаются внутри груди. Я приподнимаю копну ее волос и перекидываю их через плечо. Уголок рта Кайры почти скрыт от меня тенью, но всего один раз она поворачивает голову в мою сторону, и я замечаю, как он приподнимается.

Она дразнит меня. Коварная маленькая девчонка. Мой член твердеет еще сильнее. Я закрываю глаза и молюсь о терпении. Хотя, я не могу сказать, кому я молюсь. Небеса пусты, и все Боги спустились.

В тот момент, когда ее волосы убираются с дороги и я вижу тонкую рельефную линию на затылке, отмечающую место, где сера была похоронена под ее плотью, пламя моего желания угасает. Мои губы сжимаются, когда я игнорирую пульсацию своего члена и слегка провожу по коже под линией роста ее волос. Тишина в комнате тяжелая и густая. За окном вспыхивает свет, снова освещая все вокруг, но если раздается гром, я слишком сосредоточен на женщине, сидящей на моих ногах, чтобы услышать его. Однако что я слышу, так это ее голос, когда она говорит хриплым, явно испытывающим дискомфорт тоном.

— Это больше не причиняет боль, — говорит она мне.

Нет, я не думаю, что это так. Я прикасаюсь подушечкой большого пальца к верхней части отметины. — Теперь это шрам, — говорю я ей. — Даже если это не причиняет боли, ты не исцелишься от этого. — Не так, как следы от хлыста, я замечаю, что задняя часть моей туники сползла назад открыв вид на позвоночник, и я могу видеть ее спину через широко открытую горловину. Кожа над ее позвоночником такая же нетронутая, как и до наказания. Осторожно, избегая касаться попки в форме сердечка, я подтягиваю тунику на место, даже когда мой член пульсирует под брюками, умоляя меня заняться кое-чем другим.

— Шрамы меня не беспокоят, — говорит Кайра. — Хотя я удивлена, что тебя это волнует.

Меня это не волнует. Ложь застывает у меня на языке, и я проглатываю ее обратно.

Шрам довольно бледно-розовый, и я знаю по опыту, что со временем он побелеет, поблекнет и станет едва заметным, если она не будет постоянно вскрывать его и позволять образовываться свежей рубцовой ткани снова и снова.

— … Руэн? — Кайра произносит мое имя с оттенком замешательства и разочарования, как будто она уже повторяла его несколько раз и не получила ответа.

Я убираю руку с ее шеи, и Кайра наклоняется вперед, ее голова поворачивается назад, чтобы посмотреть на меня через плечо. Я прочищаю горло и тянусь к её талии. Мои пальцы обхватывают её на миг — и хотя я собирался просто снять её с бедер, руки замирают, вцепившись в тепло, проникающее сквозь тонкую ткань позаимственной туники. У меня пересыхает во рту. Даже несмотря на то, что между нами есть слой одежды, я всё равно чувствую её жар — и вдруг понимаю, возможно, впервые — насколько же я на самом деле чёртовски холодный. Она — огонь и жизнь. И я никогда не желал сгореть так сильно, как сейчас.

Отпусти ее, убеждаю я себя. Отпусти ее талию. Прекрати прикасаться к ней. Слова — приказы, пронзающие мой череп. Я хочу заставить себя слушать их, но моим рукам, кажется, все равно. Они действуют по собственной воле, прижимаясь к ней и притягивая ее ближе.

— Руэн, что ты…

Слова Кайры замирают, когда я опускаю голову. Я понимаю, что не могу ее отпустить, но мне не нужно совершать те мерзкие поступки, которые крутятся у меня в голове. Я могу отвлечь себя чем-нибудь другим. Словами. Говорить. Да, я так и сделаю.

Когда образы Кайры, лежащей на спине на темных простынях моей кровати, и моих рук, стягивающих с нее тунику, обнажая ее тело, проносятся в моем сознании, я зажмуриваю глаза и прижимаюсь лбом к ее лопатке.

— Расскажи мне, что сказал Совет, — я практически умоляю ее, нуждаясь в чем-то, что отвлекло бы меня от безумия моих собственных мыслей и желаний.

Она напряглась в моих объятиях. Я не виню ее. Я не причинял ей ничего, кроме вреда и боли. Она не доверяет мне и не должна. Даже я не знаю, на что был бы готов пойти, чтобы спасти своих братьев. Даже зная, насколько глубоко мы все погрязли в ее лжи и секретах — с Кэдмоном, играющим роль кукловода рядом с этой гребаной… смертной женщиной, которая держала Кайру в долгу перед ней последние десять лет, — мне нельзя доверять. Мы оба это знаем, она и я.

В конце концов, мои братья — это все, что у меня есть. Я буду защищать их, даже если ради этого мне придется рискнуть ею, даже несмотря на то, что я этого не хочу.

Проходит мгновение, и я уверен, что Кайра откажет мне, но она снова удивляет меня. Ее тело расслабляется рядом с моим, и мой член замечает это, с явным интересом упираясь в ее поясницу. Я прикусываю язык и мысленно проклинаю себя.

Мерзкий. Отвратительный. Извращенец.

Кайра игнорирует это. — Там было шесть членов Совета, — говорит она, ее голос понижается до шепота. Она поворачивает голову к окну, и я открываю глаза, чтобы посмотреть на нее сквозь ресницы. Она продолжает, не глядя на меня. — Они обсуждали, как определить мою родословную — кто мой Божественный родитель.

Смогут ли они? Интересно. Согласно тому, что сказал Кэдмон, ее отец тоже был Божественной крови, даже если ее матерью была Богиня, которая произвела ее на свет. Я подумываю спросить, но, учитывая, насколько она новичок во многих внутренних махинациях Академии, это, скорее всего, просто еще больше расстроит ее. Я держу рот на замке.