Попав в Рим (ЛП). Страница 37

Я улыбаюсь, и меня накрывает облегчение. Они действительно собираются защищать меня. Эти женщины, которые мне ничего не должны, прячут меня. Ной снова сжимает мою руку, словно читает мои мысли.

— Так…вы её не видели? – снова спрашивает мужчина. Он звучит скептично. Или, может, просто пытается разглядеть макушку Вирджинии.

— Боже, нет! Ой, но погодите! Это она там, через улицу?

— Где? – лихорадочно спрашивает он, как раз когда Ной разворачивается ко мне и начинает тянуть меня за руку к задней двери. Я оглядываюсь и вижу, что весь салон собрался у окна, создавая стену между мной и папарацци. Я ловлю взгляд Хизер, беззвучно говорю «спасибо», и она подмигивает, прежде чем снова повернуться к мужчине.

Она тычет пальцем куда-то за его спину:

— Вон там! Видишь ту женщину?

— Мэм…это пожилая дама с тростью.

— О…ха! Видимо, мне правда пора заказывать очки.

Это последнее, что я слышу, прежде чем мы с Ноем выскальзываем в переулок. Его пальцы всё ещё переплетены с моими, и мне приходится делать три шага на каждый его один. Мы тихо петляем между мусорными баками к парковке. Выбежав из переулка, Ной жестом показывает мне ждать, пока он сам выходит на парковку и осматривается. Что-то в его лице сейчас выглядит смертельно опасным. Будто он Джейсон Борн и такие ситуации для него – обычное дело.

Добравшись до своего грузовика, он встречается со мной взглядом своих зелёных глаз и едва заметно кивает: путь свободен. Я пригибаюсь, бегу в полусогнутом положении, прикрываясь рядом машин, пока не оказываюсь у грузовика Ноя. Мы запрыгиваем внутрь одновременно, и когда двери захлопываются, я выдыхаю и опускаюсь на сиденье. Он делает то же самое.

Здесь тихо и безопасно. Прямо как с Ноем.

— Спасибо, что вытащил меня оттуда, – говорю я, поворачиваясь к нему.

Он смотрит на меня. Не улыбается. Не хмурится.

Ной не отвечает, но поднимает руку и осторожно проводит пальцами по краю моей новой чёлки. Я совсем забыла про стрижку. Я даже ещё не видела её, но очень надеюсь, что получилось как у Зои Дешанель с фото, которое я показала Хизер для вдохновения, а не как на тех снимках из журналов, которые убеждают читательниц никогда не стричь чёлку самим.

— Я струсила и не стала стричься полностью, – говорю я, чувствуя лёгкую неловкость. — Но я давно хотела чёлку, а Сьюзан всегда отговаривала, говорила, что она не подойдёт к форме моего лица.– Мне хочется закрыть глаза от ощущения его грубых пальцев на коже. Голос дрожит, пока я продолжаю болтать: — Очень надеюсь, что она ошибалась. Но теперь уже поздно. В крайнем случае, отрастёт. А если выглядит ужасно – можно заколоть.

Он убирает руку, и я поднимаю взгляд на его вечно-зелёные глаза. Его челюсть напрягается, он поворачивается вперёд, хватается за руль одной рукой и заводит двигатель другой.

— Чёрт возьми, – шепчет он, а затем снова смотрит на меня. — Ты выглядишь очень красиво.

Улыбка рождается в душе, прежде чем добирается до губ.

— Ты говоришь это так, будто это что-то плохое.

— Для меня – да.

И это всё, что он говорит, прежде чем даёт задний ход и везёт нас домой в ошеломлённой тишине.

Глава двадцать вторая

Ной

Я сажу себя на диету. Будет тяжело, но я исключаю все контакты с Амелией. Сегодня всё вышло из-под контроля. Кажется, я прикасался к этой женщине миллион раз, и каждый раз, когда я говорил себе «уйди, займись чем-нибудь ещё», я почему-то оказывался ещё ближе к ней.

Мы даже вместе готовили ужин. УЖИН. Ну, ладно, это я готовил, а Амелия помогала – посыпала суп солью и перцем, когда я её попросил. Мы ели куриный суп. Как пара старичков, проживших вместе тридцать лет, сидели на диване плечом к плечу, смотрели «Jeopardy!» (потому что больше ничего не шло по базовым каналам) и в унисон хлебали суп.

