Попав в Рим (ЛП). Страница 43

— Нет.

Я наблюдаю, как он осторожно проводит пальцем по бархатистому лепестку длинностебельного цветка рядом со стойкой, и меня пробрасывает дрожь после моего последнего фантазийного сценария.

— Тебе нужно поговорить с Энни?

Снова получаю «нет».

— Тогда идёшь на рынок?

Он переминается с ноги на ногу и качает головой.

— С продуктами у меня всё в порядке.

Боже, Ной всегда загадочен, но это уже слишком. И неловко. Он стоит здесь, буквально вибрируя от нервной энергии, и это начинает нервировать меня. Я уже потею. Ещё одна тревожная минута – и на моей рубашке проступят пятна пота.

Почему он просто стоит здесь? Почему не говорит?

Я не единственная, кто это замечает. Мэйбл громко вздыхает через весь зал и практически кричит:

— Да ради всего святого, парень! Он пришёл ради тебя! Ной, давай уже пригласи даму на свидание, чтобы мы все покончили с этой бочкой неловкости!

Моё лицо пылает. Наверное, кажется, будто я только что окунула его в чан с томатным соком. Ной слегка ухмыляется, в уголках его глаз собираются морщинки.

— Я освободился пораньше и иду на рыбалку. Это было в твоём списке, так что я подумал заехать и спросить…не хочешь со мной?

Провести день с Ноем? Не знаю. Я как раз пыталась держаться от него подальше, чтобы это странное напряжение между нами наконец утихло. Поэтому завтра я планирую весь день провести с Джеймсом. Я думала, Ной и я на одной волне — что он сам захочет, чтобы я держалась от него подальше, раз уж он провел прошлую ночь в доме Джеймса. Но когда я смотрю в его глаза, моя решимость тает. Пусть я и запуталась, но отказать ему я не смогу, даже если бы попыталась.

Хотя, конечно, сначала я должна его позлить.

Я слегка наклоняюсь, опираюсь локтями на стойку и подпираю подбородок костяшками пальцев.

— Почему? Скучал?

Он закатывает глаза, но уголок его рта дрогнул.

— Абсолютно нет. Просто стараюсь соответствовать званию «Мистер Гостеприимство».

— Ты скучал. Ты просто ходил по магазину мрачнее тучи, потому что не знаешь, что делать без меня, вечно лезущей в твою жизнь.

— Ты идешь или нет?

Я обхожу стойку и встаю рядом с ним, кокетливо глядя на него, как диснеевская принцесса.

— Тебе было так одиноко без меня?

Он начинает подталкивать меня к двери, положив руку мне на поясницу. Похоже, я все-таки иду с ним.

— Было чертовски спокойнее, чем сейчас.

— Просто признай, что скучал! – Я делаю слабую попытку затормозить, но он продолжает вести меня, касаясь моей спины так, будто делал это тысячу раз. Будто тепло его руки, проникающее сквозь ткань моей рубашки, не разливается по коже током. Будто я не пошла бы с ним куда угодно добровольно.

— Энни, я забираю эту избалованную поп-звезду у тебя на остаток дня.

— Аннабель! Заставь его признаться, что он скучал! – кричу я через плечо. Мельком вижу улыбающуюся Энни и хихикающую Мэйбл, прежде чем Ной закрывает за нами дверь.

— Тихо ты, – говорит Ной, останавливаясь и глядя на меня, когда мы выходим на улицу. Меня переполняет смех, который я не могу сдержать, даже если бы захотела. Это тот самый счастливый смех, от которого слабеют колени и хочется упереться руками в бедра, чтобы не рухнуть на землю.

Взгляд Ноя опускается к моим губам. Он задерживается там на полный вдох и выдох, прежде чем он снова поднимает глаза.

— Я скучал.

Мой смех обрывается.

Сердце пропускает удар.

Губы приоткрываются.

Но прежде чем я успеваю ответить, он добавляет:

— Но ты все равно жутко меня бесишь.

Как он умудряется сказать это так, что у меня снова возникает ощущение, будто я в той волшебной ванне с пеной?

Когда я была маленькой, во дворе нашего дома рос дуб. Огромный. Летом я любила сидеть у его подножия, прислонившись спиной к стволу, и слушать музыку. Иногда я брала гитару, играла, сочиняла песни и впитывала каждый лучик солнца. Под этим дубом, с теплом солнца на коже, ничто плохое не могло до меня дотронуться. Ни одно место в мире больше не давало мне такого чувства абсолютного, согревающего душу покоя.

