Призрак Сомерсет-Парка. Страница 29

Волоски у меня на руках поднялись дыбом. Почему он не упомянул об этом вчера вечером?

— Что вам о нем известно?

— Когда мистер Локхарт прислал письмо, в котором объяснялось, что я следующий в очереди на титул лорда Чедвика, оно застало меня врасплох. Прежде я и не слышал о Сомерсет-Парке. Мне стало любопытно, отчего отец никогда не упоминал об этом, так что я обыскал его кабинет и нашел сундук со старой корреспонденцией. Там лежали письма отца Одры, он написал их в ту пору, когда они оба были молоды, им не было и двадцати лет. Прочитав их, я понял, что мой отец несколько раз посещал Сомерсет в юности, но во время последнего визита что-то случилось, и он сюда больше не возвращался. — Мистер Пембертон задумчиво побарабанил пальцами по столу. — Сомерсет-Парк построил прадед Одры. Ходили слухи, что состояние он нажил на контрабанде. Несомненно, пещеры вдоль береговой линии прекрасно подходят для такого рода дел.

— Он был пиратом? — выдохнула я, не в силах скрыть интерес. О таких приключениях я читала лишь в книгах. — И что же он перевозил?

— Ром, золото... даже людей. Представьте, как дед Одры, лорд Чедвик Третий, рос здесь. Я все думаю, каким же деяниям он мог стать свидетелем, если его отец занимался подобной торговлей. Он заработал себе стойкую репутацию крайне жестокого человека. Возможно, тому есть причины.

— Очень любопытно! — Впрочем, я знала, что мужчинам не нужны особые причины для жестокости.

Мистер Пембертон опустил руки на подлокотники кресла и принялся покручивать свое золотое кольцо.

— Во время того последнего визита мой отец тут все осмотрел и нашел кое-что компрометирующее. Подробности мне не известны, лишь то, что я смог по крохам собрать в переписке, однако поведение старого лорда Чедвика так испугало отца, что он побоялся возвращаться.

— Как вы думаете, что он увидел?

— Не могу и вообразить. Мой отец, по крайней мере уже в мое время, ничего не боялся. Я не верю в призраков, мисс Тиммонс, но я верю, что жестокие отцы порождают на свет жестоких сыновей.

Я как следует обдумала эту мысль.

— Но ведь существует разница между жестокостью и злом?

— Зло — это жестокость, которая вышла из-под контроля, и ей позволяют процветать.

Я вспомнила мисс Крейн и тех мужчин, что она впускала в дом.

— Соглашусь, — отозвалась я.

Я молча гадала, что же такого ужасного старый лорд Чедвик скрывал в Сомерсете. Что так взволновало юношу, если он больше никогда сюда не возвращался и даже мимоходом не упоминал о поместье в беседах с собственным сыном? Мистер Пембертон взирал на меня с тем же задумчивым выражением. На мгновение мне показалось, будто мы с ним заодно, но все же я должна была вести себя более осмотрительно. Я мысленно похвалила себя за умение хорошо разбираться в людях, но этот человек по-прежнему оставался для меня загадкой.

Пообещав провести сеанс в ближайшие же несколько дней, я вернулась к себе в комнату.

Перед моей дверью лежал небольшой сверток. Верная своему слову Флора принесла множество заколок для волос. Большинство из них были простыми, теми, что не видны в прическе, а некоторые — украшены драгоценными камнями и жемчугом.

Я отперла дверь ключом и нашла комнату совершенно такой же, какой и оставила ее. Я уселась перед зеркалом трюмо с набором шпилек, раздумывая, какими из них Флора украсит мою прическу нынешним вечером. И тут я едва не подскочила на месте!

Если я способна открыть шпилькой наручники, то смогу отпереть и замок! А уж шпилек в моем распоряжении теперь предостаточно.

