Побочный эффект. Страница 19

— Наверняка закупала, — подтвердил Иван. — Более того, Мирам сама занималась закупками и общалась с поставщиками. Возможно, у кого-то из них она купила ампулу с препаратом или подключилась к биотерминалу, чтобы… Допустим… срочно обновиться, и нарвалась на палёный генофлекс.

— Но ты в такое развитие событий не веришь, — догадался Терри.

— Не очень.

— Почему?

— Слишком многое должно совпасть, чтобы так получилось, — медленно ответил Уваров. — Во-первых, зачем кому-то запихивать палёный генофлекс в собственный биотерминал? Решили самоубиться?

— Они не знали, что генофлекс палёный.

— Где остальные трупы? — быстро спросил Иван.

Соломон промолчал.

— Во-вторых, сама Мирам использовала исключительно оригинальный генофлекс, как раз потому, что до колик боялась палёного. На продажу покупала «левый», но в себя вливала только оригинальный. И я не представляю, что могло заставить Мирам изменить этому принципу и подключиться к непроверенному биотерминалу.

Это заявление Терри тоже оставил без комментариев.

— Тем не менее я допускаю, что мои сомнения безосновательны, поскольку в жизни бывают самые дикие совпадения. В любом случае, наша основная версия такова: по городу гуляет партия смертельно опасного препарата, мы обязаны её найти и уничтожить. — Именно так, — согласился Соломон.

— Как показывает опыт, смерть от применения палёного генофлекса наступает минимум через двенадцать, максимум через тридцать шесть часов после приёма. Нужно восстановить передвижения Мирам в этот промежуток времени, узнать, с кем она контактировала и где могла впихнуть в себя палёную дрянь. Если отработаем как положено, то к полуночи накроем партию.

О том, что к этому времени могут появиться другие жертвы, детективы старались не думать.

— А какая вторая вещь не сходится? — спросил Соломон, заметив, что Уваров собирается заплатить за завтрак.

— Вторая?

— Ты сказал, что не сходятся две вещи.

— А-а… — Иван улыбнулся. — Вторая вещь — это ты, Терри, точнее, твоё неожиданное появление. Отработка поставщиков палёного генофлекса — это стандартная полицейская рутина, которую приходится разгребать минимум раз в три месяца. Я знаю, кто занимается поставками или может обеспечить доставку, я поговорю с ними и найду интересующую нас партию к полуночи, как обещал, потому что никому из подпольных поставщиков не нужны проблемы с Биобезопасностью. Я был уверен, что на этот раз всё пойдёт по обычному протоколу, но появился ты, и у меня возникли некоторые сомнения в том, что я правильно понимаю происходящее. А точнее, у меня есть полная уверенность, что я не понимаю происходящее, а это плохо для эффективной работы…

— Тебе нужна правда? — удивился Соломон.

— Что в этом такого? — удивился Уваров.

— Нет, ничего… — До сих пор временные напарники ограничивались исполнением приказов, поступающих от детектива Отдела специальных расследований.

— Если моего допуска хватит, — добавил Иван.

— Есть ощущение, что скоро об этой тайне узнает вся планета, так что не вижу ничего страшного в том, чтобы поставить тебя в известность чуть раньше, — сказал после короткой паузы Соломон. — Итак. Центральный офис Департамента получил сигнал о готовящемся террористическом акте глобального масштаба. На рынок будут выведены огромные партии палёного генофлекса, под ударом семнадцать мегаполисов, Москва — один из них.

— Где-нибудь началось? — деловито уточнил Иван.

— Нет.

— Но вы уверены, что начнётся?

— Никаких сомнений.

— Кто за этим стоит?

— Дарвинисты.

— Мог бы не спрашивать. — Уваров снял умные очки, аккуратно протёр тёмные стёкла, вернул на нос и улыбнулся: — Рассиживаться некогда, Терри, поехали злодеев ловить.

* * *

«Глазастая!» — вот что отметил Паскаль, увидев девушку.

Всё остальное пришло много позже и осознавалось постепенно: каштановые волосы, кажется, густые, но, чтобы сказать точно, нужно к ним прикоснуться; выпуклый лоб, высокие скулы, узкий подбородок, маленький нос, стройная шея… Это всё потом.

