Кровь богов и монстров (ЛП). Страница 20

Мои руки медленно останавливаются, и я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на нее. Она отворачивает лицо, как будто пытается создать для меня некое подобие уединения. Теперь я знаю, что это не так. Не нужно быть гением, чтобы понять, что, скорее всего, именно она переодевала меня. Даркхейвены — ублюдки, но Руэн больше всех из них похож на других мужчин — озабочен каким-то неуместным чувством скромности. Он бы позаботился о том, чтобы кто-то другой, кроме него или одного из его братьев, позаботился об этой задаче.

— Что произошло за последние три дня, что заставило тебя так нервничать перед тем, как рассказать мне?

Проходит мгновение. Комнату заполняет тишина, если не считать звуков легкого покачивания наших тел в воде и нашего дыхания в прохладном воздухе комнаты. Наконец, Мейрин вздыхает, и ее голова опускается на грудь.

Я роняю мочалку в воду с громким шлепком, прекращая это притворство, набираю в ладони воды и смываю пену. — Все так плохо? — Спрашиваю я беспечно, когда чувствую что угодно, только не легкость.

Нет, я никогда не чувствовала себя тяжелее. Как будто тяжесть какой-то невидимой силы давит на меня, вдавливая в этот мир, и нет никакой возможности бороться с тем, чего я не вижу.

— Боги призвали тебя.

Я не знаю, чего я ожидала от Мейрин, но уж точно не этого. Полностью поворачиваясь, я сгибаю колени и подтягиваю их к груди, обхватывая их руками. — Что ты хочешь этим сказать — Боги призвали меня?

Длинные вьющиеся локоны цвета янтаря и меди спадают с ее плеча, когда Мейрин поворачивается и повторяет мою позу. Она тоже прижимается спиной к другой стороне ванны, подтягивая ноги, чтобы прикрыть наготу. Зеленые, как мох, глаза смотрят на меня с беспокойством, разрушающим их обычное самообладание. Ее ресницы, такие же медные, но обычно накрашенные темнее с помощью макияжа, медленно опускаются, когда она проводит рукой по поверхности воды в ванне.

— Каликс пришел за мной три ночи назад и сказал, что тот, кто поместил в твою шею серу, изъял ее, — отвечает она. — Он сказал, что тебе нездоровится, и остальные хотели, чтобы я осмотрела тебя.

Я храню молчание, позволяя ей рассказать о событиях, которые произошли с тех пор, как я потеряла сознание. Упоминание о сере вызывает у меня желание протянуть руку и коснуться места за моей шеей. Странно, оно больше не горит и не покалывает каждый раз, когда я вспоминаю об этом. Неужели это действительно была сера, а не просто выдуманная боль в моей голове?

— Сера — загадка для многих из нас, но одно мы точно знаем: она подавляет Божественность, как будто у нее есть естественный барьер против наших способностей.

Наблюдая, как ее пальцы рисуют в воде восьмерки, я вспоминаю слова Кэдмона о том, как Боги появились в этом мире. Гора Бримстоун раскололась, когда мир разверзся для них, чтобы пустить их на наши земли. Было ли что-то в магии, создавшей ту трещину, которая сделала серу естественным оружием против их вида, что заставило его отвергнуть Божественную магию?

— Сера долгое время подавляла твои природные способности, — продолжает Мейрин. — Когда этот камень серы был удален, все твои способности — те, о исчезновении которых ты даже не подозревала, — сразу вернулись. Это ошеломило твои чувства, и в результате твое тело отключилось.

— Если бы я не проснулась, ты бы намазала меня этим веществом, пока я спала? — Спрашиваю я с любопытством, хотя на мой первоначальный вопрос еще предстоит получить ответ.

Ее губы подергиваются при напоминании. Она кивает. — Да, я знаю, это ужасно, но это действительно работает. Это работает с молодыми Смертными Богами, которые либо изо всех сил пытаются пробудить свои способности, либо боятся своих способностей и непреднамеренно подавляют их ментально. Когда что-то происходит и их способности проявляются, неприятный запах варева оказывает отчетливый эффект, помогая им освободиться. После двух дней, когда ты не просыпалась, я решила, что это единственное, что может помочь.

Я медленно киваю. Мне все равно это не нравится. Этот ужасный запах будет преследовать меня в ночных кошмарах, и я все еще чувствую, что к моей спине прилипли комочки этого вещества, несмотря на то, что я тщательно ее вымыла.

