Академия Аркан (ЛП). Страница 74
— Но…
— Ты не можешь так поступить, — ядовито бросает Эза. Его взгляд полон ненависти: он явно не рад, что я получила хоть одну монету, а уж две — тем более, тогда как он — только одну. — Монеты — это приглашения. А её никто не пригласил. Ни один студент не считает её достойной стоять среди них.
— Да засунь ты свою монету себе так глубоко в зад, чтобы подавиться ей, — огрызаюсь я. — Если это приглашение, то я его передаю ей. Считали меня достойной? Так вот, я считаю достойной её.
— Что ты мне сказала? — в горле Эзы зарождается звериный рык.
— Что тут за шум? — голос Каэлиса пронзает нарастающую перебранку.
Я поднимаю глаза на него и на миг становлюсь воплощением огня. Я пылаю ярче солнца — неумолимая, непреклонная. Каэлис может быть самой тёмной ночью зимы, но даже она не остудит моего гнева перед несправедливостью: одна из самых талантливых посвящённых, женщина, которая мне нужна — подруга, — сейчас должна быть Клеймена.
— Я отдаю свою монету Дома Кубков Лурен, — объявляю я, вскидывая её сжатый кулак с монетой в воздух.
— Так не делают, — холодно произносит Каэлис.
Но я смотрю мимо него, прямо на Мириона.
— Король Кубков, вы дали мне эту монету, чтобы я могла претендовать на ваш дом. Но вы знаете так же хорошо, как и я, как и любой, кто носит кристальную печать Кубков, что я не из ваших. Я слишком острая, слишком огненная. Но Лурен — одна из вас. Или, по крайней мере, должна быть. Если вы увидели во мне хоть что-то, то примите на веру: вам будет честью иметь её среди своих. Она — воплощение вашего дома. Дайте ей шанс на грядущих Испытаниях Тройки Мечей, и она это докажет.
— Что ты творишь? — шепчет Лурен, каждое слово дрожит в слезах.
— То, что правильно, — отвечаю я, не отводя взгляда от Мириона.
— Если… его высочество, Ректор Орикалис, позволит, Дом Кубков готов рассмотреть эту весьма нетипичную поправку, — осторожно произносит Мирион.
Все взгляды снова устремляются на Каэлиса. Но он смотрит только на меня. Его глаза сужаются, и я почти слышу, как он кричит у себя в голове: Что, чёрт возьми, ты творишь? Я выпрямляюсь ещё выше, не сдаваясь.
— Это… нарушение… будет признано, — каждое слово звучит так, словно он выдавливает его сквозь челюсти, сжатые так крепко, что ими можно было бы раскрошить алмаз в пыль. Толпа загудела. Я чувствую тяжесть сотен взглядов, устремлённых на меня. Любимица принца, шепчутся они. — А теперь, студенты и посвящённые, возвращаемся в академию.
Я опускаю руку Лурен, и меня накрывает изумление: это… сработало.
— Клара, спасибо, — шепчет Лурен. — Ты… ты изменила мою судьбу.
Словно поворот Колеса Фортуны. Эта мысль ошеломляет меня. Но лишь на секунду.
— Ты заслужила, — напоминаю я ей. — Докажи им.
— Докажу. Клянусь, — и впервые я вижу в её глазах ту силу, которая уверяет меня: с этим у неё не будет проблем.
Мы начинаем возвращаться. Я держусь на внешнем краю колонны, задевая плечами толпу горожан, выстроившихся вдоль улиц, чтобы посмотреть на студентов и посвящённых академии. Я встречаю взгляд Юры и осторожно пробираюсь ближе к ней. К тому моменту, как мы возвращаемся в академию, в моём кармане горит не только монета. Но у меня нет времени рассмотреть, что именно оставили там ловкие пальцы Юры.
На полпути к общежитиям меня рывком оттаскивает в сторону живая тень и швыряет к стене.
Глава 37
Каэлис резко прижимает ладонь к моему рту. Я отвечаю ему самым тупым взглядом в стиле «серьёзно, мы всё ещё играем в это?», на какой только способна. Он медленно убирает руку, но вместо того, чтобы что-то сказать, хватает меня за руку и тащит дальше, в заброшенные глубины.
Я уже смутно узнаю коридоры на пути к его покоям. Но терпение Каэлиса иссякает задолго до того, как мы добираемся туда.
