Мертвые канарейки не поют. Страница 34

Но прежнего папку это ей не вернет. Как и прежнюю маму. Потому что та, что все еще лежала в областной больнице, была глубоким инвалидом и чужим человеком.

Барковский умер, но ее персональный фильм ужасов все еще продолжался.

– …сюда приедет! – завершил свою тираду Антон, и Рита, поняв, что пропустила его долгий восторженный монолог, переспросила:

– Извини, кто приедет?

Громыко, вздохнув, заявил:

– Мать, вижу, что ты мыслями где-то далеко. Тебя что, так новость о кончине Барковского ошарашила? Или ты все еще сомневаешься, что он концы отдал? Уверяю тебя, он помер. Хочешь, я тебе визит в морг организую, и ты убедишься, что он действительно мертв?

– Нет! – резко заявила Рита. – И ты прав, извини, я все прослушала. Так кто приедет?

Антон охотно повторил:

– Мать, ведь ты в курсе, что благодаря мне «Городской сплетник» опубликовал ряд эксклюзивных разоблачительных статей об этом мерзком клубе по интересам. И о роли Харламова, Барковского и прочих его главарей. Весь этот скандал, как ты знаешь, давно вышел на общефедеральный уровень, о нем даже в за границей сообщали. Так вот, на нашу газетенку обратил внимание сам Еросян!

– Кто? – спросила Рита, которой это имя ничего не говорило, и Громыко завопил:

– Мать, ты что, в самом деле такая отсталая или только прикидываешься? Тигран Еросян, столичный медиамагнат, владелец крупного холдинга, в который входят три телеканала, ряд желтых, впрочем, и не только, газет, а теперь еще и нескольких интернет-ресурсов. Интернет – ведь это средство коммуникации будущего, мать! Он, оказывается, за скандалом в нашем городе внимательно следил, а также за публикациями в «Городском сплетнике». И теперь лично приезжает, чтобы, ты, мать, держись, купить нашу газетку! И этот шанс я, мать, не упущу! Потому что кто написал все эти статьи, кто убедил нашего трусливого главного, что их обязательно надо напечатать? Правильно, мать, я! И когда Еросян купит нашего «Сплетника», то он наверняка поменяет руководство. Мать, перед тобой сидит будущий главный редактор!

Скептически посмотрев на Антона, Рита заметила:

– Ну, а если главным не назначат и предложат только место зама, все равно пойдешь?

– Мать, ничего ты не понимаешь! Думаешь, если я молодой и у меня диплома нет, то я в главные не гожусь? В Москве совсем другими категориями оперируют, там такая движуха, такие возможности, мать! Может, он меня вообще с собой возьмет! Ведь не случайно он сам к нам пожалует, а не своих людей пришлет! Мать, это мой шанс!

– Ну, за тебя и твой шанс, Антоша! – Рита отсалютовала Громыко бокалом сока и принялась за мороженое, поймав себя на том, что продолжает думать о неприятном: о том, когда же будут похороны Льва Георгиевича.

Жмурясь на ярком июньском солнце, Рита шла по дорожке от храма на кладбище в направлении, указанном ей одной из бабулек, продающих церковную утварь.

Она долго боролась с собой, но потом решила, что пойдет на похороны Льва Георгиевича, хотя ее, конечно же, никто не приглашал и ей этого совсем не хотелось.

Или все же хотелось?

Через Антона она узнала, когда и где будут хоронить Барковского-старшего, и в нужный день отправилась на кладбище, намеренно отказавшись от того, чтобы купить цветы.

И все же, приехав на кладбище и заметив несколько женщин, торговавших цветами, приобрела две скромные гвоздики.

Барковский, конечно же, этого не заслуживал, он был до мозга костей порочным типом, который не только изнасиловал Риту и разрушил жизнь всей ее семьи, но и был причастен к ряду кровавых убийств.

Однако он умер, причем всего-то в возрасте сорока семи лет, и это было максимальной карой за его преступления.

Или нет?

Завидев среди редких пожухших сосен, которыми было засажено местное кладбище, и надгробий скопление людей, Рита замедлила шаг.

Нет, она пришла сюда не для того, чтобы отдать дань памяти этому жестокому и порочному человеку.

