Шурик 1970 (СИ). Страница 19

— Ага, в министерстве ты у меня не червонцы, а стольники до зарплаты стрелять будешь. Ладно, на конференции буду, — сказал я и положил трубку. Пошел на кухню варить кофе.

Впрочем, какое там варить. Разбавил кипятком порошок из банки, кинул пару ложек сахара, вот и весь кофе. Хорошо хоть молоко натуральное из стеклянной бутылки с белой пробкой. Интересно, а продают ли здесь кофе в зернах? Или молотый? Надо бы в ГУМ съездить, там точно должен быть.

Я сотворил две больших кружки кофе с молоком, поджарил тосты, помазал маслом, положил тонюсенький ломтик помидора, чуть подсолил, капнул майонеза и придавил сверху сыром.

Зина зашла на кухню голая, сонная, прекрасная. Сначала принюхалась, потом увидела сочиненные мной тосты. Так и шлепнулась голой попкой на табуретку.

— Тимофеев, ты меня удивляешь, — сказала Зина, откусив от бутерброда. — После твоего падения в ванной ты вообще какой-то другой.

— В каком плане?

— Во всех планах.

— Какой другой? В лучшую сторону или худшую? — решил уточнить я.

— К счастью — в лучшую. Может, тебя надо чаще током долбить?

Вот ведь правильно Горбатый сказал в известном фильме: «Бабу не обманешь, она нутром чует». Или чем там еще? Я ничего не ответил, хохотнул, все пялясь на знатные сиськи Зинаиды.

— Вот и взгляд у тебя стал какой-то другой, — добавила она, прикрываясь ладошкой. — Давно ты на меня так не глядел. И чувствую себя сейчас, как голая при чужом мужике.

Зина доела тост, выпила кофе, посмотрела на часы:

— Ладно, опаздываю. Сегодня съемка, буду поздно.

Она встала и сочно потянулась, снова вызвав во мне самые греховные мысли.

— Когда же ты машину сделаешь, Тимофеев? Возил бы меня на работу.

— Да я, собственно, уже, — сказал я

— Что???

— Тебе на работу к девяти?

— Ну да.

Домчу за пятнадцать минут. Так что куча времени в запасе. Может, не будем торопиться, — я подмигнул и кивнул в сторону комнаты, где была еще тепла не застеленная кровать.

— Ну, Тимофеев, — только и сказала Зина. — Хотя ради авто я готова на все! Ладно, веди меня на ложе, пока я еще в радостном возбуждении!

А супруга, оказывается, служила в Московском театре сатиры. Это на Триумфальной. То есть — на Маяковке. Надо же! А я думал, что-то связанное с драмой. А Зина, как увидела «Запорожец», прям обняла его капот. Чуть не расцеловала. И назвала «Букашечка». А что, красная, с черным капотом, почти как божья коровка. Решено, хотел назвать Горбунком, но пусть будет «Букашечка». Зина уселась на сидение, вытянув и скрестив свои ладные ножки. Смотрела на дорогу, но иногда как-то странно на меня посматривала. Возможно, просто я ей нравился в костюме. «Тимофеев, а ты, оказывается, красивый», — сказала она, когда я облачился в парадное, намереваясь сразу после доставки жены на работу ехать на конференцию.

Я высадил Зину у театра, на прощание лобызнул в щечку, а сам подумал, что в этом «оказывается» скрывается тайный смысл. «Мой» Шурик что, лучше оригинала?

Я развернулся и поехал в институт. Доклад не мешало еще раз перечитать, раз «Лопух писает кипятком».

Парковка у института была заполнена, но мне удалось найти крохотный пятачок и втиснуться между видавшей виды «Победой» и солидным таким «Мерином» с иностранными номерами. Что, реально на конференции будут иностранцы?

Над входом в вуз появился кумачовый транспарант: «Привет участниками конференции по автоматизации». В коридорах было суетно, видимо, занятия были отменены по причине конференции. Я поднимался на свою кафедру и вдруг услышал наверху иностранную речь. Целая делегация спускалась по лестнице к актовому залу на втором этаже. По одежке сразу видно — иностранцы. Я посторонился, пропуская что-щебетавшую по-английски переводчицу, и вдруг столкнулся взглядами с… телефонным мастером. Тем самым, что ставил нам телефон в квартире.

Это был он, без сомнения он!