«Глазастая!»

И смотрит прямо в душу. И хочется улыбаться, смеяться, кричать, шутить, стоять на голове, делать разные глупости… Сидеть рядом и молчать… Слыша её дыхание, глядя на огонь камина, но чувствуя только её тепло… Тепло глазастой красавицы.

Волосы собраны в причудливо-растрёпанную причёску, прядь спадает на лицо, и девушке приходится поправлять её, прятать за ухо привычным жестом. Губы тонкие, бледные, по ним понятно, что генофлексом девушка пользуется только как лекарством, и всё, что видит Паскаль, — настоящее. И фигура говорила о том же: ростом незнакомка едва доходила фрикмейстеру до плеча; грудь маленькая, едва заметна даже под облегающей футболкой; тонкие руки, хрупкие плечи…

Она сидела на неудобном стуле для посетителей, который стоял слева от входной двери, и когда Паскаль закрыл дверь за Ромой и Дашей, негромко спросила:

— Зачем ты их отшил?

— Я думал, ты с ними, — сказал фрикмейстер, глядя незнакомке в глаза. Прямо в глаза. Чарующие, колдовские, манящие, не отпускающие… Не желая, чтобы они его отпустили.

— Ты врёшь, ты не думал, ты видел, что я пришла позже, и знал, что они могли прийти только вдвоём.

— Тогда почему они не были против твоего присутствия?

— Они слишком стеснялись, чтобы попросить выставить меня.

— Я бы не выставил.

На этот раз она долго молчала перед ответом, не меньше минуты, и всё это время смотрела фрикмейстеру в глаза. А затем сказала:

— Я знаю.

И ему захотелось закричать от радости.

— Как тебя зовут?

— Джада.

— Паскаль. — Он мягко пожал протянутую руку — тоненькую, хрупкую, изящную. Пожал — и впервые ощутил её тепло. Такое же настоящее, как сама девушка. — Паскаль — это прозвище? — спросила она, продолжая сидеть у двери.

— Нет, настоящее имя.

— Необычное.

— Французское.

— Необычное.

— Почему?

— Как фамилия.

— Необычная у меня фамилия.

— Какая?

— Гаспар.

— Как имя.

— Всё перевёрнуто. — Он смотрел на неё не отрываясь. — Ты необычная.

— Почему? — Кажется, она смутилась.

— Потому что подавляющее большинство твоих сверстников не знает, что Паскаль — это фамилия, и уж тем более не скажет, что в паскалях измеряется.

— Значит, всё-таки прозвище. — Джада улыбнулась. Он замер — от её улыбки перехватило дыхание. Через пару секунд ответил:

— Нет, не кличка. Мои предки оказались в Москве во время Отечественной войны 1812 года, если тебе о чём-то говорит это словосочетание. С тех пор мы здесь.

— Мне говорит это словосочетание. — Она ответила странно выстроенной фразой. — Вторжение в Россию объединённой армии европейских государств, возглавляемых французом по фамилии Бонапарт. Европейцы называли ту армию «великой», русской армии понадобилось полгода, чтобы полностью её уничтожить.

— Ты много знаешь. — В его голосе не было даже намёка на иронию.

— Я много училась, и у меня хорошая память, — объяснила девушка. — Зачем ты их отшил?

— Я сказал ребятам правду, — развёл руками Паскаль. — Они должны её знать, прежде чем начнут использовать побочный эффект.

— А они начнут? — поинтересовалась Джада.

— Обязательно, — уверенно произнёс фрикмейстер. — Это неизбежно и всё, что я могу сделать, — объяснить ребятам правила его применения. Не хочу, чтобы они погубили свои жизни.

— Твои коллеги так не работают.

— Значит, они мне не коллеги.

— Пожалуй, — согласилась она. — Пожалуй. — И поднялась. — Скажи…

— Откуда ты взялась? — вдруг спросил он.

Она поняла, о чём спрашивает фрикмейстер, но ответила коротко:

— Я приехала.

— Зачем?

— У моего отца дела в Москве, я его сопровождаю.

— Помогаешь?

— Да.

— В чём?

— В работе.

— Зачем ты зашла в мой биотерминал?

— Понравилось название.

— Тебе нужно провериться?