Безумные Мечты (ЛП). Страница 37

Все началось с того, что однажды Гравити порезалась бумагой, когда я сидел с ней. Она настояла на том, чтобы я приклеил пластырь, но когда понял, что у них закончились разноцветные тематические пластыри, она разбушевалась. В результате я прочитал ей лекцию TED Talk о разложении нравственного общества через потребительство и розовый налог, а потом пришел к выводу, что в любом случае лучше купить обычные пластыри и просто нарисовать на них то, что хочешь. С тех пор мы латали ее совершенно безупречное тело. Я сомневался, что Микеланджело когда-нибудь был так занят, как я в эти дни.

— Готово. — Я опустил коричневый, желтый и розовый маркеры обратно в коробку. — Ты как новенькая.

— Спасибо. Я обниму тебя. — Гравити обняла меня.

Что это было с семьей Касабланкас, которая была очень ласковой? И почему Дилан не может прикоснуться ко мне? Она была единственной, чьи руки я хотел видеть на себе.

Я неловко похлопал Гравити по спине. Я все еще был не в восторге от того, что подружился с малышом.

— Это ты... нарисовал смайлики на ее пластыре? — Голос, доносящийся из коридора, заставил меня вскинуть голову.

Черт. Это было зрелище, достойное быть нарисованным в Сикстинской капелле.

Дилан, вся накрашенная, в коричнево-белом летнем платье в горошек с глубоким разрезом, открывающим вид на ее длинные стройные ноги. Она уложила волосы крупными пушистыми волнами и нанесла блеск на скулы, а на губы и внутренние уголки глаз нанесла блеск, от которого они выглядели как роса.

— Это жираф и пончик, — подтвердил я. — Я не позволю, чтобы мою работу бездумно унижал дилетант.

— Я не знала, что мы... заказывали твою работу. — Дилан проглотила смех.

— У вас закончились модные пластыри. — Я медленно встал, так как вся кровь прилила к моему члену.

Дилан просто смотрела на меня со смесью благоговения и нежности. Впервые эта сварливая женщина источала теплоту по отношению ко мне, а не желание поджечь меня.

— Готова отправиться в путь? — Я взглянул на свой скромный Cartier.

Наконец Дилан покачала головой, выходя из своей странной задумчивости.

— Конечно. Мама, ты не против? Это в пяти минутах отсюда и не займет много времени.

— Tesoro mia, конечно (пер. Сокровище мое). Иди и развлекайся. Не забудь выпить бокал вина. Ты его заслужила.

21

Дилан

Ты слышишь этот звук, Дилан? Это звук феминизма, покидающий твое тело. Потому что ты только что стала свидетелем того, как Райленд Колтридж замечательно относится к твоему ребенку.

Даже по-отечески.

Но тебе нужно сдержать свое отчаяние. Ты уже дала понять, что хочешь трахнуть его, а он отказался от этого предложения. Причем несколько раз. А учитывая, что он пережил сексуальное насилие, было бы неплохо не обращаться с ним как с куском мяса.

— Дилан, — нетерпеливо шипел Райленд, судя по его тону, уже в тысячный раз.

Мы ехали в лифте, направляясь вниз, в кафе «Европа». Мне было невыносимо смотреть на него. Только теперь не только потому, что он был горяч, но и потому, что эта горячность была связана с мужчиной, которого мой ребенок просто обожал.

Но он ошибался. У меня были не чувства. Я улавливала гормоны.

— Хм? — Я притворилась скучающей.

— Я только что рассказал тебе обо всем плане. — Он бросил на меня забавный взгляд — Что с тобой не так? Ты вообще слушала?

— Нет. Была слишком занята, фантазируя о том, как ты съезжаешь из здания. Повтори.

Он потер руки, по-мальчишески сосредоточившись.

— Мы обыграем Брюса. Он пунктуальный ублюдок, но нам еще рано. Так что мы поцелуемся в ту самую минуту, когда он войдет, и тогда он подумает, что мы входим к нему в гости с любовью и прочей херней.

— Напомни мне, почему он не мог просто принести приглашение в твой пентхаус?

— Потому что ты должна жить там со мной, а самая женственная вещь, которой я владею, - это картина с голой задницей Урсулы Андресс в натуральную величину, и я не думаю, что это считается.

За это я шлепнула его по руке своей сумочкой.

— Что с тобой не так?

