Кровь богов и монстров (ЛП). Страница 28

Прежде чем я успеваю что-либо сделать, сильные руки хватают меня, как будто я вообще ничего не вешу. Мои ноги полностью исчезают из виду, и под ними нет земли, когда меня прижимают к широкой груди. Моя рука хлопает по каменным мышцам, и моя голова откидывается назад. Пара полуночных глаз встречается с моими, брови над ними нахмурены… может ли это быть беспокойством? От Руэна?

— Что они сделали с тобой в той комнате? — Вопрос звучит так тихо, что я не совсем уверена, то ли я просто прочитала его по его губам, то ли он действительно прошептал его.

Не в силах больше держать голову высоко, я позволяю себе прислониться к нему, когда мир начинает вращаться вокруг меня. Моему затуманенному разуму требуется мгновение, чтобы осознать тот факт, дело не в мире, а в том, что он несёт меня… прямо к комнате, в которой я проснулась. Руэн вносит меня в спальню, которую я уже знаю как его, и аккуратно укладывает на кровать. Юбки вокруг моих ног путаются, когда он пытается приподнять простыни, чтобы прикрыть меня, и, наконец, со стоном сдается. От двери доносится низкий голос, и он поворачивает голову в ту сторону. Я не слышу, о чем говорят, хотя думаю, что это Каликс. Мои уши, кажется, наполнены какой-то невидимой субстанцией, похожей на журчащую воду, и все вокруг меня приглушено.

Как я ни стараюсь, комната плывет вокруг меня, и спустя невообразимое количество времени надо мной появляется еще одна знакомая фигура. Я моргаю, запоздало удивляясь, когда Руэн исчез и его место заняла Мейрин. Ее черты искажены беспокойством, когда она кладет прохладную руку мне на лоб.

Она закрывает глаза, и затем что-то теплое исходит от ладони на моей голове. Это наполняет меня и прогоняет журчащую воду, в моих ушах. Что-то хлопает, и вода полностью уходит. Я снова слышу. Я вздрагиваю от громкости звуков — от потрескивания огня в камине в спальне, который, должно быть, кто-то разжег, до стука моего собственного сердца.

Мейрин вздыхает, и я поднимаю взгляд, когда она снова открывает глаза и одаривает меня, как я предполагаю, попыткой ободряющей улыбки. Она не столько обнадеживает, сколько напрягает, но я ничего не говорю, когда она поворачивается к кому-то прямо у нее за спиной. Мой взгляд скользит поверх ее плеча, когда я замечаю Руэна с грозным выражением лица.

— Я думаю, это просто последствия удаления серы, — начинает Мейрин.

— Ты думаешь? — Он сердито смотрит на нее. — Что значит — ты думаешь?

Плечи Мейрин опускаются, и хотя я не вижу выражения ее лица, я могу сказать по позе, которую она принимает — по тому, как она слегка расставляет ноги, и по напряжению, пробегающему по ее спине за мгновение до того, как раздается ее низкий, раздраженный голос, — что она недовольна им.

— Думаю, да, Руэн. Возможно, тебе стоит как-нибудь попробовать, — огрызается Мейрин. Я сдерживаю фырканье. — Я никогда не знала и не встречала никого, кто жил бы с серы в себе годами, не говоря уже о том десятилетии, что она была в Кайре. Никто не знает, от каких последствий она страдает. Это все ново. Села наносит нам ущерб, как ты, блядь, прекрасно знаешь. Она все еще… — Мейрин продолжает, ее слова вылетают одно за другим, как кинжалы, рассекающие воздух, но я замираю на ее последнем утверждении. Мое внимание еще немного смещается с плеча Мейрин на лицо Руэна и шрам, пересекающий его красивые черты. Тонкая рельефная линия рассекает его бровь, а затем, к счастью, проходит мимо глаза, прежде чем продолжить тянуться по щеке, сужаясь.

Ко мне возвращается воспоминание о зале Совета. Кое-что из того, что сказал Азаи — ему пришлось убить мать одного из своих детей, а затем наказать ребенка. Руэн был тем ребенком. Этот шрам остался от его отца? Мои губы кривятся, даже когда холодная, мертвая тварь в моей груди прокачивает кровь по всему телу. Мне больно за него.

У меня был мой отец совсем недолго. Мгновение ока в жизни Бога — или атлантийца — но я знала каждое мгновение того времени, что мы провели вместе, что он умрет прежде, чем нанесет мне такой же удар, какой Руэну нанес его же отец. Закрывая глаза от этой мысли, я откидываюсь на подушки и простыни, не осознавая, насколько напряженной я была.

