Кровь богов и монстров (ЛП). Страница 24

Руэн меняет положение — теперь он полностью заслоняет меня собой, его крупное тело встаёт между мной и путём к Богу Пророчеств. Змея, обвившаяся вокруг моей лодыжки, трется головой о мою кожу, и я перевожу взгляд обратно на Каликса. Его глаза не смотрят на меня, но когда он поднимает ладонь, чтобы согреть мою поясницу, он направляет меня вперед.

Хватка Теоса на моем запястье ослабевает, а затем отпускает, когда Каликс подталкивает меня обойти Руэна и пройти дальше по коридору. Кэдмон, кажется, удивлен не меньше меня, потому что его брови поднимаются и продолжают подниматься, так высоко, насколько я думаю это вообще возможно, прежде чем мы с Каликсом останавливаемся перед ним.

— Мы будем здесь. — Голос Каликса тих, когда он говорит. — Если она закричит, мы узнаем. Если ей причинят вред, мы узнаем. Если с ней случится что-нибудь, чего мы бы не одобрили, мы узнаем.

Устно, что касается угроз, это не очень изобретательно. Однако физически, глаза Каликса сверкают, как изумруды, обмакнутые в кровь. Оттенки красного становятся ярче, проплывая сквозь мшистые радужки. Холодный воздух овевает мой затылок, и моя коса развевается в сторону. Я никогда не была одной из тех миниатюрных женщин. Мускулистая? Да. Средняя по росту и весу? Да. Но точно не маленькая и не изящная.

Рядом с Каликсом и Кэдмоном я чувствую себя так, словно нахожусь в чьем-то чужом теле. В каком-то гораздо более крошечном и хрупком.

Ненавидя эту странную мысль, я отстраняюсь от руки Каликса и, качая головой, тянусь к Кэдмону. Протягивая ему руку, я оценивающе смотрю на него. — Я готова, — сообщаю я ему, хотя чувствую совсем другое.

Гораздо более темные пальцы Кэдмона скользят по моим, грубее, чем я ожидала. Я моргаю и опускаю взгляд, впервые замечая мозоли. Мозоли, которые мне слишком хорошо знакомы, потому что мне самой понадобились годы, чтобы заработать их, несмотря на собственные способности к исцелению.

Я снова смотрю ему в лицо, и, хотя ничего не говорю, я знаю: такие следы не лгут. Если мне — Смертной Богине — понадобились годы, чтобы заработать эти мозоли, сколько же времени ушло у него?

Раньше я думала, что Кэдмон — человек, одержимый знаниями и будущим. Возможно, я ошибалась. Даже Боги не могут скрыть следы, которые оставляет меч. Он может ценить книги, искусство и наставничество — в этом мире Божественного и Смертного он, возможно, мой проводник — но я подозреваю, что он гораздо больше, чем кажется.

Этот мужчина, кем бы он ни притворялся, в глубине души — воин.

Комната, в которую ведет меня Кэдмон, длинная и высоченная. Сводчатый потолок над нашими головами находится так высоко, что они затенены. Когда мы входим в двойные двери, первое, на что я обращаю внимание, это пол. Большинство зданий в Академии сделаны из какого-то камня, и здания Богов ничем не отличаются. Однако пол в этой комнате тщательно расписан изображениями Богов.

Начиная с загорелого лица особенно красивого мужчины, чьи резкие черты подчеркиваются квадратной челюстью и сверкающими золотыми глазами. Он кажется каким-то знакомым, но у меня нет возможности продолжить изучение изображения, прежде чем Кэдмон подталкивает меня вперед. Я продолжаю смотреть, не отрываясь от пола, когда мы проходим мимо женщины с длинными золотисто-светлыми волосами, волнами обрамляющими ее подтянутую и округлую грудь. Следующее изображение более чем знакомое.

Это Кэдмон, его темный оттенок кожи разительно контрастирует со светло-серым камнем. Я вскидываю голову и смотрю на него, но его взгляд устремлен вперед. Только тогда я, наконец, обращаю все свое внимание на то, что передо мной.

Зал Совета Богов устроен так же, как тронные залы в старые времена, еще до того, как они существовали в этом мире. Я читала о старых королях и королевах и о том, как они устраивали аудиенции в длинных комнатах с возвышением в самом конце. Эта комната похожа на те старые сборники рассказов. Колонны, обрамляющие обе стороны, разделены углубленными стенными вставками и арочными витражами, аналогичными тем, что есть в нижних коридорных залах. Канделябры со свечами, круглые и незажженные, свисают с золотых цепей, прикрепленных к потолку и стенам.

