Придворный Медик (СИ). Страница 19

— У нас есть отделение скорой помощи? — уточнил я.

— А как же без него? Да, я тоже удивлялся поначалу. Не понимал, как при дворе может работать такая служба. Но всё-таки территория большая. Иногда приходится везти пациента с другого конца сада. А до него отсюда километра три, если не больше. Благо у нашей скорой машина небольшая, компактная. Во все закоулки проезжает.

Хорошо продумано. Верно, не на носилках же тащить больного через всю прилегающую ко дворцу территорию.

— Наша задача — принимать экстренных пациентов и распределять их по отделениям. Кого-то в узкопрофильные, кого-то к нам — в общий. Во втором случае пациентом придётся заниматься самостоятельно.

Я терпеливо выслушал лекцию Гаврилова. Эта система мне была уже известна. Она мало чем отличается от той, которая была в моём мире.

Однако всё моё внимание приковало к себе шикарное диагностическое отделение.

— Эм… Евгений Кириллович, а мы же при наблюдении за пациентом имеем право пользоваться всей этой аппаратурой? — спросил я.

— Разумеется. Только переусердствовать не стоит, — уточнил он. — Если назначите слишком много обследований, орден лекарей пришлёт штраф. Они — большие любители экономить. Однажды одного лекаря уволили, потому что он всех пациентов обследовал аппаратурой, а свою магию экономил.

Всё ясно! Орден лекарей — тот же минздрав. Одни штрафы, жалобы, да проверки.

— Евгений Кириллович! — послышался крик дежурной медсестры. — У нас экстренный пациент поступает. В тяжёлом состоянии!

На этом Гаврилов был вынужден закончить свой рассказ. Мы вдвоём рванули в приёмное отделение. Там на каталке лежал больной. Его всего трясло. Стоило мне приблизиться к пациенту, и мой «анализ» вспыхнул, как свечка.

Даже сильнее, чем обычно. Тут у нас не просто экстренный пациент. Боюсь, он в критическом состоянии. Если не сможем помочь ему в течение ближайшего часа, может наступить летальный исход.

Сам не знаю, откуда я получил эту информацию. Будто интуиция сработала. Похоже, я ещё не до конца изучил возможности своей магии.

— Погодите… — нахмурился Гаврилов. — Пациент от лекаря Дубкова. Странно, он меня не предупреждал, что у него там больной в таком состоянии.

— Говорят, он прямо около кабинета для сдачи анализов крови упал, — сказала дежурная медсестра.

— Это что здесь за бред сумасшедшего написан⁈

Я прочёл направление Дубкова. «Гипертоническая болезнь, вторая стадия. Осложнение: гипертонический криз».

Какой, к чёрту, криз? У пациента совсем другая симптоматика.

— Господин Дубков просил передать, что пациент очень сложный, — объяснила медсестра.

— Уже вижу, — кивнул Гаврилов, осматривая больного «анализом». — Похоже, придётся вам задержаться, Булгаков. Думаю, мы тут и за три часа не управимся.

Проклятье… Я не могу сегодня задерживаться. Я обещал брату, что навещу его. Тем более, ему тоже требуется помощь. Но и пациента бросить не могу.

А значит, остаётся только третий вариант — успеть всё!

Глава 7

— Куда вы меня везёте? Я пока не готов… Я сейчас собак на вас спущу! — обеспокоенно бормотал пациент, вертясь из стороны в сторону.

— А вот собак — не надо! Как-нибудь без них обойдёмся, — произнёс я. — Лучше расскажите, что сейчас чувствуете.

Осматривая пациента «анализом», я старался разговаривать с ним, чтобы тот не потерял сознание. Состояние у него тяжёлое. Если заснёт — мы не узнаем о половине симптомов. Могу поспорить, что в записях амбулаторной карты, переданной Эдуардом Дубковым, толковой информации не будет. А верный диагноз нужно выставить быстро.

У меня другого выхода нет. Если затянем с лечением, больной может погибнуть. А мне ещё к Кириллу успеть надо.

Что ж, посмотрим, какое заболевание профукал Дубков. Вот сейчас и выясним, где скрывается потолок знаний одного из самых популярных лекарей императорской клиники.