Глава 10. Взлет и падение

Нет, я, конечно, слышал, что каждый человек имеет в мире двойника, и прочую лабуду. Да и телефонный мастер существенно изменился внешне — теперь он был гриваст по последней моде, при усах и бакенбардах. И пиджачок на нем был импортный, клетчатый, дорогой, не та роба, в которой он ко мне в квартиру явился. Но память на лица у меня — отличная. А глаза — это зеркало души. Да, считай, именно по взгляду я его и узнал. И он меня тоже.

— Ну что, хорошо «Столичная» пошла? — спросил я мастера и подмигнул.

Он вытаращился на меня. Ну вот точно так же, когда увидел, что бутылка «Столичной» початая.

— Что йест пошля? — переспросил он.

Ага, мы еще и языка не знаем. Прекрасно!

Переводчица обожгла меня презрительным взглядом и снова что-то защебетала по-аглицки, и делегация двинулась дальше.

Я проводил взглядом этот маскарад, дождался, пока лестница освободится, и в скором времени прибыл на кафедру. Дуб, увидев меня, вскочил, подбежал, начал меня осматривать со всех сторон. Сам он был тоже торжественно прикинут, даже в галстуке-бабочке на шее.

— Во! — сказал Дуб, осмотрев меня и показал большой палец руки. — Только шишка твоя светится не к месту. Может, пластырем залепить?

Я достал из кармана тюбик, врученный мне на прощание Зиной. В тюбике был тональный крем. Импортный. Дуб осторожно выдавил немного пасты на палец и замазал мою шишку. Результатом остался доволен, снова показал большой палец. Вернул мне тюбик и уважительно сказал: «фирма».

— В общем так, — сказал он, раскладывая мой распечатанный доклад на столе. — Начнешь при свете, потом будешь говорить в темноте, но там, на трибуне лампочка имеется для подсветки текста. Диапозитивы готовы, я в докладе их циферками пометил, видишь? Где циферка, паузу сделай, чтобы кадр сменился. Так что на экран посматривай, там зеркальце специальное. Ну и не части. Говори медленно, солидно. Не забудь, в зале комиссия из министерства и иностранцы. Из капстран, между прочим. Проявили большой интерес. Учти, иностранцы попросили после доклада разрешить задать вопросы. Не тушуйся, отвечай по существу, но особо не затягивай. Штук на пять ответишь и хватит: «Спасибо за внимание» и оревуар, понял?

Я кивнул.

— Если все пройдет хорошо, считай, защита у тебя в кармане, понял?

Я снова кивнул.

Дуб посмотрел на часы, аккуратно собрал листы с докладом, вручил мне.

— Ну что, пошли что ли. Погоди, посидим на дорожку…

Посидеть можно было и внизу. Мое выступление было последним, доклады участников конференции я слушал за кулисами, сидя на стульчике. Остальные докладчики нервничали, ходили туда-сюда, что-то бубня под нос, я же был совершенно спокоен. Почему-то подумал, что все люди, что сейчас сидят в зале, в мое время уже мертвы. Или очень, очень стары. Вот сколько Дубу сейчас? Лет двадцать пять? Соответственно, в 2025-м будет уже восемьдесят. Это уже глубокая старость. А я еще не родился. А моему бате всего год. Лежит себе в коляске, пузыри пускает. Найти что ли, посмотреть? Бабуле деньжат подкинуть…

Выступления часто прерывались аплодисментами в зале. Как и положено, бурными и продолжительными. Видимо, говорилось о решениях партии и планах пятилетки. Я три раза проговорил про себя: «в предзнаменование двадцать четвертого съезда КПСС». Вот не сбиться бы.

А вот когда меня объявили, чего-то замандражировал. Дуб лично забежал за кулисы и чуть ли не силой выпихнул меня на сцену.

Я встал за трибуну, посмотрел в зал. Народищу-то! И очки вдруг запотели. Но, кажется, мне здесь рады. Хлопают. Я положил листы с докладом под лампочку и начал, чуть наклонившись к микрофону: «Здравствуйте, дорогие товарищи. Сегодня я хотел поговорить с вами о внедрении автоматизации в единую систему городского транспорта» …

Сразу пересохло в горле, захотелось пить. К счастью, графин и уже наполненный стакан с водой имелся тут же. Я выпил водички, полегчало. Далее все пошло по плану. Я говорил правильные слова и даже без запинки ввернул «в предзнаменование». На циферке 1 в зале погас свет, и на экране за моей спиной засветился экран. Я хотел обернуться, но вовремя заметил специально встроенное зеркало. В зеркале — вид с экрана. Очень удобно. Сейчас на экране фигурировала красавица-Москва, вид сверху. Много зелени, широкие, почти пустые дороги. Вот как у нас здорово!