За обедом я до отвала наелась сэндвичей миссис Гэллоуэй и картофельного супа с луком-пореем. Нужно было восполнить завтрак, к которому я едва притронулась. Я намеревалась немного отдохнуть, но вместо этого продремала целый день и проснулась с ужасающей головной болью. Флора любезно передала Бромуэллу, что я не спущусь к ужину. В результате вечернюю трапезу принесли в мою комнату, где я, даже не потрудившись одеться, съела вторую и третью порцию. Однако намеренно ограничилась лишь одним бокалом вина, чтобы впоследствии не терять концентрации. И пусть мистер Локхарт заверил, будто комнату Одры уже обыскали, меня влекло туда нечто неосязаемое, чему я не в силах была сопротивляться. А поскольку ключ внезапно пропал, эта тяга многократно усилилась.

И снова пришлось дожидаться позднего вечера: прежде чем приступить к делу, следовало убедиться, что все спят. С коробкой шпилек в руках я опустилась на колени перед замком спальни Одры. Осторожно просунула шпильку в отверстие. Потом повернула голову в сторону, прижалась ухом к замку, сосредоточилась и мысленно представила внутреннюю часть механизма. Шпилька продвигалась постепенно. Вскоре она встретила преграду и вдруг провернулась. Я отпустила ее, ошеломленно наблюдая, как дверная ручка поворачивается сама по себе. Раздался гулкий щелчок, и дверь открылась внутрь.

Глава 25 Леди Одра Линвуд

Запись в дневнике Сомерсет-Парк,

21 января 1852 года

Что ж, Дружочек, диадема его не покорила.

Я улыбалась, расточала улыбки и смеялась, изо всех сил притворно веселясь, но мистер Пембертон в ответ на мои старания лишь молча кивал с той стороны обеденного стола. Полагаю, он прекрасно сознает: ему ни к чему пытаться снискать мое расположение, чтобы унаследовать Сомерсет-Парк. Поместье и так станет его собственностью, как только отец... Ох, я даже не могу написать эти слова. Мне дурно от одной мысли об этом.

Он приятен на вид, и в его лице и манерах нет ни одной злобной черты, однако меня тревожит его отстраненность. Ему известно, в каком я оказалась положении. Улыбка или слова ободрения могли бы унять мою нервозность.

Разве это не странно? Мистер Пембертон куда ближе к простому люду, и все же он вправе претендовать на Сомерсет-Парк. А я — полноправный потомок Линвудов — вынуждена лебезить перед этим человеком и склонять его на свою сторону.

Прости меня, Дружочек. Полагаю, во мне говорит лишь моя уязвленная гордость. Мистера Пембертона можно извинить за то, что он не упал на колено и не сделал предложение в тот же день, когда нас представили. Но, несомненно, когда мы встретились во второй раз, уже было бы вполне допустимо заговорить о браке.

Уильям к ужину не вышел. В глубине души я восхищаюсь тем, что он отказывается раболепствовать перед мистером Пембертоном, как все прочие. Однако наш брак обеспечит и будущее Уильяма. Мне бы хотелось, чтобы он это понял. Хотелось бы, чтобы он не страдал так сильно, как я подозреваю.

После ужина кто-то окликнул меня, когда я шла по коридору. Я заглянула в библиотеку, но там никого не оказалось. Я уставилась на портрет дедушки над камином. Слуги поговаривают, будто он обитает в библиотеке. Даже после его смерти они пребывают в ужасе. В этом есть какое-то очарование.

Интересно, как поступил бы дедушка, если бы вместо сына у него родилась дочь? Не могу представить, чтобы он отказался от Сомерсета. Может, он и был жесток, однако не стал бы возлагать надежды на то, что его спасет незнакомец. В этом я твердо уверена.

В библиотеке стало холодно. Развернувшись к выходу, я обнаружила, что в дверях стоит Уильям и смотрит на меня измученным взглядом. Он спросил, что я думаю о мистере Пембертоне — хочу ли по-прежнему выйти за него замуж и готова ли стать его женой во всех смыслах.

Мое лицо запылало от гнева. Я подошла к нему и потребовала объяснить, почему он не присоединился к нам за ужином. Разве он не знает, что я отказываюсь от собственного счастья ради спасения Сомерсета? Как смеет он так беззастенчиво расспрашивать меня о сокровенном? Разве он не знает, как меня это уязвит? Я ударила кулаком его в грудь, и по моим щекам потекли слезы.

Уильям схватил мою руку и поднес к губам. Я не отстранилась. Он наклонился ближе и прошептал мне на ухо, что мы не в силах совладать с судьбой.