Шурик 1970 (СИ). Страница 50

Демонстрация извлеченного из шкафа красного платья, купленного как раз по этому поводу, вызвало у Зины паническую истерику, близкую к обмороку. И лишь моя клятва, что у нее ножки красивее, чем у какой-то там Вальки, как-то спасла положение.

Но опять возникла проблема со списком приглашенных.

— А Лохонзон точно сможет прийти? — спросила Зина застенчиво.

Лохонзон? Так вот какая фамилия у моего любимого научного наставника Лопуха! Слава богу, пока семидесятые. Уже в девяностые с такой фамилией выжить будет трудно. Но, кажется, именно ему Шурик и был обязан обретением этой жилплощади. Не пригласить его — подло.

— Да, вчера сказал, что точно будет, — ответил я.

— Ты все-таки, Шурик, позвони, узнай. Вдруг, у него что-то изменилось. Приболел, или еще что…

Я вздохнул, достал записную книжку, нашел домашний телефон профессора, позвонил.

— Михаил Абрамович. Это Тимофеев. Я насчет сегодняшнего новоселья напомнить. Да, в восемь. Да, конечно, спасибо.

Я положил трубку.

— Обещал, что обязательно будет, — сказал я Зине с садистскими нотками в голосе.

— А Дуб?

— У них сегодня тренировка.

— Правда?!

— Не радуйся, сразу после тренировки к нам. Приедет очень голодный.

Она обиженно засопела, сказала, что Дуб и на табуретке может посидеть, и снова уставилась в список. Потом посмотрела на палас.

— Шурик, а может, пропылесосим еще раз? Готова пожертвовать ради такого дела «Шанелью».

— Достаточно и «Красной Москвы», — сказал я, достал пылесос и заправил ароматизатор ароматной смесью. Но пылесосить заставил Зину. Сам взял сумку и отправился в магазин за спиртным. Потому что про выпивку для гостей Зина тоже совсем забыла.

Сам уже не ожидал, но к восьми мы все успели. Это только благодаря Насте с Оксаной. Они закрыли магазин на час раньше, пришли и все сделали. Посмотрели, посчитали, чего не хватает, а не хватало многого, и пошли по соседям. В итоге стол был накрыт, стулья — числом ровно тринадцать добыты, приборы расставлены. Шампанское охлаждалось под морозилкой, водку «Столичная» Оксана сунула замораживаться в саму морозилку. Большая кастрюля с пловом ожидала в горячей духовке. Квартира была вылизана до блеска и источала дивные ароматы.

Без пяти восемь Зина в новом платье стянула с головы косынку, рассыпала по плечам свои шикарные локоны и пошла к лифту, собираясь встречать гостей у подъезда. Мне было поручено заснять всю эту красотень с балкона на камеру. Но экономить пленку для «крупного кадра».

Я вышел на балкон, посмотрел вниз. Кажется, все околоподъездные бабки со всей округи собрались на сие поглазеть. И откуда только узнали?

— Что, Александр Сергеевич, можно вас, наконец, поздравить? — спросил Шпак, заглядывая со своего балкона. Он был в богатом замшевом пиджаке, на шее — элегантно повязанный шелковый платок. — Ремонт закончен. Праздник души!

— Да уж, — сказал я, целясь в Зину через объектив. — Кому праздник, а кому…

— Понимаю, понимаю, — закивал Шпак, прикуривая сигару. — Там, на камере для дальней съемки особый режим есть. Давайте покажу. Вот этот рычажок, оно теперь само настроится. Джапан! Признаться, я сам с утра нахожусь в каком-то радостном предвкушении. Неужели увижу их своими глазами? Этих, из кабачка. Ведь понимаю, что они в жизни — совсем другие люди, не те, что в телевизоре. А все равно, хочу увидеть именно пана Директора и пани Монику. Понимаете? И вашу очаровательную супругу Зинаиду уже мысленно называю пани Катаринка. Вот что с нами делает телевидение. Снимайте, снимайте же! Это же он, пан Ведущий и с ним Вотруба! Точно, они! Обожаю Вотрубу! А вон пан Директор на такси подъехал. Он! Слушайте, Шурик, а как вы одновременно будете и снимать, и встречать гостей? Вот что, давайте сюда камеру. Лучше, я сам. А вы идите, открывайте дверь. Они уже поднимаются.

