Мертвые канарейки не поют. Страница 33

Что в реке обнаружили два десятка женских трупов…

У Антона завибрировал пейджер, и он сообщил:

– Ага, главный созывает нас на экстренное совещание, и это сейчас, в одиннадцать вечера! Ну, мать, мне пора. Думается, завертелось!

Он оказался прав: завертелось, да еще с какой силой. Город, да, похоже, и вся область, пребывал в шоке, который постепенно сменялся яростными требованиями покарать тех, кто был запечатлен на пленке, прокрученной в выпуске новостей.

В ту же ночь из Москвы прибыл целый десант тамошних следователей, а вице-мэр, один из участников кровавой оргии, ушел в отставку.

Его арестовали на следующий день.

Рита все ждала, что к ней прибудут эти самые следователи, от нее потребуют объяснений, захотят узнать подробности.

Но тянулся день за днем, а к ней никто не приходил.

Наконец, когда она уверилась в том, что этого и не произойдет, ее на выходе из областной больницы, где она навещала маму, встретили вежливые молодые люди, попросили проехать с ними.

Оказавшись в кабинете с портретом президента на стене, Рита выложила сидевшим напротив нее трем мужчинам и одной женщине все, что знала.

Ничего не утаивая. Ну, за исключением пары деталей…

Она думала, что ее не выпустят, однако после многочасовой дачи показаний один из тех, кто внимал ее повествованию и задавал больше всего вопросов, кажется, самый главный, проводил ее в буфет, а на прощание крепко пожал руку и заметил:

– В Москве заинтересованы в том, чтобы осушить это провинциальное, но такое глубокое болото коррупции, криминала и разврата. Вы проявили необычайное мужество и…

Он усмехнулся и, посмотрев на нее, добавил:

– …и небывалое легкомыслие, ввязавшись в эту историю. Для вас она могла завершиться смертью.

– Но не завершилась же! – ответила Рита. – Извините, а вы мне можете сказать, что будет теперь со Львом Георгиевичем Барковским?

Тот, снова усмехнувшись, ответил:

– Ну, Лев Георгиевич – только один из фигурантов. Причем далеко не самый важный…

– Он важный! – заявила с жаром Рита. – Он наверняка один из координаторов этого клуба по интересам! Он использовал имевшийся в его распоряжении компромат для того, чтобы оказывать влияние на местных бонз. Он…

– Он в больнице, – перебил ее москвич, – у Льва Георгиевича, что неудивительно, произошел сердечный криз. И не только у него одного.

– Пытается прикинуться больным, чтобы уйти от ответственности! – заявила Рита, а следователь сказал:

– Понимаете, ваша личная история, толкнувшая вас на путь столь изощренной мести, приведшей к разоблачению этих мерзавцев, безусловно, трагическая, однако, уж разрешите мне это заметить, по сравнению с прочими преступлениями этого клуба по интересам не такая резонансная. В остальных случаях имеются трупы, в вашем же, к счастью, нет. А все остальное – это, как я понимаю, не подтвержденные уликами утверждения, которые ваш Лев Георгиевич с легкостью опровергнет…

– Но он наверняка запечатлен на одной из пленок! – не унималась Рита, а гость произнес:

– Пленки сейчас изучают, и всех, решительно всех, кто запечатлен на них, допрашивают, а большую часть уже задержали. Трое, как вам известно, находятся в бегах, но это их не спасет, они объявлены во всероссийский розыск. Барковский же, по имеющимся у меня сведениям, пока нигде не засветился – не забывайте, наиболее предусмотрительные из этих мерзавцев носили маски. Не исключено также, что Лев Георгиевич был настолько умен, что вовсе не принимал участия в этих оргиях либо прилагал все усилия, чтобы не попасть в кадр…

– Вы что, – произнесла растерянно Рита, – хотите сказать, что, в отличие от всех прочих, Барковский выйдет сухим из воды?

– Не выйдет, это я вам обещаю! Потому что эти трусливые сволочи, понимая, что их песенка спета, наперебой дают показания, очерняя один другого и желая урвать себе послабления и срок поменьше. И многие из них упоминают Барковского. Так что мы прижмем его к ногтю, пусть и не сразу.

