Шурик 1970 (СИ). Страница 51

— Друзья мои. Пани и панове. Не уверен, посчитал ли кто, сколько стульев в этой уютной комнате? Я подскажу…

— Неужели тринадцать? — подала голос пани Моника.

— Точно! Ровно тринадцать! А потому я объявляю… кабачок открытым! С этой минуты никаких товарищей, только пани и панове. Поприветствуем новых гостей кабачка!

Он повернулся ко мне и глубокомысленно представил:

— Пан Аспирант. С детства мечтал стать ученым, ибо ученье — свет. С тех пор спит только с включенным светом.

— Привет, пан Аспирант! — нестройных хором поприветствовали меня артисты.

Ведущий подошел к Шпаку, легонько чокнулся с ним бокалами:

— Пан Дантист. Хранит в тумбочке ожерелье из зубов своих любимых клиентов. Каждый вечер встает перед зеркалом и надевает его на шею, чтобы пересчитать свои победы.

— Привет, пан Дантист! — поприветствовали Шпака завсегдатаи кабачка громким смехом. Тот встал и раскланялся.

Ведущий подошел к Лопуху. Чокнулся и с ним.

— Пан Ученый. Прочитал почти всю большую энциклопедию. Потому что спрятал в одном из томов сто злотых, и забыл — в каком именно. Давно бы получил Нобелевскую премию, но никак не может решить, на что ее потратить.

— Привет, пан Ученый! — поприветствовали гости Лопуха.

— Пан Импресарио, — остановился пан Ведущий около Збышека. — Знает всех знаменитых артистов. Считает, что они обязаны ему своим успехом. Потому что не он вел их дела…

— Привет, пан Импресарио.

Представление было закончено, теперь гости не только выпивали и закусывали, но и рассказывали интересные и смешные истории из театральной жизни, или просто травили анекдоты. Вот это мне понравилось. Особо «театральная пуля», что отлил пан Директор:

— В Горьком было, давали «Грозу». Актриса, что главную роль играла, ну вы ее все знаете, достала всех в театре. Зазвездилась. Премьера. Финальная сцена, героиня бросается в Волгу, то есть — со сцены в театральную яму. И вот, бросилась она в Волгу, но… дна достичь не может. И давай ее «на волнах качать», туда — сюда, вверх-вниз. Потому что мы под сцену батут подтащили — взяли взаймы у знакомых циркачей…

Дружный хохот, даже Шпак пришел в себя и заулыбался. Снова принялся щелкать фотоаппаратом.

Анекдоты были, что говориться, «на грани». Но особой крамолы и критики существующего строя не было. Да, Никите Хрущеву досталось, вот его не жалели. И кукурузу ему припомнили, и очереди за хлебом, и реформу денежную. Про Брежнева — ни слова. Да и не за что вроде пока.

Из анекдотов мне понравился тот, что рассказал Лопух: «Конкурс скрипачей в Италии. От СССР участвуют маститый маэстро и молодой скрипач. Выступают. В итоге маэстро — второй, скрипач — какой-то пятидесятый. Третий от конца. Вечером встречаются в баре. Маэстро чуть ли не плачет от огорчения. Молодой удивляется, мол, ну и ладно, подумаешь — второй. Это тоже круто! Но маэстро в горе: „Понимаешь, занявшему первое место завтра разрешат сыграть на скрипке самого Паганини!“ „Ну и что? — удивляется молодой. — И что в этом такого?“ „Боюсь, ты не поймешь, — говорит маэстро. Даже не знаю, с чем сравнить. Ну вот, если бы тебе дали выстрелить из револьвера Феликса Дзержинского!“

Дружный взрыв хохота. Всем все ясно, и вроде никакой крамолы. А я вдруг вспомнил, что квартира, скорее всего — на прослушке.

Пан Ведущий снова предложил выпить и сразу объявил очередной большой перекур. Мужчины ломанулись на балкон, я нажал кнопку паузы на магнитофоне. Настя и Оксана собрали со стола опустевшую посуду, я решил им помочь, забрал собранное в стопку, прошел на кухню, вывалил тарелки в мойку.

— Пан Аспирант, вам помочь? — раздалось у меня за спиной.

Я повернулся. Лысый пан Збышек стоял в дверном проеме. По лицу не понятно, говорит серьезно, или издевается.

— Трудно, наверное, быть мужем телезвезды? — кивнул он на гору немытой посуды.

— Нет, нормально. Новоселье — вещь не частая, можно и потерпеть.

— О! Я не про сегодня. Я про вообще. Даже у нас в Польше такое жилье — слишком скромно для талантливой актрисы и гениального ученого. И у вас нет прислуги.

