Развод в 50. Двойная жизнь мужа (СИ). Страница 15

Я знаю, что моя жена права и разговор, который сейчас случился по телефону с Ольгой тому прямое доказательство. Впервые она позволяет себе подобные выходки. Но я не допущу того, чтобы подобное повторилось.

Поворачиваюсь на Марту с полной уверенностью во взгляде.

— Нет, у нее никогда не было такой власти, — озвучиваю напрямую, потому как власть лишь только у той, что стоит напротив.

Лишь она способна стереть меня в порошок. Разница только в том, что Марта не станет этого делать. Она знает все про систему, про то, как там работают чиновники…она знает все про меня. И знает, что неизбежное уже нависло над моей головой. Она дает возможность мне уйти тихо, потому что вполне догадывается что намечается в дальнейшем.

Но ее даже рикошетом не может задеть…я не должен допустить. А идеи этих чертовых пиарщиков госаппарата уже перечеркнуты на ближайшие несколько месяцев. Любое действие им придется согласовывать со мной, даже незначительную строчку в новостях, даже, черт возьми, фотографию с новой стрижкой.

— Она ей и не нужна, ты достаточно ей дал за эти годы…

— Нет, — качаю головой, потому что сейчас не согласен: — Когда-нибудь, когда ты будешь готова ты услышишь всю историю. И я виновен, Марта. Но не такую долю, как ты сейчас считаешь. И я был не прав, что испугался…испугался сказать тебе, побоялся потерять твое восхищение собой, испугался, что ты исчезнешь из моей жизни. Я трусливо смолчал, историчка моя. И вероятно, это самый мой главный грех.

Вижу, как с ее глаз стекает слеза, и мне хочется прижать ее к себе. Но между нами ледяная стена, которая не поддается таянию.

— Уходи, Гордей. — шепчет она: — И будь с Евой помягче, не каждый день узнаешь такие новости, к тому же с ее характером.

Киваю и бросив на свою жену тоскливый взгляд, поджав губы я разворачиваюсь и ухожу.

Внутри уже нет механизма, который бы работал на всех мощностях. Сейчас там подобие былой машины. Имитация.

Но мои шаги просчитаны наперед, независимо от того, как хочется умереть осознавая свою потерю. Сейчас мне нужно успеть вернуть Еву домой без всякого влияния Ольги, прежде чем взорвется бомба. Усмирить эту женщину, по слогам объяснив, что больше ничего и никогда не будет. Поговорить с Пашей и планомерно делать все задуманное.

Выбираю в смартфоне бронь на ближайший рейс, и тут же сажусь в машину, чтобы доехать в аэропорт, а там уже через пару часов оказаться у их порога и забрать свою дочь.

Жестоко ли это по отношению к той, кто когда-то согласился на подачки, а потом получил желаемое? Черт его знает! Это жестоко по отношению к ребенку, ко всем детям, если быть точнее. И жестоко по отношению к жене.

Правильные ориентиры все же не до конца смещены в моей голове, и вероятно, я прекрасно осознавал тот факт, что Ольга не так благородна, как пытается казаться…ведь тогда бы она не влезла к женатому, верно?

Горькая усмешка оседает на губах…благородство… Слишком много мы закладываем в это слово и слишком мало понимаем в этом самом благородстве. Как только на периферии встает эгоцентризм, выигрывает только то, что принесет тебе пользу. Однако, когда ты действуешь в разрез с мнением высокого человека, даже без эгоцентризма твое благородство канет в лету в новых условиях, где ты должен подчиниться.

До аэропорта доезжаю утопая в философских умозаключениях, и оставляю машину на парковке. Быстрая регистрация без багажа, кофе с собой в Старбаксе, и вот я уже поднимаюсь по трапу.

Через два часа я буду смотреть в глаза дочери, которая ненавидит меня, под аккомпанемент нарочитой заботы от женщины, что мне не нужна, и разочарование от мальчика, который видел во мне героя.

Во всей моей истории я причинил боль каждому, и никогда не смогу искупить вину. Но порой приходится выбирать, и я этот выбор, хоть и поздно все же сделал. Сквозь ненависть, боль и злобу, я от него не откажусь. Сейчас я делаю то, что должен был когда-то давно, дабы уберечь и не потерять свою семью. Теперь, даже потеряв, я все равно докажу, что они - это единственный мой дом, они — это мое место.

Глава 24. Ольга

Я открываю дверь, и передо мной стоит она.

Высокая, худая, как и её мать, но совсем другая. Лицо тонкое, глаза колкие, губы тронуты усмешкой, будто она уже победила в этой игре.

Дочь Марты. Дочь Гордея.

Ева Зарудная.

— Ну здравствуйте, мачеха, — тянет она, и её голос пропитан ленивым сарказмом.

Она не двигается, не делает попытки войти, но и не ждёт приглашения. Она просто стоит на пороге, наблюдая, как я на неё смотрю. В глазах призыв, с этой девочкой будет сложно, понимаю это с первой минуты. Но отступать тоже не намерена.

Не показываю удивления. Я вообще ничего не показываю.

— Ты пришла, — спокойно говорю я, скрестив руки на груди. Я не ждала ее так скоро, но почему-то была уверена, что она приедет. Гордей рассказывал о дочери, порой даже слишком много. Делился со мной.

Зато теперь мне это играет на руку, я знаю ее повадки.

— Ага, — кивает она и заходит внутрь без тени сомнения.

Я не спешу закрывать дверь, как будто у меня ещё есть возможность остановить это, изменить ход событий. Но я знаю — поздно.

Внимательно наблюдаю за Евой, как она оглядывает квартиру, её взгляд цепляется за каждую деталь. Она не просто смотрит — она оценивает.

Ставит свою дорогую сумку на тумбу в прихожей, перед этим пройдя пальцем, в поисках пыли. Придирчиво подносит к лицу его, морщась. Плохая, игра, девочка. У меня стерильная чистота.

— Ну и уютное гнёздышко у вас тут, — протягивает она, лениво проводя пальцем по стеклянной поверхности комода повторно. — Семейный очаг, так сказать.

Я не реагирую.

— Ты голодная? Хочешь чаю?

Нужно проявить гостеприимство. Все же… Она его дочь. Дочь мужчины, которого я люблю. Значит… И ее должна полюбить.

— Ой, ну не надо, — она отмахивается, улыбаясь уголками губ. — Не пытайся быть со мной душевной. Давай уже, рассказывай, как ты умудрилась так долго держать папу на поводке?

Я медленно выдыхаю.

— Ева, давай просто поговорим.

— Ой, пожалуйста, — закатывает глаза она. — Ты не забирала папу, да? Он «сам пришёл»?

— Да, сам, — говорю я твёрдо.

— Конечно, конечно, — Ева снимает куртку и бросает её на спинку дивана, точно хозяйка. — Мужчины всегда сами приходят. А женщины просто случайно оказываются рядом, когда они «уставшие, потерянные и несчастные».

Она бьёт точно в цель. Я чувствую, как внутри всё сжимается.

— Ева…

— Нет, ты давай рассказывай, — продолжает она, проходя по квартире. — Где тут мой брат?

Я напрягаюсь.

— Он не виноват в том, что ты злишься, — проговариваю довольно четко, но на нее мои слова не действуют.

— Ой, да ладно, не начинай, — она машет рукой. — Так это он? Ну, показывай, где этот бастард.

Девчонка бесцеремонно хватает фотографию на полке, смотрит на своего брата, но лицом эмоции никак не показывает.

Я резко останавливаюсь.

— Не смей так говорить, — мой голос звучит твёрже, чем я ожидала.

Ева оборачивается, её губы искривлены в насмешке.

— Ой, простите. Чувства любовницы моего папы вдруг стали важны.

В этот момент в коридоре появляется Паша. Он немного расстерян, его внимание полностью привлекает Ева. И смотрит на сестру он с очень большим интересом.

— Мам, кто это?

Ева осматривает его, как будто изучает редкого зверька в зоопарке.

— О, вот и он, — усмехается она. — Привет, братик.

Паша смотрит на неё с непониманием, потом переводит взгляд на меня.

— Мам?

Я кладу руку ему на плечо, стараясь говорить спокойно:

— Иди к себе, Паш.

Он колеблется, смотрит на Еву, потом на меня, но кивает и уходит в комнату.

— Всё так серьёзно? — спрашивает Зарудная младшая, ухмыляясь.

— Ты не имеешь права приходить сюда и устраивать сцену, — говорю я жёстко.

Да, она его дочь… Я должна помнить это. Но я не позволю обижать моего сына… И уже тем более называть… так.