4 месяца (ЛП). Страница 7

Так что парень, куривший в дверном проеме — не обычную сигарету — даже не взглянул в мою сторону, когда я пригнулась, чтобы взломать замок Барретта, медленно толкнув дверь, чтобы она не скрипнула, или чтобы я не удивила его слишком сильно и не оказалась с новой обжигающей дырой в полости моего тела.

Дверь слегка звякнула, ударившись обо что-то, и я потянулась в пространство, обнаружив там стакан — импровизированную систему безопасности, если кто-то ворвется сюда по собственной воле.

Возможно, я была импульсивной, но я также была осторожной.

Судя по неподвижной форме на кровати, Барретт понятия не имел о моем присутствии.

Конечно, пока я не опустилась на его кровать.

— Что ты делаешь в моей комнате? — спросил он, голос был сонным и — как знала каждая женщина — автоматически сексуальным.

— Спрашиваю, как ты меня нашел, — напомнила я ему, гадая, не относится ли он к тем людям, чей мозг не работает некоторое время после того, как его неожиданно разбудили. Я? Клянусь, мой мозг никогда не отключался. Я просыпалась с мыслями.

— Как ты сюда попала?

— Очевидно, я взломала замок. Да, — согласилась я, когда его взгляд устремился к двери. — Стакан был хорошим трюком. Но если ты действительно хочешь убедиться, в том, что никто не вошел, тебе стоит купить одну из этих «механических блокировщиков дверей». Или остановиться в настоящем отеле. Ты можешь обвязать свой ремень вокруг планки автозакрывания в верхней части двери, и никто не сможет открыть ее силой. Просто несколько советов, если ты часто путешествуешь. В любом случае, как ты это сделал?

— Почему ты убежала?

— Мне не семь лет; я не убегала , — сказала я ему, закатывая глаза. — Я уехала из города.

— Почти на четыре месяца? — спросил он, подтягиваясь на кровати, его майка обтягивала грудь, и я не могла не задаться вопросом, был ли он худым, с видневшимися ребрами, или он был худощавым с очертаниями пресса.

— Люди постоянно уезжают из города, — осторожно предположила я, зная, что этот человек работает на моего отца. И если бы отец узнал, чем я занимаюсь, он бы не обрадовался.

— Не сообщая об этом своей семье, — сказал он мне, потянулся к тумбочке и включил свет, осветив комнату. Все оказалось не так плохо, как я ожидала, судя по внешнему виду.

Ковры были немного блевотно-зеленого цвета, но чистые. Кремовые портьеры на окнах были немного пыльными, но без пятен и следов возраста. Покрывало на кровати тоже было кремового цвета с маленькими зелеными вырезами. Стильно? Нет. Но казалось, что в недавнем прошлом оно побывало в стиральной машине.

— Моя семья узнает об этом, когда все закончится.

— Что ты здесь делаешь?

— Наслаждаюсь местным колоритом.

— В своей машине возле турецкой мафии?

Я хотела знать, как долго он занимался моим делом, если он выяснил эту информацию быстрее меня.

Моя мать воспитала меня в убеждении, что склонность к соперничеству — это достоинство, что в бизнесе — а именно этого все почему-то ожидали от меня, хотя я и была немного вспыльчивой, — женщине подобает быть сильной, быть готовой сражаться зубами и ногтями, потому что все знали женщинам приходилось работать вдвое усерднее, чтобы получать две трети того, что получали мужчины, которые иногда прикладывая лишь минимум усилий.

Тем не менее, это было помехой во многих отношениях, чем-то таким, что, возможно, следовало умерить, а не разжигать, когда я была молода, чтобы реальные перемены стали возможны.

Я хотела знать, что я лучше, быстрее, умнее.

Даже если этот парень был мне совершенно незнаком.

— Этого места даже нет на карте, — сказал он мне, пожимая плечами, когда потянулся вверх, чтобы надавить пятками ладоней на глаза. — Не нужно слишком много работы, чтобы сложить два и два.

Черт возьми.

Мне потребовалось немного больше.

Прошла целая неделя, прежде чем я догадалась об этом.

Возможно, он знал Филадельфию лучше, чем я.

Но даже когда я думала об этом, я знала, что это не оправдание.

— Кларк.

— Да?

— Уезжай.