И, снова пожав руку Рите, он произнес:

– И лучше не высовывайтесь. Мы и так на многое глаза закрываем, например, на то, что по вашему наущению в прямой эфир областного ТВ пошла эта ужасная пленка. Но ни вас, ни редакторшу, которая вам помогла, трогать не будем – нам есть кем заняться. Однако советую более в подобные дела не впутываться.

Рита пылко заметила:

– Это меня в них впутали! И всю жизнь исковеркали!

Москвич, усмехаясь, продолжил:

– На вашем месте я бы принял меры предосторожности. Например, задумался о переезде в другой город. Я могу узнать, что мы можем сделать для вас. Может, приставить к вам пару милиционеров…

– Арестуйте Барковского! – сказала Рита. – Этого будет вполне достаточно! И, кроме того, сделайте, чтобы моего отца наконец выпустили. Дело против него хоть и не сфабрикованное, он действительно хотел пристрелить Барковского, однако вы теперь знаете, по каким причинам.

– Ну, мать, ты и устроила! – заявил Антон Громыко, когда они в первый летний день встретились в кафе на набережной.

– Мы, Тоша, мы! – ответила Рита, глядя на снующие по реке катера и фланирующую по набережной публику.

Подняв бокал с соком, Громыко сказал:

– Без тебя такого шума никогда бы не вышло!

– Ты имеешь в виду, если бы Барковский меня не изнасиловал? – усмехнулась девушка, и молодой человека запричитал:

– Ну что ты такое, мать, говоришь! Кстати, ты ведь слышала, что он вчера умер.

– Умер? – спросила Рита, едва не перевернув стоявшую перед ней вазочку с мороженым. – Как это – умер?

– Скончался от обширного инфаркта вчера вечером в частной клинике, где провел последние три недели, – продолжил журналист. – Еще бы, такие переживания, такой стресс. Хотя, извини за кровожадность, лучше бы с ним случилось, как с этим банкиром, которого разбил паралич и он оказался обездвиженным, но вполне себе живым. Они заставляли свои жертвы страдать, так пусть и сами пострадают. А Барковский и тут сумел отделаться легче всех: взял себе и умер, причем без особых страданий и, судя по имеющейся информации, в течение считаных секунд.

Рита, отодвинув вазочку с мороженым, быстро произнесла:

– Наверняка это инсценировка! Где, говоришь, он умер? В этой частной клинике, у своего приятеля-доктора? Тот наверняка помог ему объявить себя покойником, и Барковский сбежал. Этому надо помешать, это надо остановить…

Антон Громыко поднял вверх руки.

– Мать, думаешь, московский десант следователей этот вариант не просчитает? Наверняка профессионалы убедятся, что Барковский на самом деле умер и что тело именно его, а не какой-то бесхозный труп. Да и сама посуди – куда ему бежать, лишившись власти, влияния и в особенности денег?

Рита закрыла глаза. Она никогда не думала, что ее мучитель может умереть. Ведь Льву Георгиевичу не было и пятидесяти, он был в отличной физической форме, такой подтянутый и моложавый.

Однако последние три недели коренным образом изменили его жизнь. Так что неудивительно, что в итоге у него случился обширный инфаркт.

Но выходит, что Антон прав – даже тут Барковский сумел обставить своих незадачливых соучастников и избежал наказания, сыграв в ящик.

Она прислушалась к тому, что в эйфории озвучивал Громыко:

– …тридцать шесть арестов, семнадцать отставок высокопоставленных чиновников, новые выборы мэра с одновременными выборами губернатора, который тоже не сумел удержаться на своем посту, шесть попыток самоубийства, одна из которых увенчалась успехом, один умерший от инсульта, и теперь, с учетом кончины Барковского, один и от инфаркта, а еще парализованный банкир…

Рита подумала о том, что отца наконец выпустили из СИЗО и он вернулся домой. Правда, это уже был совершенно другой человек, не тот веселый, добрый папа, которого она знала еще несколько месяцев назад.

Суд был перенесен, но прокуратура внезапно решила просить для Ритиного отца не реальный, а условный срок, причем минимальный, предусмотренный законом. И все в один голос уверяли Риту, что, быть может, ее отца вообще оправдают – он ведь покушался на насильника дочери.