— Я устала, — говорю я, прохрипев слова, чтобы прервать тираду Мейрин.

— Ну конечно, — говорит Мейрин таким тоном, словно она устала не меньше меня. — Поспи немного. Мы можем поговорить завтра. Теперь твоей голове должно полегчать.

Я открываю глаза и смотрю на нее. — Да, — признаю я. — Я не знаю, что ты сделала, но спасибо тебе.

Ее губы изгибаются в легкой улыбке, и она кивает. — Не за что. — С этими словами Мейрин бросает на остальных в комнате возмущенный взгляд и уходит. Мои губы кривятся от удовольствия, но почти так же быстро, как ко мне вернулся прилив энергии, она снова уходит, и мои веки снова опускаются.

Только когда я чувствую мужскую руку на своей щеке, мои глаза снова распахиваются. Выражение лица Руэна напряженное, когда он отпускает мое лицо и отворачивается. Вот и все. Всего одно прикосновение, и он уходит. Они все уходят, и я остаюсь одна в комнате с искрами чего-то вибрирующего и горячего, скользящими по моему телу.

Дрожащей рукой я поднимаю руку и касаюсь того же места, что и он. Жар давно прошел, или, по крайней мере, должен был пройти. Тем не менее, что-то остается там, под поверхностью, и независимо от того, сколько раз я провожу кончиками пальцев по этому участку кожи на моем лице, это не проходит. Я боюсь, что теперь он въелся в мою кожу, и я понятия не имею, что это значит.

Глава 14

Руэн

Белесые линии пересекают внутреннюю сторону моего предплечья. Только чуть бледнее моей кожи, каждый порез был вырезан тонко заточенным клинком из серы. Каждый из них настолько тусклый, что большинство даже не может их разглядеть. Однако на всякий случай мне почти всегда удается прикрыть их своей одеждой. Те, что у меня на спине, другие. Глубже, белее, заметнее.

Я помню все без исключения из них, хотя причина их возникновения для меня давно утеряна. Вместо этого я просто вспоминаю, как кровь хлынула из-под моей плоти, стекая по коже и размазываясь по лезвию и кончикам пальцев.

Я рассеянно провожу мочалкой, покрытой мылом, по рукам и груди. Требуется сосредоточенное усилие, чтобы не обращать внимания на эти отметины. На каждом предплечье их десятки, даже больше, если считать шрамы, которые я неоднократно вскрывал и делал глубже, чтобы… ну, я не совсем уверен, что хотел сделать, когда начинал процесс.

Я набираю полные пригоршни воды и смываю пену, прежде чем встать и выйти из ванны. Вода стекает по телу, пробегая по впадинам и изгибам, оставленным мышцами, которые я нарастил с тех пор, как был тем тощим, полуголодным мальчишкой, когда Азаи нас выследил. В комнате стало холоднее — я больше не сижу в воде по пояс. Она и так остыла с тех пор, как я только в неё залез, но всё же была теплее, чем воздух сейчас. Я не обращаю на это внимания, беру полотенце, оборачиваю его вокруг талии и заправляю край. Затем провожу рукой по лицу, убирая мокрые пряди волос с глаз.

Мои пальцы все еще касаются единственного следа, который был сделан не моей собственной рукой. Слегка приподнятая линия, которая пересекает мою бровь и огибает глаз, сужаясь к верхней части щеки, с возрастом стала более грубее. Я закрываю глаза и опускаю руку. Мне не терпится вернуться в свою комнату и найти клинок из серы, который я прячу под половицами, и использовать его на себе. Это отвлекло бы меня от очень чувственной и опасной женщины, которая сейчас спит в моей постели. Это было бы… бесполезно, в конце концов решаю я, качая головой.

Бередя старые раны, мы только создаем проблемы. Я остановился на некоторое время после того, как Теос нашел клинок, что вынудило меня сменить место, где я прятал эту чертову штуковину. Я намеревался начать все сначала, когда мне это понадобиться, но потом она вошла в нашу жизнь. Подобно шторму, стремящемуся разрушить только что построенные города, Кайра Незерак ворвалась в нашу обыденную реальность и проделала большие зияющие дыры в нашем фундаменте. Нет, пожалуй, правильнее было бы сказать, что она просто внесла столько беспорядка, что наш фундамент был вырван с корнем. А Кэдмон фактически уничтожил его, тем что раскрыл.