Мое внимание, наконец, останавливается на пяти Богах и Богинях, ожидающих на возвышении, перед их стульями стоит богато украшенный стол из золота и красного дерева. В дальнем левом ряду остается свободное место, и я понимаю, что оно предназначено для Кэдмона. Он останавливает меня перед возвышением и отходит от меня, направляясь к остальным, огибает стол и занимает свое место.

Я шла слишком быстро, чтобы рассмотреть другие изображения, нарисованные на полу, но когда я смотрю на теперь уже шесть лиц передо мной, я понимаю, что эти изображения должны были представлять этих мужчин и женщин. Совет Богов.

Медленно я перевожу взгляд с Кэдмона на остальных. Справа от него женщина, которую я не узнаю, у нее нежно-коричневая кожа, на несколько тонов светлее, чем у Кэдмона, но не менее роскошная в своей гладкости. Ее волосы темные, почти как смоль, они волнами ниспадают на плечи и спину, скрываясь из виду. На голове у нее простая золотая корона, которая сочетается с золотыми браслетами, украшающими ее запястья. Ее глаза темнее кожи, но в них светится сочувствие, когда она смотрит на меня.

Напрягаясь от этого сочувствия, я быстро отворачиваю голову в сторону, пропуская Бога и Богиню в центре стола, спинки стульев которых поднимаются выше остальных. В самом конце стола тот же мужчина, которого я видела на картине на первом этаже. Его золотистые волосы темнее, чем на картине, с прядями различных оттенков коричневого. Но так же, как и у женщины, он носит их распущенными густыми волнами. Единственное отличие заключается в том, что несколько его прядей собраны вместе и заплетены в маленькие безделушки, которые заплетают локоны в косы.

Линия подбородка у него острая и угловатая, покрытая легкой щетиной, которая доходит до середины щек. Смелые золотистые глаза смотрят на меня в ответ, но не с сочувствием, а с праздным любопытством и… скукой?

Почему он кажется таким знакомым?

Прежде чем мой разум успевает подсказать ответ, мое внимание переключается на женщину рядом с ним. Женщина с темной кожей, похожей как у Кэдмона, сидит с прямой спиной, ее обнаженные плечи прикрыты только легкой белой накидкой, завязанной у горла простой золотой цепочкой. Ее жесткие волосы ниспадают веером на затылке в пышное афро, которое подобно ореолу окружает ее мягкие черты лица. Из остальных мужчин и женщин, сидящих на помосте, ее тело выглядит самым миниатюрным и хрупким.

Для такого человека, как я, этот факт заставляет меня относиться к ней гораздо осторожнее, чем к кому-либо другому. Я знаю по опыту, что те, кто кажется хрупким, часто оказываются самыми опасными.

Когда мое внимание переключается на ее глаза, я моргаю, понимая, что она смотрит в ответ. Одна темная бровь выгибается в мою сторону, на ее открытом лице ясно читается веселье. Ее глаза цвета меда, со светло-коричневыми кольцами вокруг зрачка.

Наконец, я смотрю на двоих, сидящих в центре. Женщина такая же, как на изображении на полу. Ее длинные светлые волосы вьются по плечам и спускаются к груди. Черты ее лица поразительны и гораздо резче, чем было изображено на полу. Чем больше я смотрю на нее, тем больше понимаю, что на самом деле она не блондинка. Вместо этого ее волосы похожи на тысячу различных вариаций цвета — некоторые из них темнее, но большая часть светлее и почти того же серебристого оттенка, что и у меня. Ее плечи расправлены, а губы сжаты в линию, которая не дает мне ни малейшего намека на то, что у нее на уме.

Одинокий мужчина рядом с ней — не кто иной, как мужчина, которого я знаю как Трифона. Черты его лица немного отличаются от тех, что я видела на нескольких его картинах и статуях, изображающих его вокруг Академии. В уголках его губ и между темными линиями бровей пролегают тонкие морщинки. Возрастные морщины? Дрожь пробегает по моей спине, и я пытаюсь не сосредотачиваться на них, чтобы дать ему понять, что заметила что-то, чего не должна была.