Он отпускает меня, разворачивается, сверкает взглядом, отворачивается, начинает метаться взад-вперёд, потом снова в мгновение ока оказывается рядом. Будто ему одновременно и нужно держаться от меня подальше, и невыносимо быть дальше, чем на одно дыхание. Его беспокойство передаётся мне, и я изо всех сил стараюсь удержать сердце от учащённого ритма, чтобы не потерять ясность мысли.
— О чём ты только думала? — рычит он.
— О том, как спасала твоего отца? Как доставала карты? Как сделала так, что весь план прошёл идеально? — я прекрасно понимаю, о чём именно он спрашивает, но не хочу, чтобы все сегодняшние успехи были перечёркнуты одним смелым, слегка выбившимся из рамок решением.
— Ты отдала монету другой посвящённой, — Каэлис проводит рукой по волосам. — И именно монету Кубков.
— Ах да, прости, что нарушила драгоценные традиции вашей академии, — я вскидываю руки. — Без Лурен наш план бы не удался в такой мере. Она слишком хороша, чтобы быть Клейменной и отправленной в шахты на смерть. Эта академия нуждается в ней. Я нуждаюсь в ней.
— А я нуждаюсь в тебе! — слова вырываются из его горла, эхом разносятся по пустым коридорам и ещё громче — внутри меня. Мой контроль ломается, сердце взмывает в бешеный ритм. — Я… — Каэлис прижимает ладонь к губам, отступает, грызя ноготь. С резким движением головы он утыкается взглядом в густые тени, словно готов броситься в их объятия. — У Кубков больше мест, чем у Мечей. У тебя были бы варианты, это было бы безопаснее.
— Ты сердишься не потому, что я нарушила традицию. Ты сердишься, потому что… беспокоишься, что я могу не попасть ни в один дом? — я склоняю голову. Каэлис отводит взгляд — и этого мне достаточно. Внутри одновременно жар и холод. Я не хочу быть здесь. Но ещё меньше хочу быть где-то в другом месте. Паника сжимает грудь, и слова срываются поспешно, почти бездумно: — Конечно. Тебе ведь нужно, чтобы я была на Празднике Кубков, чтобы украсть у твоего отца. Если я не попаду в дом, меня там не будет.
Взгляд, которым он одаривает меня, словно взгляд раненого зверя. В нём — целые страницы. Но вслух он произносит лишь обрывки своих мыслей:
— Если бы всё этим и ограничивалось…
Слишком многое повисает в воздухе несказанным, и я отчаянно хочу это игнорировать.
— Ладно, не переживай. Я возьму одно из двух мест у Мечей, — торопливо заявляю я. Сегодня Эмилия доказала, что это возможно словами и делами.
— Это один из самых трудных домов для вступления.
— Сомневаться во мне — дурной вкус, — отвечаю я.
— Я просто реалист.
— Тогда будь реалистом в том, что после того, как я передам тебе подделки, я тебе больше не нужна. И я смогу сделать это ещё до Праздника Кубков, даже до Испытаний Тройки Мечей.
— Кто же ещё украдёт у моего отца, если не ты? — огрызается он.
— Ты умён, уверен, ты бы что-нибудь придумал.
В груди у него поднимается низкое рычание.
— Ты обязательно должна быть настолько невыносимой?
— Да. — Я не могу удержаться. — И знаешь, что, Каэлис? Думаю, тебе это нравится.
— Нравится? — он переспрашивает с непередаваемым недоверием. — Нравится?! Что могло бы понравиться кому-то вроде меня в такой, как ты?
— Сам скажи, — я пожимаю плечами, прекрасно понимая, что вывожу его из себя. Стараюсь держаться спокойно, но сердце бьётся так быстро, что перед глазами начинает темнеть. — Это ведь ты держишь меня рядом. Ты — тот, кто заботится и волнуется обо мне куда больше, чем обязан.
— Ты невыносима. Ты слишком талантлива для собственного блага. Ты такая… чёрт… такая самоуверенная порой и упрямая сильнее, чем я вообще мог представить, что способен быть человек. Ты злая, огненная, страстная, часто безрассудная и более решительная, чем любое создание, которое я встречал. А хуже всего то, что… — он делает шаг ближе, и каждое слово врезается в меня, — при всей своей невыносимости ты настолько красива, что ни один здравомыслящий мужчина не смог бы отвести от тебя глаз.
Каэлис подходит ближе, но в этот раз в каждом его шаге есть намерение. Я остаюсь на месте. Стою твёрдо. Я не отступаю.
— Ты наслаждаешься тем, что ты преступница. Вся твоя сущность — это отрицание всего, чем являюсь я. Ты убила бы меня и всю мою семью не раз, если бы у тебя был шанс.