Я машу рукой в ее сторону. — Хорошо, — соглашаюсь я, — но это не объясняет, почему Боги вызвали меня.

Медные ресницы приподнимаются, и ее зеленые глаза снова встречаются с моими. — Я не знаю, как еще сказать тебе это, кроме как просто… прямо, — говорит она, ее горло подергивается, а брови хмурятся. — Они знают, Кайра.

Они знают.

Мне не нужно спрашивать ее, что им известно. Только одно могло заставить ее вести себя так обеспокоенно и, да, признаю, теперь я это вижу, испуганно. Ее самообладание не просто разорвано в клочья, оно стерто. Страх пронизывает ее идеальные черты. Мои легкие сжимаются, когда воздух из груди выходит одним долгим порывом. Стук моего сердца отдается в ушах. Черные и белые пятна пляшут перед глазами, когда на меня надвигается ужас.

Боги знают, кто я такая.

Я не могу дышать.

Я не осознаю, что в комнате стало совсем темно, пока приглушенный вздох Мейрин не предупреждает меня, и я моргаю, открывая глаза, только чтобы увидеть… ничего. Абсолютно ничего. Ни единого пятнышка света. Я протягиваю руку, ощущая воду на кончиках пальцев, а затем ударяю костяшками пальцев по стенке ванны. Вздрагивая от боли, я немного утихаю, и мое внимание привлекает колыхание занавесок над нашими головами.

Нет. Это не занавески. А тени.

Со вздохом я протягиваю руку и зову их обратно к себе. То, что когда-то казалось таким трудным, как будто я даже не столько контролировала их, сколько тени преследовали меня, внезапно стало таким же легким, как дыхание. Тени, окутывающие комнату, сразу же падают, ниспадая длинными нитями на пол и скользя по нему, пока не достигают ванны.

Затем, одна за другой, они скользят вверх и опускаются в воду, прежде чем слиться с моей кожей и погрузиться внутрь, исчезая. Напротив меня лицо Мейрин бледнее обычного, ее глаза широко раскрыты, а руки сцеплены по обе стороны от края ванны.

— К-Кайра? — Она, заикаясь, произносит мое имя, сбитая с толку и напуганная.

— Прости, — говорю я искренне. Я не хотела напугать ее до смерти. Я никогда еще так не теряла контроль. Обычно мне требовалось гораздо больше усилий, чтобы использовать силу, чем чтобы удержать её внутри.

Бледные округлости ее веснушчатых грудей поднимаются и опускаются с каждым резким вдохом. — Т-ты просто… вся комната. Это были не пауки.

Я морщусь и качаю головой. — Нет, не были. Прости. Я никогда раньше этого не делала.

Теперь моя кожа кажется холоднее, чем раньше, и я понимаю, что тепло воды ушло. Я скрещиваю руки на груди, и дрожь пробегает по мне. Мейрин моргает и встает, протягивая руку за полотенцем. Она быстро выходит и заворачивается, прежде чем кивнуть мне.

— Тебе нужно выйти, — говорит она, разворачивая простыню и держа ее повыше.

Я долго смотрю на гладкую кожу своих ладоней, прежде чем ответить. Тени явно исчезли, но я все еще чувствую что-то под поверхностью, шипящее под моей плотью. Еще через несколько секунд без ответа я качаю головой и вылезаю из ванны. Я беру предложенную Мейрин простыню и, заворачиваясь, возвращаю свое внимание к словам, которые она сказала раньше.

— Ты сказала, что Боги знают обо мне. — Она напрягается, но согласно кивает. — Почему они не пришли забрать меня за ложь и предательство?

— Кэдмон — тот, кто раскрыл твое наследие, — отвечает Мейрин, и почему-то меня это не шокирует. Он сказал, что найдет способ убедиться, что все будет в порядке. Я точно не знаю, как это поможет, но после удаления серы мои способности все равно должны были проявиться. В конце концов, Боги все равно бы узнали.

— Он сказал, что ты ничего не знала и, будучи сиротой, не знала о своем происхождении. Он сказал Богам, что ты никогда не проявляла признаков каких-либо способностей, но, возможно, нахождение рядом с другими, наделенными Божественностью, каким-то образом… высвободило твою собственную. Они хотят увидеть тебя и определить, кто твой Божественный родитель.