— Павел Андреевич, только не надо всё делать в одиночку! — требовательным тоном произнёс Гаврилов. — Вы здесь как помощник. Если пожелаете — как консультант. Лезть в пациента не нужно. За него отвечаю я!

Как консультант, значит? Здорово он сформулировал. Именно так меня в прошлой жизни и называли. Последние три года я в основном в роли «консультанта» и работал. Своих пациентов у меня толком не было, потому что я помогал коллегами. Одному подскажешь, второму — так и набирается за сутки пациентов сорок!

— Хорошо, тогда делюсь с вами своим мнением, — кивнул я. — Мы имеем дело с инфекционным заболеванием. Температура у пациента уже приблизилась к сорока. Он бредит. Ноги и руки подёргиваются — могут начаться судороги. Сомневаюсь, что кроме инфекции что-то могло вызвать подобную симптоматику.

— Голова сейчас лопнет, она уже надувается, — бормотал на заднем плане больной.

— Уверены? Может, это лишь сопутствующее заболевание. Эдуард Дмитриевич написал в направлении, что предварительный диагноз — гипертонический криз, — подметил Гаврилов.

— Евгений Кириллович, это у Дубкова гипертонический криз, раз он такую чушь написал. Вы гляньте на пациента, — попросил я. — У него давление, наоборот, падает ниже нормы.

Гаврилов опасливо осмотрелся. Мы находились в смотровой. Кроме меня, моего наставника и пациента в помещении больше никого не было.

— Булгаков, следите за языком, — шикнул он. — Вам что, проблем не хватает? Если господин Дубков узнает, как вы о нём отзываетесь…

Да что ж со всеми творится-то такое⁈ Этого Дубкова все считают каким-то богом во плоти. Он ведь явно держится в клинике исключительно за счёт связей.

— Сейчас это не имеет значения, — помотал головой я. — Факт остаётся фактом. Предварительный диагноз абсолютно неверный. А другого у нас пока что нет. Время тоже в дефиците. Предлагаю ровно пять минут молча осмотреть пациента нашими «анализами». После этого обменяемся полученной информацией.

На этот раз Гаврилов спорить не стал, мой план его удовлетворил.

Я сразу заметил, что Евгений Кириллович устремил свой взгляд на туловище пациента. Видимо, изучал его грудную клетку и брюшную полость. Всё верно, воспалительный процесс может быть локализован и там.

Но интуиция мне подсказывает, что в первую очередь стоит обратить внимание на голову пациента. Бред, галлюцинации, лихорадка, судороги. Источник всех этих симптомов может находиться в головном мозге.

Мне тут же вспомнился разговор с Кириллом. Как я отчитывал его за то, что он пытался сам себе снизить температуру.

Точно! Мозг и вправду нужно проверить. Вдруг там что-то случилось с центром терморегуляции? К примеру, какая-нибудь опухоль в головной мозг проросла. Или вообще произошёл инсульт. Непонятно правда, какого чёрта тогда ему Дубков не назначил МРТ головного мозга.

Зато этот гений сделал ему КТ лёгких и брюшной полости. А почему бы и нет? Без показаний-то! Лишним ведь радиационное облучение не бывает, верно? Идиот.

Я устремил свой взгляд внутрь его черепа. И… Надобность в исследовании центра терморегуляции тут же отпала. Проблема не с определенной точкой, а со всем головным мозгом. Силы моего «анализа» не хватает, чтобы понять, что происходит на тканевом и клеточном уровне, но даже внешний вид центральной нервной системы мне не понравился.

Мозговые оболочки выглядят здоровыми, а вот сама кора и все нижележащие структуры страдают. Стоп… А уж не энцефалит ли это часом?

— Лекари, дорогие мои, господа… — стонал пациент. — Ну отпустите меня домой. Чего вы мучаете. Мне собак кормить надо. Помрут ведь без меня. Как пить дать — помрут!

Разговаривал он с закрытыми глазами. Каждый раз, когда пытался открыть их, вздрагивал и щурился.

А всё потому, что над ним висит лампа. Скорее всего, ему больно смотреть на свет. Фотофобия тоже является одним из признаков энцефалита — воспаления головного мозга.

— О каких собаках он постоянно твердит? — нахмурился Евгений Кириллович.

— В истории болезни отмечено, что он работает псарём.