Я с благодарностью на Шпака посмотрел, отдал ему камеру и пошел на зов дверного звонка. Когда в дверях появились Директор и Вотруба, со стороны кухни раздался стон и звук падающего тела. Кажется, одна из овощных девушек от впечатлений свалилась в обморок.

В общем-то праздник удался. Гостей, расцелованных внизу супругой, встречал и рассаживал на стулья я. Шпак взял на себя роль оператора, снимал на камеру и щелкал затвором дорогого импортного фотоаппарата. Я же пытался уместить на задвинутом в угол письменном столе все эти букеты, картины, хрустальные вазы и художественные панно, принесенные в качестве подарков новоселам. Пан Спортсмен подарил желтого ванного утенка. Михаил Абрамович — что-то прямоугольное в коробке. И подмигнул мне.

Когда стали рассаживаться, Шпак смущался и долго не решался занять место за столом на своем же стуле. Его пришлось уговаривать и сажать рядом с пани Моникой. Но среди приглашенных я с удивлением увидел и пана Збышека. Он привез на своем авто пани Зосю, ту самую Вальку — злейшую подругу Зины. Она была в голубом.

— Слушай, а зачем здесь этот поляк? — спросил я Зину шепотом на ушко, когда она встретила последнего гостя — пана Гималайского и поднялась с ним в квартиру. — Ты же сама сказала, что пшек — сволочь.

— Шурик, не ревнуй, — тоже шепотом ответила она. — Забыла сказать, меня вчера опять вызывали в профком и сказали, что можно готовиться к гастролям в Польше. Пан Збышек постарался, настоял. Он — умничка и благодетель. Немедленно с ним подружись!

Я-то знал, кто постарался на самом деле, но решил пока не озвучивать. Тем временем пан Директор, он же — Спартак Мишулин постучал вилкой по краю хрустального бокала и поднялся с рюмкой в руке.

— Друзья, коллеги! Давайте же поднимем свои бокалы за нашу прекрасную пани Катарину, за нашу певчую птичку, которая обрела-таки свое уютное гнездышко. Зиночка, за тебя!

Зина, раскрасневшись щеками в тон платья, встала и обеими руками начала меня звать. Я с трудом запихнул букеты в подаренную вазу на столе, протиснулся по стеночке, подошел к жене. Зина обняла меня за шею, чмокнула в щечку и представила, как «Главного Самоделкина»:

— Вот он, мой любимый Шурик! Вот он, мастер на все руки. Смотрите, что он придумал!

Зина хлопнула в ладоши, лампа в люстре засветилась. Хлопнула дважды, разом засветились все три. Еще раз хлопнула — погасли.

Гости встретили мой световой апгрейд дружным одобрительным гулом и, разумеется, тоже начали хлопать.

— Я вам на кухне еще покажу! Чайник сам включается-выключается и тостер! Закачаетесь! А гнездышко да, уютное, — продолжила она. — Хоть и тесновато. Одна комната. Но в тесноте, да не в обиде…

Зина снова чмокнула меня в щечку и шепнула на ухо: «Принеси-ка еще водочки, что-то они шампанское не очень. Через полчасика можно будет подавать горячее».

Я пошел, распорядился.

Следующий тост поднял пан Вотруба и опять — за очаровательную хозяйку «уютного гнездышка», и потом большей частью за нее же и выпивали. И охотно закусывали. Настя с Оксаной без устали сновали с кухни в комнату и обратно с тарелками и блюдами. Рыбка пошла на ура, плов всем очень понравился.

Артисты вели себя шумно и свободно. Пани Зося спела песенку под гитару на польском. Чего-то там про ярмарки. В отличие от творческой интеллигенции Шпак все еще молчал, пожирая глазами пони Монику. Та, в костюме совершенно невероятной зебристой расцветки и в шапочке-таблетке с вуалеткой такое внимание к себе заметила и вовсю кокетничала, пытаясь его расшевелить. Но Шпак только улыбался. А вот Лопух, тот сразу в театральной компании освоился и даже затеял спор с Гималайским, чего-то там про тонкости преферанса. Оказалось, оба — заядлые картежники. К их спору присоединился Пан Профессор. Даже договорились «расписать пульку».

Наконец, Зина посмотрела на часики на своем запястье и подала мне знак. Я метнулся к столу и незаметно включил магнитофон на запись. Микрофон я заранее укрепил на люстре. Шпак опомнился и застрекотал камерой. Пан Ведущий встал, одел на лицо проникновенную улыбку и сказал: