4 месяца (ЛП). Страница 17

Тогда я решила, что все, кто предпочитает жаркое, знойное лето хрустящей, прохладной зиме, просто не в своем уме.

— Ты связалась с турецкой мафией , Кларк, — напомнил он мне. — Насколько я знаю, они тебя раскусили.

— Значит… это «да»?

— Это «да» чему?

— Ты беспокоился обо мне.

— Я… — его голос прервался, взгляд метнулся в сторону. — Я опасался.

— Я уверена, что это синоним слова «беспокоился», — сообщила я, посылая ему небольшую улыбку, и повернулась, бросив полотенце на стойку, решив, что я уже настолько остыла, насколько могла, пока не приму нормальный душ. — Итак, сравни для меня. Насколько грязный этот твой офис?

— Он… не чистый, — признал он, по-мальчишески застенчиво, пригнув подбородок.

— Сколько кружек? — спросила я, подергивая губами.

— Сколько новых я купил или…

— Ты безнадежен, — заявила я, выходя из ванной, задевая его плечом, и посмотрела на сумку, раскрытую на кровати, где я хранила заначку закусок для поздних вечеров, когда я не могла найти ни одного открытого места, где можно было бы сделать заказ. А этот отель не был захолустьем, но и не был заведением с обслуживанием номеров. — Уже поздно, — сказала я ему.

— Да. Я просто хотел убедиться, что ты попала внутрь. Я собираюсь спуститься и снять комнату.

— Ну, пока ты этим занимаешься, я собираюсь быстренько сходить в продуктовый магазин. Мои запасы закусок сильно истощились. Хочешь, я принесу тебе что-нибудь?

— Я, ах…

— Что? — потребовала я, слишком уставшая и голодная для такой беготни.

— Я забыл свою зубную пасту, — признался он. — Только «Брэд» со вкусом сладкой мяты.

— А зубная щетка тебе тоже нужна?

— Нет. Я держу запасную в машине. Но ты не можешь хранить жидкости, потому что…

— О, я знаю, — оборвала я его, потянувшись к своей сумке. — У меня был неприятный инцидент с тюбиком лосьона и буквально всем, что было в моем багажнике в прошлом году.

— Хорошо. «Брэд» сладкая мята. Напиши мне номер своей комнаты, — потребовала я, повернулась и ушла.

Полчаса спустя я возвращалась в свою комнату с сумками в руках, тихо проклиная Барретта за то, что он не перезвонил мне, пока я искала свою ключ-карту, и тут моя дверь распахнулась.

— Ты оставила это на стойке в ванной, — сказал он мне, размахивая ключ-картой.

— И ты взял ее, потому что…

— Потому что я планировал вернуться, чтобы украдкой взглянуть на тот блокнот, который ты выбросила из сумочки перед уходом, — сообщил он мне, даже не потрудившись соврать.

— Ты хреновый следователь, если я тебя поймала, — сказала я ему, проталкиваясь внутрь, чтобы бросить сумки на кровать.

— Вообще-то, там не было комнат, — сказал он мне, заставив меня слегка выпрямиться, и меня осенило понимание.

Ему негде было остановиться.

Он выглядел слишком уставшим, чтобы вести машину.

В моей комнате была только одна кровать.

Двуспальная.

Кровать, конечно, была достаточно большой для двух человек, но она была тесной, интимной.

Мысль о тесноте, интимности с Барреттом заставила мой пульс ускориться, заставляя меня осознавать, что он стучит в горле и на запястьях.

— О, — неуверенно сказала я, поворачиваясь, чтобы посмотреть на него, пытаясь оценить его реакцию. Но это был один из тех случаев, когда он показался мне странно пустым, лишенным выражения, может быть, немного безэмоциональным. — Ну… Я имею в виду… ты можешь остаться здесь. До тех пор, пока у тебя нет жутких привычек во время сна.

— Что значит «жутких привычек во время сна»? — спросил он, сведя брови вместе.

— Ну, ты знаешь. Плакать во сне. Кричать в подушку. Рисовать пентаграмму на полу и обещать свою душу Сатане… типа того.

— Меня беспокоит, с какими людьми ты делишь постель. — Это был случайный комментарий, но в то же время немного личный. Мы не слишком часто говорили о таких вещах, предпочитая такие темы, как события, происходящие в мире, наши мнения о них. И все в таком духе. Не говоря о бывших сексуальных партнерах.