Грубость не беспокоила меня. Я ценила людей, которые говорили то, что думали и имели в виду, даже если это было не по-доброму. Это облегчало жизнь. Энергия, потраченная на то, чтобы понять человека, могла быть использована более эффективно на другие, более важные вещи.

— Я так и сделаю. Как только ты мне ответишь.

— Ты не очистила свои карты.

— Мои… что?

— Приложение «Карты» на твоем телефоне, — сказал он мне, прижимая тыльную сторону ладони ко рту, когда зевнул. Очевидно, он был человеком, который действительно нуждался в отдыхе. А я? Я всегда была слишком взвинчена, чтобы хорошо спать или вообще много спать. — Ты обыскивала это место. Прикинул, что ты будешь именно здесь ошиваться.

— Черт, — проворчала я, потянувшись вверх, чтобы смахнуть часть быстро высыхающих волос на другую сторону головы. — Ну, теперь я знаю лучше. — Думаю, мне придется пойти по старой школе и распечатать указания с веб-сайта, а затем очистить историю. — Что, по-твоему, я здесь делаю? — спросила я, удивляясь, как много он понял из тех крошек, которые я оставила.

— Не знаю. Ты мне скажи. Наркотики. Секс с каким-нибудь придурком…

Я не могу утверждать, что всегда выбирала хороших мужчин. На самом деле, моя мать и друзья, скорее всего, сказали бы прямо противоположное.

В двадцать один я начала встречаться с Кенни. Обычные отношения, но мы расстались, так как он много пил. Потом был парень из группы, за которым я бегала месяцами, питаясь любыми объедками, которые он мне скармливал. И инвестиционный банкир, который казался идеальным на бумаге. Только в то время я не знала, что среди его бумаг были свидетельства о браке и рождении ребенка. Подонок. После него был долгий — и продолжающийся — период одиночества. Мужчины отвлекали. Они часто разочаровывали. Кроме того, согласно исследованиям, одинокие женщины были счастливее замужних. Так что… да. Я, знаете ли, заботилась о себе и все такое, оставаясь одинокой, сосредоточив все внимание на себе.

И уж точно не принимала наркотики.

— Я не принимаю наркотики, — сообщила я ему, слегка обидевшись. С наркотиками все было не так, как раньше, когда только неблагополучные люди с «неправильной стороны» города принимали наркотики или нюхали их. Это было проблемой во всех домах, начиная с проектов и заканчивая особняками.

Я не так хорошо реагировала на алкоголь, как раньше, поэтому решила, что все, что покрепче, будет кошмаром. Мне не нужно было ничего другого, чтобы сделать меня более энергичной. А «даунеры» — такие как алкоголь — иногда оставляли меня в депрессии на несколько дней (прим. Даунеры — уличное жаргонное название любого лекарственного средства, имеющего расслабляющий, успокоительный эффект).

У кого в жизни есть на это время?

У меня были дела.

Мне нужно было доказать, что люди ошибаются.

— Значит, встречаешься с придурками, — предположил он, потянувшись к тумбочке за «Милки Вэй», напомнив моему желудку о его пустоте.

— Ну, и да, и нет.

— Ты не можешь отвечать на вопрос двояко.

— Да, я встречалась с долей придурков. Но нет, сейчас я ни с кем не встречаюсь. Хочешь пиццу?

При этом его голова слегка дернулась назад.

— Что?

— Пиццу. Хочешь? То есть, честно предупреждаю, я хочу с грибами и луком. И меня не переубедить.

— Ты врываешься в мою комнату и спрашиваешь, не хочу ли я пиццу?

— Ну, ты явно голоден. И я умираю с голоду…

Ссутулив брови, он смотрел на меня глазами, меняющими настроение.

— Сейчас три часа ночи.

— И мы в большом городе, — напомнила я ему. — Здесь всегда открыта пиццерия. Так ты со мной? — спросила я, доставая свой сотовый, который я взяла с единственным намерением выбросить его , когда закончу.

— Пепперони, — решил он, все еще глядя на меня напряженными глазами, которые говорили о том, что он пытается меня понять.

— Отлично, — вздохнула я, открывая вкладку, чтобы найти свободное место. — Ох, — сказала я мгновение спустя, разговаривая по телефону со слишком веселой девушкой. — И чесночные кольца. Ты хочешь чесночные кольца? Потому что все четыре из них мои.