Развод в 50. Двойная жизнь мужа (СИ). Страница 5

— Что и? — устало выдыхаю, и попутно тру виски.

— Озвучу тебе, как можно будет подать на развод. — он добавляет глухо и явно без желания, а я поджимаю губы и глубоко вдыхаю: — Но даже если ты получишь назад свою Лебедеву…это не значит, что я сложу руки и не буду пытаться тебя вернуть, Марта. Запомни.

Невольно брови немного вскидываются от такой самонадеянности, но как только я хочу что-то ответить, то слышу уже сброшенный звонок.

В решительности Гордею не отнимать, но это не просто новый закон их думы, новый контракт или новый бюджет. Несмотря на более простую схему у нас сложнее…потому что это полностью разрушенные жизни. И в первую очередь, Гордей пустит под откос мою.

Откладываю телефон, глубоко вдыхая. Наверное, в какой-то степени я бы хотела увидеть эту женщину…Но почему-то если я увижу ее воочию, то это обретет какие-то нестираемые черты. А это мне совершенно точно не нужно. Достаточно слов Гордея.

Но как и любая женщина, оказавшаяся в такой ситуации, в моей голове в прямом смысле ежечасно вырисовываются разные образы. Брюнетка, блондинка, молодая, взрослая…веселая и милая? Или напротив роковая и сексуальная?

Откидываю голову на подголовник и качаю ей в попытке согнать эти совершенно ненужные мне картинки. Я не должна позволять себе закапываться в этой паранойе.

Повторный звонок телефона разрывает пространство, и я вижу фото дочери.

— Ева, милая, — с улыбкой отвечаю ей, но на том проводе слышу лишь нелицеприятные чертыхания.

— Какого черта, мам?! — она буквально верещит в трубку: — Папа опять заблочил мне все! Сколько уже можно?!

Прикрываю глаза с глубоким вдохом. И что бы ни было у нас с Гордеем, в нашей жизни это не впервые.

— Ева, что ты опять натворила?! — устало спрашиваю, потому что Гордей не сумасшедший и делает это, если только видит причину: — Ев!

Она замолкает, и я понимаю, что рыльце снова в пушку.

— Я все лишь израсходовала лимит! — канючит жалобным тоном, а мне тут же и самой материться хочется.

— Ев, отец тебе говорил, гулять на сто с лишним тысяч за ночь, не слишком ли шикарно?! — приходится шипеть в трубку, хотя буквально хочется показать весь тембр голоса как в аудитории.

— Мам! Ты хотя бы не начинай! — считаю до трех, но впервые наверное мне не хочется выступать буфером между Гордеем и Евой.

Несмотря на то, что мы оба не смогли дать должную любовь в силу своей работы и тем самым баловали ее всяческими подарками, я все равно старалась ограждать ее от слишком категоричных мер мужа. С сыном это одно, да и он уже взрослый, но Ева…

— Ева, позвони отцу, ты же с ним не говорила еще, — я не готова пока говорить ей, что происходит у нас, и полагаю, в конце концов, они способны сами договориться.

— Ну мама… — она буквально хнычит, а я снова задумываюсь.

Как бы муж мне не сделал больно, он все таки в своих более жестких методах гораздо эффективнее, нежели я. По крайней мере, пару раз до этого, это помогало.

А мне нужна пауза, мне нужно следовать сейчас своему плану, чтобы абстрагироваться в играх с внуком, и после как раз осветить новости на всю семью и понять, как действовать и жить дальше.

Глава 8. Марта

Я пыталась спать этой ночью в питерском отеле, но это оказалось невозможным. Мысли, как назойливые мухи, кружились вокруг одной и той же боли. В голове — бесконечные повторения вчерашнего разговора с Гордеем. Его слова, его оправдания. Всё это как горькая пилюля, которую я не могу проглотить.

Он выбрал её. Пусть он сказал, что это было «ошибкой», что «ничего серьёзного», что любит меня, но в его поступке была целенаправленность. Он предал. Он сознательно разрушил то, что мы строили десятилетиями.

Я вытираю уголок глаза, где предательски собирается слеза. Я не хочу плакать сейчас. Не в этом поезде, не перед чужими людьми. В груди всё горит, а на душе тягостно. Неужели это конец? Такой нелепый, безжалостный финал?

Сапсан прибывает точно по расписанию. Я схожу с платформы, и ветер Москвы встречает меня ледяным шлепком по лицу. Город выглядит суматошным, как всегда, и в этом хаосе я вдруг чувствую себя бесконечно маленькой.