— Ничего. Просто не было картины размером от пола до потолка, вот и пришлось довольствоваться тем, что есть.

— А что, если он опоздает на несколько минут? — спросила я.

Двери лифта открылись, и мы оба вышли на улицу. Погода стояла великолепная, улица была залита солнечными лучами и липким, тяжелым ароматом цветущих цветов.

— Тогда тебе придется еще немного потерпеть, целуя меня. — Райленд издал многострадальный вздох. Его пальцы непринужденно сжимали мои, пока мы переходили улицу к симпатичной французской кофейне с переполненными розово-желтыми цветочными горшками и белыми деревенскими столиками.

— Не смейся над моими трудностями. Меня может стошнить. У меня очень чувствительный рвотный рефлекс, — проворчала я.

— Я был бы рад, если бы мы могли поработать над этим.

К моим щекам прилило тепло, и я смерила его взглядом. Он вернул томное выражение лица.

— У тебя не хватит смелости дотронуться до меня, — поддразнила я его.

— Я буквально собираюсь поцеловать тебя.

— А если Роу узнает? — сладко поинтересовалась я.

— Я скажу ему правду. Что все это было для показухи. Чтобы у нас были зрители. И что никому из нас это не понравилось.

— Я рада, что мы с тобой на одной волне.

— Наверное, нам стоит потренироваться до его прихода, — предложил Райленд.

— Потренироваться? — Мои брови сошлись, и он прыснул со смеху. — Нет, спасибо. Я уже знаю, как целоваться. Я не совсем новичок в этом деле, знаешь ли.

Я ненавидела то, что он знал, как сильно я его хочу. Обычно все было наоборот. Конечно, я знала, что Райленд находит меня привлекательной, но Райленд забрасывал широкие сети. Он находил привлекательными многих людей. Но это не значит, что он уделял им время.

— Ты совсем недавно целовала меня. — Он нахмурил брови. — Это не то же самое, что целоваться со всеми мальчиками, которые были раньше.

Он снова взглянул на часы. Я тоже. Было десять минут.

— У нас нет времени на тренировки, — сказала я.

— Нам понадобится не больше десяти минут. Вообще-то, пяти будет достаточно.

Он отпустил мою руку, обхватил меня за талию и прислонил к стене, своей собственной Пизанской башне. Я слабо вздохнула от его теплого, собственнического прикосновения. Он наклонил меня вниз, положив одну руку мне на талию, а другой обхватив заднюю поверхность бедра, и приблизил свои губы на дюйм к моим. Он остановился на расстоянии вдоха от моих губ, и я уже чувствовала его вкус. Корица, костер, чистый мужчина и моя гибель.

— Знаменитые последние слова перед тем, как я тебя поцелую? — прошептал он.

— Мужские булки смешны после двадцати пяти, — ядовито прошипела я.

С сардонической, неотразимой ухмылкой он пригнулся и поцеловал меня.

22

Райленд

Мой желудок опустился, как только наши губы соприкоснулись, - такого эффекта «американских горок» я еще никогда не испытывал, целуя кого-то.

Моя рука поднялась вверх, обхватив ее голову, пальцы сами собой запутались в локонах ее волос, а наши горячие рты слились воедино, отчаянно всасывая друг друга, словно задыхаясь.

Она застонала мне в рот, и я, воспользовавшись моментом, провел языком по ее губам, отыскивая ее жар и зарываясь в него. На вкус она была как сладчайший нектар, и я все ближе подбирался к райским вратам, сначала мягко двигая ртом по ее губам, ища стоны и вздохи, пытаясь понять, как она любит, чтобы ее целовали - страстно? Сладко? Пылко? Неторопливо? Пока я не нашел идеальное давление, от которого ее лодыжка обвилась вокруг моей, а пальцы ее ног в сандалиях изогнулись.

Наши языки танцевали вместе, и, черт возьми, она знала, что делает. Она дразнила меня быстрыми, неглубокими движениями, и каждый раз, когда наш поцелуй входил в ритм, она давала мне отмашку, меняя угол наклона головы или прикусывая нижнюю губу. Она была игривой, уверенной в себе и голодной. Я чувствовал, как исчезает напряжение в ее мышцах, как тает ее трепет. Она была как пушинка в моих руках, яростная и в то же время податливая, и я подумал, что последние тридцать лет делал все неправильно. Это было настоящее дело. Грань чего-то дикого, темного и необычного.