До этого момента.

Моя рука свешивается из окна грузовика Ноя, а мой старый друг Солнце разжигает нашу былую любовь, целуя мою кожу. Ветер играет моими волосами, а рядом – Ной, его рука небрежно лежит на руле. На его идеально очерченном лице – мягкая ухмылка. И когда я говорю «идеально», я не имею в виду классическую красоту. Ной – не красавчик в привычном смысле. Его лицо загорелое, с щетиной. Веснушки на переносице – слишком много солнца, слишком мало крема. Над бровью и над губой – маленькие шрамы. Наверное, он получил их в драке в детстве. Кто-то обозвал его лучшего друга, и он вступился. Но эта уникальная смесь грубоватых шрамов, длинных густых ресниц и ярко-зеленых глаз должна быть вне закона. На уровне с метамфетамином.

Мы едем в тишине, если не считать шума ветра. Я украдкой бросаю на Ноя взгляды, когда уверена, что он не смотрит. Обычно мне нравится тишина между нами. Но сейчас я чувствую беспокойство – и, казалось бы, оно должно противоречить тому покою, что я испытываю, но нет. Они идут рука об руку.

Это чувство спокойствия и умиротворения говорит мне: что-то безусловно изменилось. Ной задел во мне какую-то струну, и теперь она дрожит. Мне нужно подергать ногой. Собрать волосы в хвост. Проверить телефон, убедиться, что там по-прежнему нет сети, и снова его выключить.

Ной замечает, но его единственная реакция – едва заметный подъем брови. Он знает: если я захочу об этом говорить, я сделаю это сама. Он не из тех, кому нужно постоянное подтверждение – то, что я раньше принимала за ворчливость, на самом деле просто его искренность.

И именно поэтому я сейчас умираю здесь, наедине с его телом…в то время как мое тело хочет заставить его остановиться, чтобы я могла забраться на него. Неужели я только вчера не напомнила себе, что нужно перестать поддаваться этому влечению к Ною? Не копаться в причинах, по которым я ловлю каждое его намеренно сказанное слово. Я решила держаться от него подальше. Совсем подальше. Воздвигнуть между нами чертову крепость. Но вот она я – глазами скольжу по линиям его лица, будто изучаю карту, которую хочу запомнить.

Нам нужна музыка, чтобы заполнить эту тишину.

Я наклоняюсь вперед и включаю его радио. Статический шум – интересно, слушает ли он вообще музыку? – поэтому я переключаю на ближайшую станцию. Звучит кантри. Старая песня Джорджа Стрейта наполняет воздух и идеально сливается с ветром. Я не фанат кантри, но вынуждена признать: что-то в нем идеально сочетается с золотым солнечным светом и теплым днем. Я закрываю глаза и откидываю голову на подголовник, наслаждаясь моментом покоя.

За эти несколько дней я почувствовала, как части меня снова оживают. Как когда отсидишь ногу, а потом встаешь и расхаживаешься. Сначала покалывает и неприятно, но потом кровь возвращается, и ты снова можешь двигаться нормально.

Наш уютный момент внезапно обрывается, когда включается другая песня, полностью меняя атмосферу поездки. Это дуэт Фэйт Хилл и Тима Макгроу. Настолько сексуальный, что я готова провалиться сквозь землю. «Давай заниматься любовью…всю ночь напролет…пока не иссякнут силы…» Я резко открываю глаза и смотрю на Ноя. Его рука сжимает руль, но больше никаких признаков того, что он так же внезапно напряжен, как и я. Интересно, попытается ли он переключить станцию, но он этого не делает. То ли потому, что не хочет выдавать свой дискомфорт, то ли потому, что хочет проверить, действуют ли на меня эти слова…А может, ему просто смешно.

Так или иначе, я резко наклоняюсь и переключаю станцию.

— Фух! – громко восклицаю я, пытаясь скрыть неловкость и то, что едва не сломала ручку настройки от силы, с которой ее крутанула. — Ты не против, если я немного поищу волну? Сегодня я не в настроении слушать кантри.

Уголок его рта дергается вверх.

— Жаль. Это одна из моих любимых.

Я кошу на него взгляд и продолжаю переключать, заставляя его усмехнуться.