Академия Аркан (ЛП). Страница 20

Стены уставлены полками с ящиками, внутри которых мерцает тот же свет, что и в ступе. Это уникальный небесно-синий оттенок, легко узнаваемый. Именно это сияние помогает ныряльщикам находить кристаллы в самых тёмных глубинах Затопленных Шахт. Это помещение — настоящий клад из сырья для создания карт Дома Кубков. Но сама машина…

Это — мельница для порошка, осознаю я. Но, согласно указу короны, такие мельницы должны работать вручную. Процесс слишком тонкий, требует магии и внимания, чтобы доверять его автоматике. Так они утверждают… Ложь? Или в стенах академии скрыты Клейменные, которые приводят в движение эту маленькую мельницу? Меня не удивит ни одно из этих объяснений.

Я приближаюсь к ней с той же осторожностью, с какой бы подошла к дикому зверю, будто машина может испугаться и сбежать. Она старая, но не древняя… Шестерёнки и штифты изношены, но в целом в хорошем состоянии. На молоте выгравирована руна — по виду напоминает V с P? E? на длинной стороне. Но разобрать сложно — всё в постоянном движении.

Вдруг что-то мелькает сбоку. Я реагирую инстинктивно — бью. Каэлис ловит мой кулак с лёгкостью. Наши взгляды сталкиваются. Моя рука дрожит в его захвате.

— Это должно было что-то изменить? — его голос глухой, зловещий.

Дыхание сбивается. Его взгляд может проглотить меня целиком. Он сдерживал раздражение в зале, но теперь не собирается это делать. Его вторая рука обхватывает меня за плечо, и он резко разворачивает, прижимая спиной к холодной каменной стене. Кулак падает вниз, мышцы едва держат меня на ногах.

Он загнал нас между двумя стеллажами. Его тело излучает жар, контрастируя с прохладным воздухом замка, лицо освещено блеклым сиянием кристаллов по всей комнате.

— Ты собираешься выдать меня стражам? — Мне удаётся произнести с вызовом, хотя сама мысль об этом заставляет зубы лязгать от страха.

В его глазах вспыхивает жестокий огонёк.

— С какой стати я позволю своей будущей жене вернуться в Халазар?

Меня выворачивает от этих слов.

— По-моему, вполне ясно, что я не хочу быть твоей женой. И вообще не хочу иметь с тобой ничего общего.

— Ах, да… Потому-то ты и выбрала Двойку Кубков, — тень ложится на его лицо, подбородок опускается, выражение становится мрачным. — Ты хотела выставить меня посмешищем.

Слова как острые шипы — больно и ядовито.

— А я-то думала, ты достаточно умен, чтобы понять: я помогла тебе с этой картой, — мой голос заточен до острия, чтобы соответствовать его рычанию.

— Помогла мне? — хмурится он ещё сильнее. Наклоняется ближе, нависает надо мной, пряди волос касаются моего лба. С каждым вдохом наши груди почти соприкасаются. Мысль о том, чтобы врезать ему коленом, мелькает… но я её подавляю.

Стражи Халазара здесь. Он может отправить меня обратно одним словом. Сейчас не время злить принца. Как бы ни было заманчиво.

— Что может убедительнее доказывать моё дворянское происхождение, чем история о тайной, отвергнутой любви из другого клана? Что может лучше подкрепить нашу «любовь», чем моё отчаяние, из-за которого я разрушаю любое будущее с другим? — Я ненавижу, как хорошо всё сложилось для него. Единственное утешение — использовать это, чтобы не вернуться в ту камеру, где сгнию заживо.

— Кто он? — требует принц.

— А тебе-то что? — Я не скажу ему больше того, что он уже сам видел, глядя на мою борьбу с судьбой. И даже это — уже слишком. — Очевидно, теперь он никто. И быть им не сможет.

Эти слова даются мне тяжелее, чем я хотела бы признать.

Глаза Каэлиса слегка расширяются, затем снова сужаются. В груди у него звучит глухой, насмешливый рык.

— Ты всё ещё любишь его.

— Молчи, — шиплю я.

— Даже после того, как собственными руками разрушила всё, что могло бы быть… ты по-прежнему тоскуешь по нему, — говорит он с таким презрением, словно само чувство — любовь, нежность, тоска — для него не просто чужды, а отвратительны.

— Что ты, с твоим высохшим, жестоким сердцем, вообще знаешь о любви?

— Высохшее и жестокое сердце нельзя разбить, Клара. Мне нечего терять. И тебе лучше запомнить это.