Кирилл ждёт меня у выхода из вокзала. Его широкие плечи, темная куртка и лицо, в котором я вижу всё: и заботу, и настороженность, и, возможно, остатки недоумения. Когда я подхожу ближе, он открывает для меня дверцу машины, ни слова не говоря.

Усаживаюсь на пассажирское сиденье и чувствую, как от усталости сразу тяжелеет тело. Кирилл обходит машину, садится за руль, включает двигатель.

— Привет, мама, — его голос звучит мягко, но с оттенком напряжения. — Как ты?

— Устала, — отвечаю честно.

Он кивает и какое-то время молчит, будто собирается с мыслями. Мы трогаемся с места, и я смотрю в окно, на мелькающие витрины и серые фасады.

— Ты же понимаешь, что мы с тобой, — говорит он через несколько минут. — Всё, что нужно, мы сделаем. Просто скажи.

— Спасибо, Кирилл. Я знаю. Но пока мне нужно немного времени. Просто... прийти в себя.

Он снова кивает. За рулём он всегда сосредоточен, но сейчас я вижу, как хочет сказать что-то ещё.

— Знаешь, папа мне звонил, — вдруг говорит он, не отрывая глаз от дороги.

Я напрягаюсь.

— Что он сказал?

— Хотел узнать, видел ли я тебя. Сказал, что волновался.

Я тихо усмехаюсь, но улыбка выходит горькой.

— Он волнуется о себе, Кирилл. Не обо мне.

Сын коротко вздыхает, словно собирает в себе терпение.

— Мам, ты точно уверена, что хочешь развод? Может, стоит хотя бы… ну, вы всё-таки столько лет вместе.

— Кирилл, — перебиваю я мягко, но твёрдо. — Это не обсуждается. Я его люблю. До сих пор. Но я не могу это принять. Не могу снова доверять ему. И я не собираюсь ставить свою жизнь на паузу, чтобы ждать, когда он решит, что снова хочет быть верным.

Он молчит, а потом медленно кивает, будто наконец принимает мое решение.

— Хорошо. Тогда мы будем рядом. Ева, малыш… я… Мы все будем рядом.

Кирилл привозит меня к себе домой. В уютном загородном коттедже уже слышны тихие звуки телевизора и легкий смех: его жена Лиза и их маленький сын, мой внук. Я захожу внутрь, и меня тут же обволакивает тепло. Невестка выходит из комнаты с ребёнком на руках, улыбаясь мне.

— Привет, Марта. Как поездка?

Я обнимаю её, на мгновение чувствуя, как острота боли немного стихает.

— Привет, дорогая. Всё хорошо. Просто рада быть дома.

Она, похоже, хочет что-то сказать, но замечает мою усталость и только мягко улыбается.

— Мы с Кириллом приготовим чай. Садись, отдыхай.

Я опускаюсь на мягкий диван, и внезапно малыш, теплый и удивительно легкий, оказывается у меня на руках. Он улыбается, смотрит на меня огромными глазами, будто понимает всё, что я переживаю. Я улыбаюсь в ответ.

В этот момент понимаю, что ради таких моментов я буду продолжать идти вперёд. Несмотря на всю боль, несмотря на разбитое сердце, я найду силы. Ради Кирилла. Ради Евы. Ради этого маленького чудесного создания, которое так невинно смотрит на меня.

Я вдыхаю его лёгкий детский запах и понимаю, что теперь у меня есть новый смысл.

Ванечка начинает потягиваться у меня на руках, его крохотные пальчики сжимают воздух, и я чувствую, как сердце немного оттаивает. Это мгновение могло бы стать тихой передышкой в круговороте боли и беспокойства, но дверь в комнату распахивается так резко, что я почти вздрагиваю.

На пороге стоит Ева. Как всегда, яркая, шумная, будто её энергия заполняет всё пространство. Высокие сапоги, короткое пальто с блестящей фурнитурой, яркий макияж. Она буквально влетает в комнату, роняя сумку на пол и снимая шарф с таким видом, будто ей только что пришлось преодолеть пол-Москвы на своих двоих.

— Мам! — Она даже не здоровается, сразу подходя ко мне. — Мне срочно нужно, чтобы ты позвонила папе!

— Здравствуй, Ева, — устало отвечаю я, пытаясь сохранить равновесие с малышом на руках.