Оракул с Уолл-стрит 9 (СИ). Страница 27

— Прогуляемся еще немного? — предложила она. — На улице такой красивый закат.

Мы вышли на крыльцо отеля. Небо пылало оранжевыми и розовыми красками, главная улица городка купалась в золотистом свете. Где-то вдали одинокий музыкант играл на губной гармошке.

— Знаете, — тихо сказала Констанс, — иногда мне хочется остановить время. Зафиксировать такие моменты навсегда.

— Почему?

— Потому что завтра мы вернемся в наш сложный мир. Вы к своим финансовым войнам, я к борьбе с отцовскими планами женить меня на ком-нибудь «подходящем».

Она повернулась ко мне, и в ее глазах я увидел ту же грусть, которую помнил из лунного сада в Саутгемптоне.

— Констанс, — начал я, но она приложила палец к моим губам.

— Не говорите ничего. Просто будьте здесь, сейчас.

Она шагнула ко мне, и я обнял ее. Мы стояли на крыльце маленькой гостиницы в забытом Богом городке, но в этот момент весь мир сузился до нас двоих. Я целовал ее губы, вдыхал аромат ее волос, чувствовал тепло ее тела.

— Уильям, — прошептала она, когда наши губы разомкнулись, — что будет с нами?

— Не знаю, — честно ответил я. — Но знаю, что не хочу отпускать тебя снова.

Мы стояли, обнявшись, и я чувствовал, как ее сердце бьется в унисон с моим. Констанс подняла голову, и в ее глазах я увидел то же желание, что горело во мне.

— Уильям, — прошептала она, — я не хочу, чтобы эта ночь закончилась простым «спокойной ночи».

Не говоря ни слова, я взял ее за руку, и мы поднялись в отель. В коридоре было тихо, только где-то скрипели половицы под нашими шагами. У двери ее номера мы остановились.

— Ты уверена? — спросил я, глядя в ее глаза.

Вместо ответа она повернула ключ в замке.

В полумраке комнаты время словно остановилось. Каждое прикосновение отзывалось трепетом в груди, каждый поцелуй разжигал огонь, который мы так долго сдерживали. Я терял себя в шелке ее волос, в аромате ее кожи, в тихих словах нежности, которые она шептала мне на ухо.

Констанс была удивительно смелой и в то же время трогательно уязвимой. Я чувствовал, как дрожат ее руки, когда она прикасается ко мне, видел, как в ее глазах смешиваются страсть и доверие.

Мир вокруг перестал существовать. Остались только мы двое, потерявшие себя друг в друге.

Когда волна нежности накрыла нас, я понял, что раньше не испытывал ничего подобного. Это не просто физическое влечение. Это было слияние двух душ, нашедших друг друга вопреки всем обстоятельствам.

Позже, когда мы лежали в тишине, слушая редкие звуки провинциального городка за окном, Констанс прижалась ко мне ближе.

— Я боялась этого момента, — призналась она тихо.

— Почему?

— Потому что знала, что после этого не смогу притворяться, что ты мне безразличен.

Мы лежали в тишине, слушая, как за окном шумят листья под ночным ветром. Констанс рисовала пальцем невидимые узоры на моей груди, а я гладил ее волосы, все еще не веря в происходящее.

— А что будет завтра? — спросила она, не поднимая головы.

— Завтра мы полетим в Нью-Йорк, — ответил я. — И встретимся с реальностью.

— Которая разлучит нас снова?

— Которая усложнит нам жизнь. Но я не намерен сдаваться без борьбы.

Констанс приподнялась на локте и посмотрела мне в глаза.

— Уильям, я не из тех женщин, которые требуют обещаний на всю жизнь после одной ночи. Но я и не из тех, кто может притворяться, что ничего не произошло.

— И что ты предлагаешь?

— Честность. Если между нами что-то есть, давай выясним, что именно. Если нет, расстанемся достойно.

Я поцеловал ее в лоб, вдыхая знакомый уже аромат.

— Между нами определенно что-то есть. Вопрос в том, сможем ли мы это сохранить в нашем сложном мире.

Утром мы проснулись в объятиях друг друга. Солнечный свет мягко проникал сквозь занавески, освещая лицо Констанс.