Гениального? Я снова посмотрел на Збышека, не понимая совершенно, куда он клонит. А Збышек достал из кармана пиджака два блестящих алюминиевых футляра.

— Кубинские, «Корона». Как я понял — ваши любимые. Зина сказала, что вы неожиданно перешли на сигары. Может, спустимся вниз, покурим, поговорим.

— А гости? — спросил я.

— А что гости? Что они, себе рюмки не смогут наполнить?

Мы спустились вниз, Збышек вдруг попросил показать ему Букашечку. Сказал, что сразу ее «приметил» и Зина много рассказывала. Сели в салон, открыли окна, закурили.

— Послушайте, пан Александр, — сказал Збышек без всякого намека на акцент. — Я — человек деловой, сразу хочу перейти к делу. Я знаю, что это за автомобиль. Нет, не от пани Зины, из других источников. Я хочу у вас его купить. Нет, не здесь, там, в Польше. Гастроли «Кабачка 13 стульев» по Польше — вещь решенная, вы сможете выехать с пани Зиной в Польшу на своем автомобиле. Не беспокойтесь, я помогу с документами.

— И зачем вам это? — спросил я, услышав легкий шорох сзади. Кажется, крутилась пленка. Видно, не зря мне в машину магнитофон поставили.

— Не совсем мне. Есть люди, которых очень интересуют технические новинки и талантливые русские ученые. Они готовы заплатить большие деньги. Валюту. Что вы скажете на… пятьсот тысяч английских фунтов?

«Английских фунтов» поляк сказал каким-то странным голосом, со странным придыханием, словно всхлипнул в экстазе.

— Просто за машину? — уточнил я.

— Не совсем. Хотелось бы с технической документацией на то, что у вас под капотом, и что у вас на крыше. Вы меня понимаете?

Глава 25. Игривая ночь

Я понимал, а потому отвечать не торопился. Во-первых, это было явное понижение ставки. Подумаешь — пятьсот тысяч. Телефонный мастер мне посулил цельный миллион! Пусть и в баксах. Все равно, куда больше, чем пол-лимона в фунтах. Да еще свою лабораторию, где пожелаю. Во-вторых, пожалуй, что поляк первым проявил внимание к тому, «что на крыше». Что, у американцев свои солнечные батареи, и наши им не очень интересны? А батарея-то на крыше хорошая. Вон, с моего возвращения из театра три процента к зарядке прибавилось. А солнце сегодня не особо чтобы пекло.

— А вы уверены, что меня вообще выпустят из страны после того, что сказали по «Голосу Америки»? — поинтересовался я.

— Будет трудно, но как говорят у русских, смелось города берет? Гастроли «кабачка» в Польше — вещь почти решенная. Так что скажете, пан Александр?

— Мне нужно подумать, — сказал я.

— Конечно, конечно, — закивал головой Збышек. — Но думайте быстрее, мы не сможем откладывать гастроли надолго.

Поляк выпустил клуб дыма и вдруг начал рассказывать, как недавно съездил в Испанию. И какие там классные пляжи, и какой белый песочек. И как там хорошо с фунтами! А я смотрел на лысину Збышека и… испытывал к нему что-то вроде симпатии. С чего бы это? И вдруг я понял. То, что Збышек — обычный шпион, завербованный английской разведкой, чтобы умыкнуть у русских изобретение, меня устроило гораздо больше, нежели то, что он подбивал клинья к Зине. Меня? Или все-таки Шурика? Вот в чем вопрос!

— Испания, это, конечно, хорошо. А вы не боитесь, что я вот сейчас поднимусь домой, позвоню по телефону куда надо, и за вами подъедут серьезные люди с корочками КГБ? — спросил я ради профилактики.

— И что вы им скажете? — совершенно не смутился Збышек. — Что работник культуры из дружественной Польской Народной Республики хочет купить у вас автомобиль? И что в этом удивительного? Тем более, звонок от вас… Подумайте лучше о моем предложении, пан Шурик. Вам вряд ли предложат больше. И учтите, что выдернуть вас туда, в свободный мир могу только я.

Какой, блин, самоуверенный пан…

Я ткнул пальцем в клавишу и дал поляку послушать песнь про шпиона. Пан шутку понял, расхохотался. Мы дослушали песню, докурили и решили возвращаться к дому. Бабки у подъезда стояли и все смотрели в сторону нашего балкона. Из открытой двери на лоджию гремел модный музон. Среди бабок я с удивлением обнаружил Дуба с боксерскими перчатками на шее.