Амелия – активный зритель. Она выкрикивала ответы в телевизор, а я всю вечеринку пытался не пялиться на неё. Так что, можно сказать, мы оба сегодня были заняты. А потом, когда она случайно задела меня рукой, ставя пустые тарелки в раковину, я чуть не закатил глаза от своей же реакции. Будто меня ударило током. Простое касание руки не должно так действовать.

Сегодня я понял, что всерьёз рискую влюбиться в неё. И это проблема, потому что я – тот самый преданный тип, который влюбляется слишком быстро и слишком сильно. Я не умею сохранять лёгкость. Ненавижу лёгкость. Для меня это бессмысленно. Как городские девчонки в шапках «Carhartt».

Так что да, я заперся в своей спальне до конца вечера, чтобы не натворить ещё больше глупостей. Сижу на кровати с книгой на коленях. Вот только один и тот же абзац перечитал уже четыре раза. Я отвлекаюсь на собственную зависимость от Амелии. Каждый раз, когда слышу, как её босые ноги шаркают по коридору, я вздрагиваю. Нельзя трогать эту дверную ручку.

«Ты можешь прожить без неё один чёртов вечер, Ной. Ты же жил без неё все эти годы до встречи».

Но вот она снова идёт, и я опускаю книгу. Сердце колотится быстрее, когда я замечаю её тень в щели под дверью. И ещё я понимаю, что не до конца закрыл эту чёртову дверь. Она прикрыта, так что Амелия не видит меня, но всё же…Достаточно лёгкого нажатия, и дверь откроется.

Она стоит там, и я знаю – она думает, зайти или нет. Вроде бы я не хочу, чтобы она заходила. Я специально держал свою комнату закрытой, не хотел, чтобы она узнавала меня ближе. Это место слишком личное. Здесь слишком много меня. Мне нравится контролировать, какую часть себя я показываю Амелии, а если она войдёт сюда – это будет скользкая дорожка к тому, чтобы раскрыться полностью.

Тень исчезает, и я снова могу дышать. Она же не ворвётся сюда просто так. Я снова поднимаю книгу и приказываю себе сосредоточиться на чтении.

Глава двадцать третья

Амелия

Не ходи туда, дура! Уф.

Я веду себя как полная идиотка. Ной ушёл в свою комнату, чтобы отдохнуть от меня, я это знаю. Так с чего бы мне вдруг пойти искать его? Вот только его дверь не закрыта до конца. И эта дверь будто обзавелась мультяшными глазами и ртом – она прямо подмигивает мне. Дразняще приподнимает бровь. Немного приоткрывается, словно заманивая меня внутрь. Искушение.

Я отхожу от двери и, чтобы выкинуть Ноя из головы (а заодно и мысли о том, как сильно я хочу сейчас быть рядом с ним), иду на кухню и звоню Сьюзан. Оченььь не хочется, но я не могу полностью забыть о своих обязанностях. Хотя бы проверюсь, чтобы она знала: меня не похитили. Может, тогда её бесконечные письма станут чуть реже.

Набираю номер Сьюзан и жду. Звонок идёт так долго, что я уже надеюсь на голосовую почту – хотя бы скажу, что пыталась дозвониться. Но вдруг линия оживает.

— Ну что, весело играешь в дом? – вот её первая фраза. Сердце падает. Я знала, что она не будет в восторге, но не ожидала такой резкости сразу.

— Эм…о чём ты?

— О том парне, которого ты взахлёб расхваливала в прошлый раз, – отрезает она. — Полагаю, из-за него ты до сих пор прячешься, где бы ты ни была. Только скажи, что всемирно известная звезда не собирается заводить отношения с каким-то заурядным пекарем, который тебя недостоин?

— Боже, Сьюзан. Это жестоко, тебе не кажется? Он замечательный.

— О господи, ты серьёзно. Ты рассматриваешь этот вариант. – Она фыркает. — Честно, я не могу поверить, что ты до сих пор тратишь там время. Всё это заставляет меня беспокоиться о твоём психическом состоянии.

— ХА! – я резко смеюсь, но в этом смехе нет ни капли веселья. — Теперь ты беспокоишься о моём состоянии? Я пытаюсь тебе сказать, Сьюзан, что чувствую себя лучше, чем за последние годы. Мне нужен был перерыв. – Хватит с меня извинений за то, что я взяла отпуск.