Во сне она выглядела моложе, уязвимее. Трудно поверить, что эта хрупкая на вид девушка управляет самолетом лучше многих мужчин.

— Доброе утро, — прошептала она, открывая глаза. — Как спалось?

— Лучше, чем за долгие месяцы, — признался я.

Мы не торопились вставать, наслаждаясь последними минутами близости перед возвращением к обыденности. Но время неумолимо двигалось вперед, и к девяти утра нас ждал механик с отремонтированным самолетом.

За завтраком в той же закусочной мы были уже более сдержанными. Не потому что сожалели о случившемся, а потому что чувствовали приближение расставания.

Нью-Йорк означал возвращение к прежним ролям. Я стану финансистом, ведущим войну с европейским картелем, она — дочерью нефтяного магната с собственными проблемами.

— Мне нужно встретиться с издателем завтра вечером, — сказала Констанс, рассеянно помешивая кофе. — А послезавтра отец ждет меня в Далласе.

— Понятно. А я буду занят переговорами с политическими дельцами и подготовкой к возможным атакам врагов.

— Звучит так, будто мы договариваемся о деловом сотрудничестве, а не… — Она не закончила фразу.

— А не признаемся друг другу в любви? — закончил я за нее.

Констанс подняла глаза и улыбнулась. Грустно, но искренне.

— Слишком рано для таких слов?

— Или слишком поздно, — ответил я. — Констанс, то, что произошло между нами, изменило мою жизнь. Но я не могу обещать простых решений.

— И не нужно. Я же говорила, честность важнее обещаний.

Полет до Нью-Йорка прошел молча. Мы оба были погружены в собственные мысли, пытаясь понять, что делать с возникшими между нами чувствами. Констанс управляла самолетом с прежним мастерством, но я видел напряжение в ее плечах, задумчивость во взгляде.

Когда показались очертания Нью-Йорка, знакомые силуэты небоскребов, дымящие трубы заводов, серебристая лента Гудзона, я понял, что наша идиллия подходит к концу.

Самолет приземлился в аэропорту Флойд Беннетт, когда солнце уже взошло на небосклоне.

Близился полдень. Полет из Седалии прошел без происшествий механик оказался мастером своего дела, и двигатель работал как часы. Но все мысли были не о технических проблемах, а о женщине, сидевшей за штурвалом.

— До свидания, Уильям, — сказала Констанс, когда я забирал свой чемодан из багажного отсека. — Надеюсь, ваши дела в городе пройдут успешно.

— Спасибо за полет, — ответил я, стараясь сохранить формальность, хотя сердце сжималось от предстоящей разлуки. — И за вчерашний вечер.

Она улыбнулась, той самой дерзкой улыбкой, которая сводила меня с ума.

— Это было прекрасно. Возможно, повторим когда-нибудь.

— Возможно.

Я смотрел, как «Curtiss Robin» исчезает в вечернем небе, направляясь к частному аэродрому в Лонг-Айленде, откуда Констанс планировала добраться к отцу. Потом вызвал такси и поехал в город, мысленно переключаясь с личных переживаний на деловые проблемы.

Нью-Йорк встретил меня привычным хаосом. Потоками автомобилей, криками продавцов газет, мельканием неоновых вывесок.

Город, который никогда не спал, продолжал бесконечную суету даже в воскресный день. Но для меня это было возвращением домой. Здесь, среди небоскребов и биржевых залов, разворачивались события, способные изменить судьбы миллионов людей.

Сразу из аэропорта я отправился на переговоры. У Бернарда Баруха оказалось здесь два или три офиса.

Тот, в котором он сейчас находился, располагался в одном из самых престижных зданий на Бродвее. Тридцатиэтажная башня из стекла и стали, символ американского делового могущества.

Даже в воскресное время лифтер без труда доставил меня на двадцать седьмой этаж, где за массивными дубовыми дверями располагалась империя одного из влиятельнейших финансистов страны.

Барух ждал меня в рабочем кабинете, просторной комнате с панорамными окнами, выходящими на огни Манхэттена.

В свои годы он оставался внушительной фигурой, высокий, с седеющими волосами и проницательными глазами, излучающий ту особую уверенность, которая приходит с десятилетиями успешных сделок и политического влияния.