— Я знала одного человека, который во сне заново переживал свои школьные футбольные матчи, — сообщила я ему, поджав губы. — Он подбадривал себя и говорил о себе в третьем лице.

— А что он делал, когда проигрывал?

— Хныкал, — сказала я ему, улыбаясь, когда его губы скривились. Он не был человеком, склонным к веселью, поэтому я почувствовала, что чего-то добилась, изобразив это на его лице. — Хорошо, у меня есть чипсы, печенье и попкорн с белым чеддером, что, в общем, всегда хорошая идея. О, и я купила тебе лимонно-лаймовую содовую, которую ты так любишь.

— Вместе с энергетическим напитком? — спросил он, взяв упаковку с содовой и поставив ее на тумбочку, ближайшую к двери, явно претендуя на свою сторону кровати. Я, конечно, могу быть немного «морской звездой» во сне, но он мог просто узнать это на собственном опыте.

Я не думала о чем-то необычном, когда в его холодильнике вдруг появился энергетик, просто подумала, эй, многие люди пьют его, может, и он тоже. Мне и в голову не приходило, что эти два вкуса были теми которые мне нравились — энергетический напиток «Х S ». Совпадения случались.

Но теперь, когда он упомянул об этом таким знающим голосом, я никогда не видела, чтобы они пропадали, когда меня не было рядом, чтобы их пить. Я никогда не видела их на его столе или в его корзине.

Он покупал их для меня.

Потому что, скорее всего, он видел их в моей корзине, когда был у меня в квартире.

Это было очень наблюдательно.

И… мило?

Я думала, что это мило.

Возможно, кому-то другому это показалось бы жутким. И так бы и было, если бы я не знала, что его наняли, чтобы он рылся в моих вещах и собирал обо мне информацию.

Так что я решила, что это мило.

— О, и твоя зубная паста, — сказала я ему, нуждаясь в смене темы разговора и чувствуя странное теплое сжатие в груди. Я швырнула коробку в его сторону, наблюдая, как опускается его лицо, как он тянется к ней, словно к змее, которая может его укусить.

— Это «зимняя мята».

— Я знаю.

— Я сказал «сладкая мята».

— Да, я знаю. Я смотрела. Я даже спросила парня из того отдела. Он сказал, что в их магазине нет такого вкуса. Я просто принесла тебе то, что у них есть. По моему скромному мнению, лучше это, чем ничего, когда речь идет о зубной пасте.

— Это должна быть «сладкая мята», — сказал он мне, в его голосе появились странные нотки. Почти расстройство? Может быть, нотка отчаяния?

Но… нет.

Этого просто не может быть.

Это была просто зубная паста.

Никто не расстраивается из-за зубной пасты. Она буквально была у вас во рту всего две минуты два раза в день. Ничего страшного.

Но когда мой взгляд остановился на его лице, ошибиться было невозможно.

У него была какая-то внутренняя паника, какое-то безумие.

Из-за зубной пасты.

Он уронил коробку, поднял одну руку, чтобы начать чесать внутреннюю часть руки.

Что-то во всей этой ситуации заставило мой желудок сжаться, заставляя меня чувствовать себя совершенно не в своей тарелке, не совсем понимая, что происходит, но зная, что это в какой-то степени важно, что я не могу просто пожать плечами, сказать что-то язвительное по этому поводу.

— Ах, я сейчас вернусь, — решила я, взяла свой телефон, ключ-карту и направилась в холл.

Там я потратила десять минут, обзванивая всех подряд, чтобы узнать, кто открыт и может иметь в наличии его сладкую мяту.

— Эй, Барретт? — позвала я в комнату, наблюдая, как он вздрогнул, но не повернулся. — Я сейчас вернусь, хорошо?

Ответа не последовало. И я решила, что приступ паники все еще держит его в объятиях, поэтому я просто повернулась и выбежала, взяла зубную пасту, повернула машину обратно к отелю и начала собирать все воедино.

Он был немного наглым, грубым.

Безумно умный.

У него была отличная память.

Острое внимание к деталям.

Дерьмовые социальные сигналы.

Потерян в собственной голове.