Тогда для чего? Чтобы убедиться в том, что Лев Георгиевич в самом деле умер? Что вместо него не хоронят какого-то другого покойника или даже манекен?

Нет, Барковский умер, в этом не могло быть ни малейших сомнений.

Но зачем тогда она пришла на его похороны?

Подойдя к небольшой группке людей, Рита вдруг поняла: по большей части это работники похоронной конторы.

Кто же вообще пришел, чтобы проводить в последний путь Льва Георгиевича?

Взгляд Риты остановился на облаченном в черный костюм Гоше Барковском, который поддерживал под руку пожилую полную женщину, видимо, мать Льва Георгиевича. Рядом с ними были еще люди – пара человек, не больше, – похожие на родственников.

– Бабуля, сейчас гроб будут закрывать. Ты хочешь еще с папой проститься? – услышав громкой голос Гоши, Рита поняла, что старушка, по всей видимости, туга на ухо.

Когда церемония прощания завершилась (Рита отметила, что никто, кроме матери Льва Георгиевича, проститься с покойным не пожелал), работники похоронного бюро взяли крышку, чтобы накрыть ею гроб.

Рита, подойдя к могиле, посмотрела на человека, лежащего в гробу. Да, сомнений быть не могло: там покоился тот, который принес Рите столько горя, изнасиловал ее, организовал нападение на ее маму и был замешан в десятках жутких преступлений.

Перед ней на жесткой подушке возлежал Лев Георгиевич собственной персоной, не двойник, не манекен, не восковая кукла.

Он был однозначно мертв, но завершились ли с его уходом Ритины напасти? Ведь ее персональный фильм ужасов, запущенный им, все еще продолжался.

Кивнув Гоше Барковскому, который испуганно смотрел на нее, Рита проследила за тем, как гроб накрыли, а затем быстро опустили в могилу. Как примерный внук, Гоша помог своей пожилой бабушке бросить на крышку гроба горсть земли. Сам он поступил так же, а вот прочие родственники ритуалу не последовали и быстро разошлись.

Поколебавшись, Рита не стала бросать в могилу горсть земли, но швырнула туда две гвоздики, которые держала в руке.

Да, она пришла на похороны Барковского, надеясь, что это поможет ей покончить с прошлым. Однако боль, засевшая в сердце, не исчезла, проблемы тоже остались. Похоже, этот человек, уже мертвый, по-прежнему определял вектор развития ее жизни.

И ее попытка подвести итоговую черту под кошмаром последних месяцев успехом не увенчалась.

Делать ей на кладбище было нечего, дома ждал отец, которому Рита, конечно же, не сказала, куда ушла. Она развернулась и зашагала прочь.

– Бабушка, что с тобой? – услышала она тревожный голос Гоши Барковского и, обернувшись, увидела старушку, которая осела на землю.

Рита поспешила на выручку. Отдала распоряжения работникам похоронного бюро отнести бабушку Гоши под сень большой сосны, отыскала у нее в кармане летнего пальто тюбик с нитроглицерином и, вытащив две таблетки, положила их пожилой женщине под язык.

Той стало лучше, она попыталась подняться, но Рита запретила ей это делать и велела Гоше вызвать «Скорую». Медики прибыли весьма оперативно, и бабушку Гоши забрали в больницу.

К тому моменту, как «Скорая» уехала, работники кладбища уже засыпали могилу. Рита отметила, что на земляном холмике нет ни венка, ни цветочка.

Если бы скандала не случилось, а Лев Георгиевич умер от инфаркта при других обстоятельствах – например, во время изнасилования очередной жертвы, – на его похороны пришли бы лучшие люди города, кладбище было бы запружено толпой, около ограды теснились бы крутые иномарки, на могилу возложили бы кучу цветов и гору венков, а чуть позже Льву Георгиевичу отгрохали бы двухметровый мраморный памятник с портретом в полный рост и душераздирающими эпитафиями.

Но лучшие люди города сидели сейчас в СИЗО, находились в бегах, лежали в больницах и даже на кладбищах, и похороны Барковского вышли скромными.

Никто не пришел – кроме нее самой, одной из жертв Льва Георгиевича. И его сына. Пожилой матери. И пары уже давно сбежавших с тягостной процедуры родственников.