— Иначе что?

— Или я покажу тебе, почему стоит поумерить свой пыл и не раздвигать ноги перед всей академией ради одной лишь иллюзии, — заканчивает он с ядом в голосе.

Я отталкиваю его с шумом отвращения — к чёрту стражу, я не вынесу его близости ни секунды дольше. Каэлис перехватывает мои пальцы. Я сдавленно вскрикиваю от боли. Его лицо — не злость, а… замешательство. Он смотрит на мои руки, потом на моё лицо. Медленно, почти бережно, убирает прядь волос с моей щеки. Его взгляд такой сосредоточенный, что я застываю, не в силах сразу оттолкнуть его руку. Его прикосновение… почти ласковое. И после года в Халазаре я не знаю, как реагировать, когда ко мне тянутся без намерения причинить боль.

— Ты ранена, — говорит он, словно комментирует погоду.

Я вырываю пальцы, не обращая внимания на боль, и отступаю на шаг. Но сзади стена, дальше некуда. Я сверлю его взглядом из-под неровной чёлки.

— Я могу помочь… — он тянется к колоде в потайном кармане.

— Я скорее сдеру с себя кожу ногтями, чем приму твою помощь.

Рука Каэлиса замирает на полпути. Его взгляд на миг… смягчается.

— Ты действительно меня ненавидишь, — произносит он почти шёпотом.

— Ты звучишь… удивлённо? — я смеюсь. — Ты ведь либо устроил, либо поддержал всё, что причиняло мне боль в этой жизни. Ты отправил меня в Халазар.

— Это не моя вина, что ты там оказалась, — его губы искажаются в гримасе. Подразумевает ли он, что виновата я сама? Что нарушила закон? Закон, который он же и создал?

— У тебя вот стоит какой-то механизм, — я киваю на машину, — который может перемалывать порошок для чернил. Но ты всё равно клеймишь арканистов и отправляешь их в шахты?

— Это артефакт из прежнего королевства. Его тайны утрачены, и на него нельзя полагаться, — говорит он с такой уверенностью, будто лично видел исчезновение этих знаний. От этого я ему ещё меньше доверяю.

— А тебе и не хочется их искать. — Если бы это была я, я бы разобрала эту штуку до винтика. Такая машина могла бы изменить судьбы арканистов по всему миру. — Проще убивать Клейменных, как на охоте.

Он хватает меня за лицо, пальцы вдавливаются в скулы, сжимают челюсть. Боль от ожогов вспыхивает так же ярко, как и тогда, когда я их получила. Вот и всё, показная забота исчезла. Интересно, сколько женщин на это клюнули?

— Не говори так, будто знаешь меня, — почти рычит Каэлис.

— Скажи, что я ошибаюсь, — бросаю я, не отводя взгляда. Перед глазами — первый претендент, павший у Чаши. И Каэлис, равнодушно уходящий от его тела.

— Думаешь, оставить его жить, клеймёным, было бы лучше? Ты и сама знаешь — большинство молят о быстрой смерти уже в первый день на шахтах.

— То есть я должна считать добром то, что ты убил человека, чья вина лишь в том, что он провалил твой экзамен?

— Считай меня мужчиной, который сделает всё, чтобы добиться желаемого, — в его словах нет ни капли сомнения.

— Включая то, чтобы взять в жёны женщину, которая тебя ненавидит, и использовать её в своих целях?

— Ты поможешь мне заполучить Мир, — повторяет он свою прежнюю фразу.

— Столько усилий ради какой-то сказки?

— Мир — не сказка, — шепчет он, словно боится произнести название легендарного Старшего аркана вслух. Его пальцы отпускают моё лицо, скользят по коже, оставляя за собой леденящий след. — Он существует, уверяю тебя.

«Мир существует», — звучит голос матери из глубин детства, — и он способен на всё. Именно поэтому его нельзя искать. Никогда. Не доверяй тем, кто его ищет.

Иногда я верила её предостережениям. Иногда — нет. Порой казалось, что она нарочно запутывает, где в её историях правда, а где вымысел. Но, как и с запретом раскрывать нашу фамилию Шевалье, я с ранних лет поняла: есть вещи, о которых лучше не спрашивать.

— Ну конечно, — бросаю я с сарказмом, стараясь заглушить тревогу, которую вызывает одно лишь упоминание о Мире. — Но если ты хочешь моей помощи, чтобы его заполучить, тогда расскажи, что случилось с Ариной.